Молчание или буря – так чаще всего выглядит общение мужа и жены после измены. Вот две истории о том, почему не стоит выбирать молчание, если мы хотим сохранить отношения.
Два противоположных сценария. В одном Кертис замкнулся в молчании. В другом Сара бросает вызов своему молчанию и преодолевает его.
Кертис и Элис: он так и не открылся
И Кертис, и Элис принесли в свой брак деструктивные стили общения. Они идеально подходили друг другу, и каждый позволял другому играть хорошо отрепетированную роль до тех пор, пока занавес не опустился после измены Кертиса.
Властный отец Кертиса заботился о семье и создал домашнюю атмосферу — на первый взгляд абсолютно бесконфликтную. Если Кертис когда-нибудь и чувствовал обиду, то никому в этом не признавался, в том числе самому себе.
Женившись на Элис, он скрылся за тем же милым, кротким фасадом, который с детства показывал всему миру. Он подчинялся ее желаниям, как подчинялся отцу, и приучил ее не обращать внимания на его потребности. Его жизнь в браке казалась абсолютно безмятежной.
Элис тоже выросла с властным отцом, но вместо того, чтобы бояться его, она хорошо научилась отвечать оскорблениями на оскорбления. Они с отцом ругались серьезно и часто. В браке она примерила на себя роль отца и часто нападала на Кертиса за его мягкость и застенчивость. Она стала презирать его за то, что он не отвечал ей.
Спустя 20 лет брака, когда Кертис не справился с крупными инвестициями в бизнес, Элис облила его презрением. Кертис ничего не сказал, но очень скоро выразил свой затаенный гнев, покинув ее и съехавшись с бухгалтером.
Когда я увидела его через два месяца, он все еще злился на Элис за то, что та его не поддержала. "После того как я все время подстраивался под ее настроение, — сказал он мне, — я один-единственный раз попросил о чем-то в ответ, но она ничего не смогла мне дать".
Я подчеркнула, что за все годы их совместной жизни он ни разу никак не показал, не дал ни единого намека на то, что несчастен, и не попросил ее считаться с ним. Он ни разу не сказал: "Послушай. Ты нужна мне сейчас. Я всегда тебя поддерживал, и, если у тебя нет для меня сочувствия и человечности, я ухожу".
Я спросила его, как после стольких лет, в течение которых он приучал ее не заботиться о нем, мог он ждать, что она поведет себя иначе.
Кертис все еще мог открыться Элис — она глубоко сожалела о том, как обошлась с ним, и хотела, чтобы он вернулся, — но он по обыкновению замкнулся в себе и продолжил удовлетворять свои потребности вне их отношений.
Сара и Джон: привыкла молчать, но смогла заговорить
У истории Сары более счастливый конец. Она выросла с мамой-диабетиком и усвоила роль невидимого ребенка, который никогда никому не говорит о своих потребностях. Ее гнев иногда прорывался, но в итоге ей всегда становилось стыдно, и она замыкалась в себе. В браке с Джоном она жила по тому же паттерну чередующихся молчания и бури.
Спустя почти год после того, как он закончил роман со своей секретаршей, Джон заявил, что останется на работе на вечеринку по случаю Рождества, и пригласил Сару присоединиться.
Она рассвирепела. "Значит, ты до сих пор встречаешься с той девчонкой, — кричала она. — Если бы ты гордился мной и хотел, чтобы я пришла, ты бы не пригласил меня в последний момент, когда уже знал, что мне поздно начинать собираться".
Джон, почувствовавший себя уязвленным, настаивал на том, что забыл о вечеринке просто потому, что не придавал ей никакого значения и завален работой. Сара хотела ему поверить, но продолжала отчитывать.
Когда в тот вечер Джон рано вернулся с вечеринки, Сара хотела помириться с ним, но тут ее паттерн молчания поднял голову.
Рассказывает Сара
Джон, как всегда, решал конфликт по-своему — немедленно пойти спать. Я знала, что он вот-вот начнет сопеть, а я всю ночь не смогу нормально заснуть. Наутро мне будет плохо, и я еще сильнее разозлюсь на него. Мы не будем разговаривать весь день, а к тому времени, когда он вернется домой, я превращусь в бешеного маньяка.
Мне на самом деле нужно было помириться с ним до того, как я пойду спать, но мое прежнее молчаливое „я“ просто лежало и боялось пошевелиться. „Ты дура, — сказала я себе, — почему ты не можешь просто извиниться и попросить, чтобы он тебя обнял? Ты никогда ничего не просишь — почему это так трудно для тебя? Поговори с ним“.
И я поговорила. Я повернулась к нему и жалостливо сказала: „Я не могу заснуть. Ты не против, если я включу лампу, чтобы почитать?“ — „Нет, все нормально“, — ответил он и закрыл глаза.
Я лежала и думала: „Я тебе поражаюсь! Меньше всего тебе сейчас хочется читать. Возьми себя в руки. Скажи ему, что тебе нужно“.
Тогда я потрясла его за плечо и сказала: „Джон, это все не то. Я ужасно чувствую себя из-за нашей сегодняшней ссоры: я боюсь за нас и злюсь на себя за то, что стала с тобой ругаться. Пожалуйста, не засыпай, оставив меня в одиночестве. Просто обними меня“.
Джон открыл глаза, улыбнулся и немного придвинулся. На этот раз я приняла его приглашение.
С трудом верится, как тяжело это было — просто говорить открыто. Мне пришлось переступить через какой-то блок глубоко внутри меня. Я прожила так всю свою жизнь, подавляя себя или взрываясь. Когда я наконец обрела свой собственный голос, я подарила Джону возможность заботиться обо мне и по-новому ощутила себя — более открытой, более нужной.
