Вы помните себя в 3-4 года? Может быть, что-то из детского сада? Например, как вас заставляли есть? В детском доме детей тоже заставляют есть, а еще наказывают — так, чтобы детям было больно и обидно, а взрослым — незаметно. Георгий Гынжу, ребенок, выросший в детском доме, и автор книги "Меня зовут Гоша. История сироты", изданной фондом "Арифметика добра", сохранил немало таких воспоминаний.
Я помню, был рыбный день. Он всегда у нас был по четвергам. И давали всем рыбный суп. А я его не любил и есть не хотел, поэтому начал капризничать.
— Не хочу кушать, не буду кушать...
Тогда ко мне подошла наша ночная питалка (сокращенное от "воспиталка"), мама Оля — она как назло кого-то там в этот день заменяла, — и говорит:
— Ешь!
Я опять за своё.
— Не буду, не хочу-у-у!
— Сейчас за шиворот вылью, — пригрозила она.
— Ну, можно я не буду? — я уже начал скулить. — Пожалуйста, можно, я только бульончик?
— Нет, ешь быстро все! — она встала, руки в бока.
— А-а-а, — я начал плакать.
И она, такая, схватила тарелку и — фффф — вылила мне весь суп за шиворот. Сейчас ржу не могу, как вспомню: суп же не горячий был, так что всё нормально. Но тогда мне, конечно, было не смешно. А страшно обидно. Я реально рыдал. Начал по полу кататься, биться головой, орать: "Что ты де-е-елаешь?!". А она как завопит на меня:
— Сел на место! Сел и сидишь!
Не спросила, ошпарился или нет. Не помогла переодеться.
Как нас наказывали в детском доме
Мама Оля эта вообще была бэ. Настоящая злюка. Она же и била нас ночью по пяткам. Брала прыгалки и давай лупить. Это если вечером мы долго не засыпали, а шептались, обсуждали то, что днем не смогли обсудить, или в войнушку играли: "Тыщ-тыдыщ-тыдыщ". И она заходит с этими прыгалками, включает свет, и пофиг — спит кто, не спит — начинает.
— Все ноги вверх!
Если кто не слышал, спал, она подходила, специально будила, откидывала одеяло и орала в самое ухо:
— Поднял ноги вверх!
Мы понимали, что лучше не сопротивляться. Сначала, конечно, было больно. Всей группой плакали, просто ревели. Какого фига нас бьют?! За что?! А потом привыкли. Научились ноги поднимать так, чтобы можно было уворачиваться — попробуй попади.
Но, кстати, спрятать ноги под одеяло никто не пытался. Мы уже знали — тогда будет что-то другое, еще хуже. Поставили бы в прихожую стоять, пока все не заснут. А спать-то хочется все равно в теплой постельке, а не в тонкой пижамке на холоде стоять.
Или еще был вариант — сидеть в сушилке. Там сушили нашу верхнюю одежду после прогулок, и был специальный верхний ярус для шапок, варежек, шарфов. Провинившихся сажали туда, к этим шапкам на антресоли. Места для ребенка там вполне хватало. Сажали и уходили. И было так стрёмно сидеть, потому что я лично всегда боялся заснуть и упасть. А уснешь, упадешь — твои проблемы. Жалеть и на раны дуть никто не будет. Поэтому изо всех сил старался не спать.
Мой друг Тимик один раз умудрился как-то слезть с этих антресолей и начал скакать по лавочкам в раздевалке, которая была рядом с сушилкой. В итоге сломал себе руку. Но это никого не остановило — как сажали в сушилку на антресоли, так и продолжали сажать. Про Тимика просто сказали, что он сбежал из группы и прыгал по лавкам в раздевалке. Поэтому директор дошкольного отделения так и не узнала, что и как на самом деле было.
Директором у нас женщина была, очень добрая. Не помню, как ее звали. Но она реально следила, чтобы нас не обижали. Но ночью-то ее не было, и вот тогда все самое интересное происходило.
Еще нас наказывали кипятком. Совали в ванну и включали очень горячую воду, а мы под собственный вой плясали. Не знаю, как они это делали, но мы никогда не обваривались, только больно было. И мы отплясывали, кричали: "Не на-а-адо, мы будем себя вести хорошо-о-о".
Как нас наказывали в летнем лагере
Ну, и в лагере были свои наказания. Нас возили все время в один и тот же лагерь "Звездочку", до сих пор его помню. Это в Подмосковье. С нами ездили воспитатели, которые тоже в нашем баторе (детском доме, сокращенное от "инкубатор") работали. И вот там за плохое поведение или если в тихий час не спишь, засовывали крапиву в трусы. От этого я прям реально орал.
— А-а-а, мне жжет, можно я высуну?!
— Нет, — говорила воспитательница, — ты нормально спать не хотел? Теперь спи с крапивой.
И вот ложишься, как солдатик, с мыслями: "Всё, главное, не ёрзать и поскорее заснуть. А дальше будет нормально". Сначала, правда, я плакал, елозил, только хуже себе делал. А потом понял, что лучше не шевелиться, а спокойно лежать. И лежал, засыпал так. Но спал чутко-чутко. Стоило чуть заворочаться во сне, и крапива начинала жечь.
Но и к этому я тоже привык. Нормально. Воспитательницу, которая крапиву мне засовывала, звали Михалочка. Такая женщина XXL. Не то что бы очень полная, но грудь — просто гора. Меня туда как на табурет можно было посадить, и я бы не свалился.
Волосы у нее были кучерявые, выжженные пергидролем и химией, поэтому непонятного цвета, и с совершенно идиотской стрижкой. Как у барана. И усы еще такие страшные, черные, заодно с бакенбардами — прямо фу-у-у. Прожитая тетка была, повидавшая. Наверное, где-то за пятьдесят. Она работала в одной из групп нашей дошколки. И на смену в лагерь, конечно, всегда приезжала. Хорошо хоть в баторе она не в моей группе была!
А у наших питалок такой график был, что в будние дни, например, до вечера работает Наталья Анатольевна, а в выходные — Лариса Павловна. Другую неделю в будни днем работает Нина Александровна, а по выходным опять Лариса Павловна. Но на ночь всегда приходила эта сумасшедшая мама Оля, которую я ненавидел.
Как я ночью описался
Потом вместо нее другая питалка появилась. Светлана какая-то, что ли. Точно не помню. Она проработала очень мало. И как раз у нее я единственный раз намочил кровать. Понимал во сне, что хочу писать, а на горшок не встал.
— Ты что наделал?! — она не на шутку разозлилась.
— Простите, — было стыдно, — мне снился сон, я хотел его досмотреть.
— И?
— И мне во сне показалось, что я сел на горшок и пописал. А на самом деле нет.
Мне казалось во сне, что я встал, пошел на горшок и все сделал как надо. Но потом мне самому стало мокро, и я понял, что что-то не так. Хотя сначала подумал, что просто горшок переполнился.
— Ты что, с дуба рухнул?! — она начала орать на всю группу. — Посмотрите все на этого ребенка! Он опи-и-исался! Тебе не стыдно ссать в собственную кровать?!
— Простите, — мне уже совсем было не по себе, — такой был сон интересный.
— Мне всё равно! Сон у него. Берешь быстро постельное белье и идешь его стирать!
Я пошел в ванную со своей простыней и пододеяльником, взял там тазик, начал стирать. Мне тогда было три с половиной года. После этого я больше не мочился в кровать.
Как мы отомстили
Но иногда, было дело, нам надоедало быть послушными и молча терпеть, что на нас орут. Да и скучно время от времени становилось, и мы придумывали, как попить у злых питалок кровушки. Особенно хотелось насолить той самой ночной питалке маме Оле, которая постоянно нас обижала.
И вот однажды к нам в группу притащили крысу. Обычную домашнюю крысу, которая дома в клетке живет. Я тогда не знал, кто и зачем это сделал. Зато сразу заметил, что у крысы слишком блатная жизнь. Мягкая подстилка, подушка, даже одеялко. Я тогда не мог понять, что происходит: "Это же просто крыса! Зачем ей постель?!". А еще у нее была специальная поилка и крутая кормушка.
Сама крыса оказалась огромной, черной, с длинным лысым хвостом. Фу-у-у! Сначала мы все на нее просто смотрели. Подходили к клетке и не понимали, что с ней делать. Кто ее принес, как с ней играть? А потом узнали, что это крыса той самой мамы Оли, которая била нас скакалкой по ночам. И вот тогда мы потихоньку начали над этой крысой издеваться, типа мстить ей за наши обиды.
Всякие там карандаши, палки в клетку совали, тыкали ее всем подряд. Она бегала по клетке, пытаясь увернуться от наших тычков, и орала мерзко. Потом мы додумались трясти клетку, когда никто не видел. Брали и встряхивали так, что крыса внутри летала из стороны в сторону.
В итоге мы с ней что-то такое сделали, что она перестала шевелиться. Лежала на дне клетки и даже усами не дергала. Попытались разбудить, дотрагивались до нее карандашами. Уже не сильно, чуть-чуть. Но бесполезно. Крыса умерла. И как же мама Оля тогда взбесилась! Как она на нас матом орала!
Мы только пятились от нее и прятались друг за друга.
— Дебилы! Аутисты! Отказники!
Мы стояли притихшие и думали, что нам всем теперь тоже конец. Хотя смысла ее ругательств не понимали.
Нам было тогда по три-четыре года. И это было первое животное, смерть которого я увидел. Потом мама Оля эту свою дохлую крысу куда-то унесла. Похоронила или просто выкинула, я не знаю. Нам было пофиг. Нам было важно, что мы смогли отомстить ей хоть через кого-то.
Жалко, конечно, животное. Но что поделать? Крысу было уже не вернуть. Зато мы немного выдохнули. И после этого жуткая питалка в моей жизни больше не появлялась. Во всяком случае, я этого не помню. Хотя, может, просто в другую группу работать перешла.
