40-летняя Анна Козлова, писательница и сценаристка ("Краткий курс счастливой жизни", "Самка богомола", "Медиатор") и мама двух детей, в конце октября похоронила мужа.
И сейчас потрясла фейсбук своими размышлениями о роли мужчины в жизни женщины - пост собрал 3 тысячи лайков:
"За месяц, пока Петя лежал в больнице, и за две почти недели, прошедшие с его смерти, я получила такую колоссальную женскую поддержку, что о ней мне хочется сказать отдельно.
Жизнь с мужчиной, какой бы прекрасной ни была, замыкает тебя на нем.
Об этом как бы неприлично говорить, но после Петиной смерти я осознала, насколько легче мне стало в бытовом плане.
Пропала необходимость готовить каждый день, мне стал не нужен такой объем продуктов, уборка, доводившая меня до исступления, резко упала до вполне терпимых обьемов.
Я встретилась с подругами и приятельницами, с которыми не встречалась годами или встречалась урывками.
И почти все они, профессионально состоявшихся, красивые женщины около сорока рассказывали одну и ту же печальную историю.
Не прав был Лев Толстой, утверждавший, что все несчастливые семьи несчастливы по-своему. Все как раз наоборот. Счастье уникально, а несчастья так похожи, что когда одна начинает рассказывать, все остальные кивают, все остальные могут продолжить.
У всех одно и то же.
Мужчины не выдерживают жизни.
Они не могут быть опорой, их какое-то время жалеют, какое-то время надеются на чудо, покупают им пиво, сами выплачивают ипотеку, сами работают, сами таскают домой продукты, сами воспитывают детей, при этом умудряясь чем-то увлекаться, что-то осваивать, о чем-то мечтать.
Потом предел, развод. Мужчин долго пытаются выгнать из своих же квартир под вопли о разрушении семьи, пытаются играть с ними в игру «совместная опека», и опять ничего не выходит. Мужчинам словно достаточно просто поверить в то, что их бывшая жена, мать их детей «во всем виновата».
Пускай и так, но что дальше? А дальше – ничего.
И эти плюс-минус сорокалетние женщины открыто говорят, что никогда и не при каких обстоятельствах их больше не заманить в лохотрон под названием «счастливая семья», и от этого, с одной стороны, грустно, а с другой – действительно, зачем?
Но игнорируя в упор эту, казалось бы, очевидную реальность, ко мне вдруг стал настойчиво пробиваться некий народный глас.
Под народным гласом я понимаю не слова, не фразы, а некую матрицу мысли, которую совершенно необязательно озвучивает кассирша из пятерочки.
Эта матрица гораздо сильнее и могущественне, чем мы все привыкли думать.
Она живет и в головах интеллигенток в третьем поколении, профессоров, ученых-лингвистов. Все эти люди, выразив сочувствие, могут вдруг поинтересоваться, сколько тебе лет, и, узнав, что сорок, сказать что-то вроде: "Все еще впереди".
Это остается просто фразой, особенно если она говорится на следующий день после смерти твоего мужчины.
Но по прошествии пяти-семи-десяти дней глас становится громче.
Огромное количество людей написали мне личные сообщения с сочувствиями, и примерно половина этих сообщений заканчивались просьбами «себя не хоронить».
Меня это не просто поразило, я зависла, вдруг осознав, что для очень многих ценность отношений в их наличии, а не в качествах человека, которого ты выбираешь. Меня потрясло, что, с точки зрения необозримой человеческой массы, я разорвана и раздавлена не смертью как таковой, а перспективой одинокой вдовьей жизни.
Мои подруги, пережившие развод, рассказали, как им на работе рекомендуют завести тиндер, найти мужика «для здоровья», да и вообще все вокруг, начиная с их собственных матерей, крайне разочарованы и озабочены тем, что бабоньки простаивают.
Казалось бы, чего-чего, а бабонек, в нашей стране не счесть, ну простаивают какие-то сорокалетки с детьми, какая разница?
Но нет.
Не положено, невозможно, неправильно.
Всякая баба, пока она может работать, должна работать. И желательно не только на работе, но еще и дома на какого-нибудь мужика, не суть важно, какого. Любого.
Жить одной или с детьми, или с собаками и кошками – это в глазах нашего народа почти преступление.
Рабочий в деревне, со светлой тоской оглядев участок, сказал мне, что плохо земле без хозяина. Остальные понимающе кивнули.
В этом было и сожаление о земле и некий намек, что мне стоило бы какого-нибудь нового хозяина найти. И желательно побыстрее.
На свою землю.
Привести его, наверное, в свой дом, попросить им владеть и меня по мере возможностей вразумлять.
Подкашивает не такого рода бред, подкашивает это всеобщее, тотальное неверие в твои силы.
В то, что без мужчины ты ни с чем не справишься.
Подкашивает то, как с тобой разговаривают полуграмотные монтажники подоконников, которым ты сообщаешь, что человек, который с ними договаривался, умер, и теперь им придется иметь дело с тобой.
Рабочие, которые у Пети бегали по струночке и только успевали кланяться, а теперь считают возможным взять аванс и через неделю сквозь зубы сказать, что они «заболели».
И если в Москве, в профессиональной среде, тебе ничего никому доказывать вроде бы не надо, то стоит отъехать от этой Москвы на двести км, как ты вдруг становишься никем. Легкой мишенью. Бабой без мужика, ничего не понимающей дурой, которую все, ухмыляясь в усы, с радостью на...бывают.
И эта реальность открывается тебе, только когда падает каменная стена, за которой ты сидела, пописывая свои романы и сценарии. И в ужасе думаешь, что если это происходит с тобой, то что же происходит с другими женщинами?
И все эти люди, кричащие в фейсбуке и телевизоре, что Россия – страна победившего феминизма, и у наших женщин прав, как грязи, они, может, что-то иное видят? Не то, что вижу я?
Когда тебя это не касается, ты об этом не думаешь. Или думаешь бегло, вяло, снисходительно. Но когда тебя это коснется, ты все поймешь.
Так это работает.
Ты поймешь реальную степень бесправия, ты поймешь, как происходят преследования женщин с оружием около детских садов, где они работают, ты поймешь, как легко и просто этих женщин посылают нах...й в полиции за день до того, как их убьют, ты поймешь, что их, правда, некому защитить, потому что никто просто так палец о палец для них не ударит.
И ты поймешь, что народный глас, пусть грубо, пусть беспардонно, но желает, в общем, добра. Он знает, как обстоят дела на самом деле. И он знает, ради чего, из последних сил, миллионы женщин тащат на своем горбу мужчин в этой стране победившего феминизма".
