Меня не смутила идея перевода значительной суммы для Бобби через интернет. Потом мы купили снаряжение и билеты. К моему удивлению, в аэропорту Аруши нас таки встретил человек от Бобби и на следующее утро мы двинулись в путь. После пяти дней бессистемного похода вверх и вниз по невероятной красоты горе, мы пришли к последней стоянке. Отсюда предстояло штурмовать пик. Почему-то ночью. 1600 метров вперед и вверх. А там должно было быть красиво.
Штурм пика оказался адским п-цом. Шквальный ветер, мороз и разреженный воздух. Дышать было невероятно тяжело, но, остановившись отдышаться, можно было сдохнуть от холода. Это длилось восемь часов. Или четыре года. Чтобы не думать о том, как мне херово, я перебирал в голове все песни, которые я знал. Довольно быстро, единственные песни, которые еще приходила в сознание была Sunny Afternoon группы Kinks. Ну и периодически Царь Леонид орал в голове «Это - Спарта». Мы пришли на пик к рассвету. Наверное там было очень красиво, но из-за ветра открыть глаза было практически невозможно. Наскоро сфотографировавшись мы побежали вниз, сжигая глаза отражающимся от снега солнцем. На пике мы провели минут пять.
Потом мы долго спускались по тысячам ступеней разной высоты и ширины. Можно было поспать еще одну ночь на горе, но мы бежали назад и вниз, а там - душ. Было очень красиво, быстрая смена ландшафтов, массив других пиков, огромные черно-серые вороны. Через каких-то 12 часов мы были в отеле. На следующий день колени не разгибались и все мышцы ног болели невероятно. Мы побывали на пике и спустились.
После этого я как-то обходился без пиков в жизни. Вплоть до ковида-19. Это восхождение, пожалуй, было помучительней. Самое страшное, что на спуске мы тоже не видим пока ничего хорошего, а в конце спуска вместо душа наш ждет, похоже, либо долгий карантин, либо вторая волна.
Сейчас же вокруг смерть. Новых пациентов с ковид-19 поступает много меньше. И в интенсивную терапию, и просто в больницу. Но те, кто есть, пока не закончили со своими мучениями. Многих выписывают. Почти каждый день аплодисменты. Это кто-то, кого перевели из интенсивной терапии в обычное отделение дни или недели назад, выписался домой или на реабилитацию. Но часто мы слышим другое. Сигнал остановки сердца, сердечно-легочная реанимация. Почти в ста процентов случаев бесполезная.
Мой друг - интенсивист Хозе - один из самых жизнерадостных людей на свете. Он не умеет сдерживать смех. Несколько раз мы пытались устраивать розыгрыши во время вечернего пересменка. Розыгрыши эти достаточно непритязательные. Мы придумывали для заступающему на ночь какую-нибудь историю, предполагающую кучу неприятной возни. Человек, работающий до поздней ночи, редко приходит на работу в хорошем настроении. Хорошо продуманная и поданная история, обещающая много часов расхлебывания, выбьет из колеи напрочь. Из-за Хозе с его искренним неконтролируемым смехом эти шутки почти никогда не срабатывают.
Восьмого апреля, в день пика, он пришел в нашу комнатку, где происходит сдача и прием смены, в слезах. Я до этого его ни разу не видел даже в плохом настроении. Он только что интубировал парня тридцати лет на глазах у отца. Диагноз понятный. У обоих. Они оба лежали в одной палате. Папу нельзя была даже вывезти в коридор. Изоляция. Парня перевезли в Бит, нашли ему койку, несмотря на ужас и пациентов на вентиляторах во всех отделениях. Той же ночью его маму привезли парамедики. Уже на ИВЛ. Дома осталась младшая дочь и сестра. После мучительного курса парня удалось вывести с ИВЛ. Пусть и с некоторыми потерями, но он молодой и есть все шансы, что восстановится полностью. Папа тоже все еще в больнице, но не ухудшается. Дочка дома, чувствует себя хорошо.
Вчера вечером остановилось сердце у мамы. Этот исход был ожидаем. Никакой возможности предотвратить остановку не было. Ни одна терапия не сработала. Рефрактерный шок и ухудшающаяся дыхательная недостаточность. Отказали почки. Все коммуникации шли через сидящую дома в карантине молодую женщину. Я не представляю, каково ей. Папа с сыном все ещё восстанавливались в больнице. Ей приходилось принимать решения по поводу мамы. Она не хотела слышать о бесполезности непрямого массажа сердца. Мы, конечно же, сделали все по правилам. К сожалению, с ожидаемым результатом. Никто из членов семьи так больше и не смог её увидеть. Ей было 50 лет.
На следующий вечер по просьбе семьи одного из пациентов отключали от вентилятора. Перед этим семья смогла позвонить и по видео сказать последние слова. Это максимум, что мы можем сейчас предложить. Около больницы все ещё стоит передвижной морг. Наверное, скоро придется подгонять новый. Сход с пика не заканчивает ужаса".
