Любила работу — и полюбила быть с ребенком
Мне 34 года, у меня двое детей — девять и четыре. Мальчики. До декрета я работала "на телеке". Пришла в "новости" 18-летней девочкой и прошла все круги стажерского ада, выросла до спецкора, потом продюсера, потом шеф-редактора. Перед рождением первого ребенка делала документальные фильмы и всякую публицистику. Работу свою очень любила. Чем заниматься дома, не понимала.
На середине беременности я "встала в очередь" на чудесную няню моей подруги: ее дочка должна была пойти в сад через некоторое время. План был такой: месяцев до 7–8 я сижу дома с малышом, потом освобождается няня, и я возвращаюсь на работу.
Все, возможно, так и было бы, но няня внезапно вышла замуж и сама оказалась в положении. Мы к тому времени переехали в Подмосковье, да к тому же нас настиг финансовый кризис. Местные няни мне не нравились и стоили денег, которых не было.
Когда сыну исполнилось 9 месяцев, я стала работать из дома. Начался сущий ад. У малыша резались зубы, он не спал без меня ни днем ни ночью, а мне приходилось звонить в разные министерства и прочие официальные организации, писать синопсисы и разрабатывать темы. Я все время разрывалась между ощущением "плохая мать" и "плохой продюсер".
Через несколько месяцев муж нашел вторую работу и настойчиво попросил меня "побыть в декрете". Я сдалась.
Я отдохнула и вдруг поняла, как это круто — быть мамой. Я с большим энтузиазмом (и немалой долей профессиональной деформации) ударилась в изучение всевозможных аспектов "детской темы". Мне нравилось быть мамой моего мальчика и вообще продвинутой мамой. Я несла свет в массы со всеми своими слингами, совместным сном, долгокормлением, вальдорфскими игрушками. Никакая няня уже просто не вписывалась в мою картину мира, как и детский сад раньше 3 лет. А на следующий день после этой даты мы уехали на ПМЖ за границу.
Когда же ты выйдешь из декрета?
В новой стране говорили на новом (для всей нашей семьи) языке. Сына почти сразу определили в местный садик, а я пошла учиться. Знакомые эмигранты обещали невероятно быструю языковую (и не только) адаптацию, но Марк рыдал там часами, хотя воспитатели буквально носили его на руках и делали все, что могли.
Окружающие (родственники, знакомые и даже некоторые друзья) немедленно надели белые футболки с надписью "я же говорил(а)". Они "так и знали", что все это "естественное родительство" и "теория привязанности" не доведут до добра. Что не стоило так "носиться с чувствами ребенка", "давать столько свободы", "растить у маминой юбки" и т.п. Вместо поддержки я получила огромный поток нравоучений (даже муж как-то плавно соскочил из моей лодки).
Сначала я пыталась защищать свои убеждения. Но вскоре поняла, что больше не хочу "проповедовать". Я была интуитивно уверена, что все сделала и делаю правильно. Поэтому замолчала и сосредоточилась на сыне.
Я понимала, что на самом деле к своим 3 годам он стал уже довольно самостоятельным, разумным и уверенным в себе. У нас была здоровая связь, он мог оставаться без меня на 5–6 часов, умел и любил играть с детьми, с удовольствием общался с новыми людьми. Я быстро увидела, что вся проблема — в языковом барьере.
Нашла местного бэбиситтера, знавшего базовый русский, и вопрос решился буквально за 2–3 месяца. Сын полюбил садик, а я пошла волонтером в местный дом престарелых: работать по профессии я пока не могла.
Скоро всем стало ужасно интересно, когда же я "выйду из декрета". Никого не волновало, что садики в этой стране открыты максимум до 16:30. Что никакой работы для меня в этом населенном пункте нет. Что я растеряла все связи в России, которые дали бы хоть какую-то "удаленку"...
Я ничего никому не объясняла, я уже выбрала тактику: молчание. Но сама, конечно, очень переживала. Вновь увлеклась рукоделием, пробовала даже продавать собственные поделки. Ходила к "своим старичкам" резать салат к обеду и помогать с занятиями.
Все это время деньги зарабатывал муж. Он справлялся, мы жили благополучно. До декрета я получала то на равных, то даже больше него. С самого начала наших отношений так повелось, что у нас все деньги были общие и тратились по необходимости. В затянувшемся декрете этот сценарий сохранился.
Однако через пару лет жизни за границей муж понял, что здесь ему не достичь того профессионального уровня, на который он мог бы рассчитывать в Москве. И он предложил вернуться.
Мама-домохозяйка — это не для меня
Я увидела в этом свой шанс: сын был уже совсем "взрослым", оставался год до школы, а мне хотелось вернуться на "телек". Наши взгляды на жизнь в Москве (и вообще в России) изменились. Мы соскучились. Поэтому мы продали машину, прочее имущество раздарили друзьям и купили билеты домой... А за пару недель до отъезда я узнала, что жду второго сына.
Мы вернулись в Москву, муж начал строить карьеру (успешно), сын отправился в детский сад (с удовольствием), а я маялась: беременность была не очень благополучной.
Родился второй малыш, и начался новый круг моего материнства. На этот раз все складывалось иначе. Старшему было 6, он являлся живым доказательством того, что я "умею растить детей". Окружающие не имели ко мне вопросов. Всем было очевидно, что и со вторым ребенком я буду сидеть дома лет до трех.
Но очень скоро я поняла, что не справляюсь. Быть stay at home mom стало намного сложнее. Старший пошел в школу и на всякие кружки. У него обнаружился некий большой талант, который прямиком отправил меня в мир профильных конкурсов, фестивалей и прочих важных (не мне, а сыну) мероприятий. Все это — с младшим на руках. Плюс школьные домашние задания в стиле "доклад-презентация для смарт-доски на тему „Самые большие грибы в мире“".
Я стала чудовищно уставать, чувствовала, что меня поглощает рутина. Что я уже "занимаюсь детьми" не потому, что хочу, а потому, что это превратилось в мою обязанность, мою работу. Я поняла, что надо все изменить, и стала искать работу, которая позволит и быть с детьми, и быть собой — рядом с детьми, но отдельно от них.
