В практике психолога Екатерины Мурашовой был случай нестандартного лечения депрессии у мужчин. После того, как муж, бывший бизнесмен, несколько лет провел, уткнувшись в стену, жена решила вернуть его к действительности необычным способом. В прошлый раз мы рассказали эту историю с позиции женщины. Сегодня — о том, как мужчина пережил уход жены и что из этого вышло.
Разговор по сотовой связи с домашнего телефона тогда стоил очень (в сравнении с моими доходами) дорого, но я не удержалась: конечно, волновалась за детей, но и любопытство!
Сначала настороженное: ничего вроде.
Потом с надеждой: налаживается, тьфу, тьфу, тьфу!
И наконец (спустя где-то полгода) ликующее: спасибо, спасибо, у нас все хорошо!
Ну и слава богу, от сердца отлегло.
Но и это еще не все.
Еще месяца через два пришел здоровый мужик. Такое впечатление, что малиновый пиджак и золотую цепь только что снял и оставил в коридоре. Но речь культурная (мама — библиотекарь!).
— Простите, что беспокою. У вас ведь с полгода назад была моя жена вот с такой-то проблемой (кратко описывает все то, что читатель уже знает)?
— Гмм, была, да, — тревога внутри меня росла экспоненциально. — Что-то случилось? С ней? С детьми?
— Ничего, ничего, у нас все хорошо, спасибо. Я просто вот удостовериться. Она мне вот... (показывает какую-то тетрадку школьного вида) это типа ее дневник. Она тут, типа, писала все. Ну что она это все задумала, чтобы меня вытащить, и ушла, потому что меня любит и за детей боялась, но... И вот там про вас есть...
— С номером поликлиники и фамилией? — с любопытством уточнила я.
— Ага, и даже номер кабинета есть, — простодушно кивнул Сергей. — Вот я и пришел...
— Ну, раз уж пришли, расскажите, как оно было, — сказала я. — Нетривиальный все-таки способ лечения депрессии с алкогольным синдромом.
— Ага, — он опять кивнул. — И не говорите!
Она оставила ему записку: «Прости, больше не могу, вернусь, когда ты все наладишь». Он сначала не поверил, подумал: бабы — дуры, это такой глупый розыгрыш.
Вечером дочка спросила у него: папа, Артур есть хочет. Что мне ему дать? Он рявкнул на нее: где ваша чертова мать? Это ее дело!
Девочка заплакала и ушла. Ему стало стыдно. Он пошел к холодильнику, там были какие-то продукты (немного). Накормил сына, к дочери не пошел (не умел мириться), утешил себя: на ночь дура вернется.
Она, конечно, не вернулась. Утром разбудил сын: папа, а где мама? А мы в садик пойдем?
Он запаниковал. Вскочил, заметался. Дочь уже ушла в школу. Наскоро умылся, пригладил волосы, надел что-то из шкафа и тут сообразил, что не знает, где находится садик сына и как туда идти. Хорошо, мальчик сам знал дорогу. Воспитательница взглянула подозрительно, но ничего не сказала.
Вернулся домой, позвонил в Нижний Тагил. Теща ничего не знала (или притворялась), он ее обматерил, отвел душу.
Позвонил своей матери, она холодно сказала: ты сам во всем виноват, я тебя предупреждала неоднократно, что нельзя так распускаться, она еще долго терпела, вот теперь и ищи ее, и расхлебывай все сам.
Посидел, понял, что не знает ее новых друзей, знакомых, ни одного контакта. Позвонил кому-то из старых подруг, из семейной телефонной книги, та, конечно, ничего не знала, закудахтала как курица, он бросил трубку.
Вечером заискивающе обратился к дочери: а где мама работает? Дочка ледяным тоном (с бабушкиными интонациями) назвала адрес магазина. Сходил туда. Там посмотрели подозрительно: а вы, собственно, ей кто? Я муж. Облили презрением (он едва сдержался), но все же сказали: уволилась по семейным обстоятельствам.
Пришел домой, напился. Утром опять будит сын. Стыдно так, что хочется вот просто сразу удавиться.
— Ты ел чего-нибудь?
— Меня в садике покормят. Но что мне надеть?
Где хранится детская одежда? Где вообще что?!
Когда дочь пришла из школы, он спросил: что я вчера?
— Ничего, просто выпил свою бутылку и спать лег.
— Как же мы теперь будем? (Я, мужик, спрашиваю у двенадцатилетней девочки — позорище-то какое! — чуть не зарыдал от горечи и отвращения.)
— Да ничего, папа, сейчас все обсудим и выкрутимся как-нибудь. (Опять чуть не зарыдал — теперь уже от любви и благодарности.)
Наладилось довольно быстро, как ни странно. Артур еще спрашивал о матери, но Рита говорила: она уехала по делам, потом приедет, — и он сразу успокаивался. Новый, изменившийся папа (надо же, не лежит, не обращая ни на что внимания, а разговаривает с ним, играет, водит в садик, моет в ванной) занимал почти все свободное от садика время мальчика. Рита помогала вести хозяйство, он поражался: помнил смешливую девочку с косичками, когда же она так выросла?!
Месяца через полтора позвонил старым друзьям, коллегам, честно признался: был на дне, всплываю, нужна работа. С десяток встреч было впустую (он уже готов был опять сорваться, но дети, особенно Артур, держали на плаву), потом вдруг вылез старый контакт, и образовалась зацепка в строительном бизнесе. Он знал, что из его нынешней позиции не приходится выбирать, и согласился на все условия. Сейчас его ситуация уже значительно лучше и стабильней.
Жену все это время вспоминал то с тоской, то с нежностью, то с ненавистью. Искал (безуспешно). Тысячу раз придумывал и все-таки не знал, что ей скажет, если увидит. Однажды она просто появилась на пороге, подошла и молча обняла мужа. Потом разделась, вымыла руки и достала из сумки вот этот дневник... Теперь он гадает: что ж это было?
Разумеется, я подтвердила для него все сказанное в дневнике жены и озвучила самый благородный и самоотверженный вариант ее мотивов.
Но сама так и осталась в недоумении. Любовь, которая на своем пути сносит все преграды и успешно преодолевает все опасности? Или невероятно точный, холодный расчет? И имеет ли это значение, если все кончилось благополучно? Я не знаю. А что думаете вы, уважаемые читатели?