Я не был с ним знаком. И никогда его не видел. Он погиб на той, теперь уже далекой войне, за девятнадцать лет до моего рождения, весной 1945-го, не дожив ровно один месяц до Победы. Он — старший брат моей мамы и мой родной дядя, Виктор Иванович Смольков.
Фотография
Время умеет стирать подробности из памяти людей, очень многое стерлось в памяти моих родных и о Викторе Ивановиче. Осталась только старая рыжая фотокарточка, где он запечатлен в полевой военной форме с лейтенантскими погонами и тремя орденами на груди: орденом Красной Звезды и двумя орденами Отечественной войны. С фотографии не раз делались копии, была такая копия и в нашей семье.
Уже не помню, с какого возраста я знал, что дядя Витя погиб 9 апреля 1945 года «где-то под Веной» в Австрии. Я смотрел на фотографию, и мне казалось, что лежать где-то там далеко-далеко, куда не могут приехать твои близкие и родные, ужасно грустно и одиноко. Время шло, я взрослел, появилось другое восприятие мира. Стало очевидно, что душа человека никак не связана с его бренными останками, но вот та грусть, та наивная детская тоска о том, что «очень одиноко лежать» в далекой австрийской земле, сохранилась. А в 90-е, когда реально появилась возможность ездить за границу, детские переживания оформились в твердое желание съездить и поклониться могиле дядьки.
Мне представлялось, как я приду в ухоженный венский парк, и где-то в глубине этого парка под раскидистыми дубами и вязами будет стоять памятник, на котором русскими и латинскими буквами будет написано «Лейтенант Смольков В.И.».
Реальная возможность поехать в Австрию в 90-е появилась, но денег на поездку не было, да, собственно, тогда их ни на что не было. Единственное, что я тогда сделал, это изготовил новую копию фотографии дядьки, вставил ее в рамочку и повесил на стену в своем доме. Теперь он был всегда на виду моей семьи: меня, моей Валико и сына Стаса. Раз в году на 9 мая я снимал фотографию со стены, ставил ее на стол, возле нее — букет цветов, свечу и, конечно же, фронтовые сто грамм в граненом стакане, накрытые краюхой черного хлеба. Праздник проходил, и я опять возвращал портрет на стену.
Где похоронен лейтенант Смольков. Поиски и рассказы родных
Так прошло почти десять лет. К началу 2000-х наконец-то появилась финансовая возможность посетить памятное место в Австрии, но тут возникла новая проблема: а собственно, где это памятное место?
Я попробовал еще раз опросить родственников. Мама ничего не помнила, а точнее, наверное, никогда не знала. Тетя Шура, старшая сестра Виктора Ивановича, тоже много сказать не могла. Еще один мой дядя, Николай, был лет на десять младше Виктора Ивановича, и его воспоминания о старшем брате тоже были крайне скудны. Ему было лет восемь, когда Виктор ушел на войну. Дядя Коля рассказал, что кроме уже известной фотографии приходила похоронка, которую потом, как водится, потеряли, и вот в ней было написано... а что было написано, никто не помнил. Все помнили дату, помнили Австрию, неуверенно говорили про братскую могилу. И еще вдруг как-то в разговоре всплыл Штоккерау, город в Австрии, в федеральной земле Нижняя Австрия.
Однако 2000-е — это уже век электронных технологий, и мною были осуществлены первые попытки поиска данных о дядьке в интернете. Увы, безрезультатно. Тогда я обратился к своему двоюродному брату, еще одному такому же племяннику, сыну Николая Ивановича — Александру. В начале 2000-х он служил подполковником ФСБ в Москве. Я подумал, уж кто-кто, а сотрудник такой организации сможет отыскать в архивах затерявшиеся данные о нашем дяде. Но мы все равно топтались на месте...
Первые внятные данные поступили только в начале десятых. Исчез Штоккерау и появилась Штирия и Йонсдорф. Маленькое село Йонсдорф недалеко от окружного центра Фельдбаха. А там где? А никто не знает. Но уже было легче, можно было попытаться узнать у местных жителей, где братская могила советских воинов. И в мае 2012 года я собрался туда ехать. Были взяты билеты в Вену на 14-е. Я продумывал, как буду добираться до Йонсдорфа. И тут позвонил Александр и сказал мне: «Записывай!».
Виктор Иванович Смольков действительно погиб 9 апреля 1945 года в Йонсдорфе, где и был захоронен в братской могиле. В 2002 году кладбище в Йонсдорфе было ликвидировано, и останки из братской могилы были эксгумированы и перенесены на интернациональное воинское кладбище в селе Мюльдорф близ того самого окружного центра Фельдбаха. Стало ясно, куда ехать.
Но 12 мая я попал в больницу и 14-го никуда не полетел. Вторая попытка была назначена на 2014 год, на первомайские праздники.
К тому времени и в интернете наконец-то появилось больше сведений о погибших в Великую Отечественную, и я сумел найти на дядьку два наградных листа и выписку из списков безвозвратных потерь. Из этих документов я узнал, что Виктор Иванович Смольков 1924 года рождения был призван Тоцким РКК Чкаловской (Оренбургской) области 14 июня 1942 года. В боевых действиях принимал участие с 17 августа 1943 года на Воронежском фронте (год, видимо, обучался на ускоренных офицерских курсах). 7 октября 1943 года был легко ранен. С 1 ноября 1943 года воевал на 1-м Украинском фронте, впоследствии на 2-м и 3-м Украинском.
Младший лейтенант, с начала 1945 года лейтенант: командир пулеметного взвода 1131 стрелкового полка 337 стрелковой Лубненской дивизии. Принимал участие в боях на Курской дуге, в освобождении Киева, в Корсунь-Шевченковской операции, в освобождении Правобережной Украины, освобождении Чехословакии, в боях «за город Будапешт» (кажется, именно оттуда его фотография) и в освобождении земли Штирия, Австрия. В Австрии закончила путь его родная Лубненская дивизия, и в Австрии же закончился жизненный пусть дяди Вити. Было ему 20 лет.
В Австрии
1 мая 2014 года мы с Валико вылетели «Air Berlin» из Москвы через Берлин в город Грац — столицу земли Штирия. Так получалось наиболее оптимально по времени. А 2 мая 2014 года мы поездом из Граца доехали до Фельдбаха.
С собой у меня были: еще одна копия фотографии дядьки в рамке, церковные свечи, крест, стограммовая бутылка водки, горсть подмосковной земли, молитва об упокоении павших воинов за веру и Отечество. Куда идти, я знал. (Сильная штука интернет! У меня был космический снимок Фельдбаха и Мюльдорфа.) По дороге мы купили хлеб и гвоздики.
Около полудня 2 мая 2014 года мы стояли перед входом на кладбище Мюльдорфа. А где искать дальше, я не знал.
Спасало только то, что кладбище было относительно небольшое и ухоженное. Австрия! Через десять минут поиска мы поняли, что это не только воинское, но и обычное гражданское кладбище, прямо при нас кого-то провожали в последний путь.
Покрутившись, мы случайно вышли на участок, на котором ровными рядами стояли невысокие черные каменные кресты, на которых были надписи «ZWEI UNBEKFNNTE DEUTSCHE SOLDATEN 4/1945» «DREI UNBEKFNNTE DEUTSCHE SOLDATEN 5/1945». Нашли-таки воинское кладбище! И в дальнем углу я увидел высокий метра в два белый памятник-триптих. Центральная плита изображала погибшего воина, которого поддерживал ангел, слева были имена на латинице, справа — имена на кириллице. Одно смущало, в кириллице присутствовали «i» и имена были — Воротюк Микола... Iван Медвiдь. Но мало ли...
Я поставил фотографию на плиту возле постамента, положил цветы, стал возиться со свечами, и вдруг мой взгляд упал на нижние строки... «УНА»! Украинская национальная ассамблея — украинская политическая партия праворадикального толка, националисты. Это памятник бойцам Украинской повстанческой армии, армии, которая с оружием в руках сражалась с Красной Армией на стороне фашистской Германии. Я медленно разогнулся, лихорадочно соображая, что же теперь делать.
— Лер, ты что? — заметив, как я побледнел, испуганно спросила Валико.
— Это памятник украинским националистам, — бесцветно ответил я.
— И что же теперь делать?
— А не знаю. После переноса могли и сюда подкопать. Им-то, австрийцам, все равно, они про нас толком ничего не знают...
Я похлопал себя по карманам: зажигалку не взял... свечи зажечь нечем. Покрутил головой в надежде увидеть кого-нибудь из служителей кладбища поблизости.
— Пойду, поищу зажигалку.
Возле одноэтажного кладбищенского офиса я нашел служителя и на смеси русско-английско-немецкой попросил зажигалку, объяснив, что хочу зажечь свечи. Он хорошо меня понял, выдал зажигалку и дал понять, что, мол, можешь не возвращать. Я поинтересовался, показывая на белый памятник, а это единственное русское захоронение здесь? «Я-я», — ответил мне он.
Я пошел обратно, ломая голову: что же мне все-таки надо сделать? Вспомнил, как спросил отца незадолго до его кончины, когда он уже лежал в постели, не вставая: «Батя, если бы сейчас сюда вошел немец, твой ровесник, такой же солдат, как и ты... не эсэсовец, нет. Что бы ты сказал ему?». Отец подумал и тихо ответил: «Ничего. Руку бы ему пожал. Давно все было — пора обиды забывать».
И я решил: значит, так распорядилась Судьба. Будем все делать, как положено. Кто я такой, если даже отец своих врагов простил?
— Делаем все, как собирались, — сказал я, подойдя к памятнику, — ставим свечи, цветы.
Я достал землю и высыпал возле памятника. Вместе мы поставили и зажгли свечи. Я налил в стакан водки, поставил у подножья памятника и накрыл его куском хлеба. Достал лист с молитвой и начал читать...
Я читал молитву, а мне было неуютно. С одной стороны, я все делал правильно, по совести, но с другой стороны... с другой стороны, по справедливости, что-то выходило не так!
— Фотографию здесь я не оставлю, — помолчав минуту, сказал я.
— Я тоже так подумала, — кивнула Валико.
Мы отошли к лавкам и присели. Я ничего не чувствовал, кроме, может быть, некоторой опустошенности и какой-то легкой досады.
— Ладно, пошли, — сказал я, поднимаясь и надевая рюкзак.
Мы шли по главной аллее интернационального воинского кладбища и читали надписи: немецкие солдаты, австрийские еще той войны, итальянские, а наших не было. Вдруг в углу кладбища я заметил невысокую плиту, она меня заинтересовала тем, что там было написано слово RUSS. Мы подошли поближе и обнаружили памятник русским государственным поданным и даты — 1939-1945.
HIER RUHEN
RUSS. STAATSANGEHÖRIGE
1939 — 1945
Спрашивается, а это кому? Каким русским, почему не советским? Потоптавшись, мы пошли на выход. Сплошные загадки окружали нас. А где похоронен дядька — непонятно.
Пройдя вновь через гражданское кладбище, мы вышли через другие ворота за его территорию и почти уткнулись в плиту серого мрамора с надписью на немецком и русском языках:
СОВЕТСКОЕ ВОИНСКОЕ ЗАХОРОНЕНИЕ МЮЛЬДОРФ / ФЕЛЬДБАХ
здесь покоятся советских солдат и граждан погибших во Второй мировой войне.
Вот так со стилистической ошибкой, но предельно ясно. Нашли.
Территория была огорожена небольшим проволочным забором. К обелиску, стоящему в центре, вела выложенная камнем дорожка, на обелиске была надпись:
Здесь покоятся
воины Советской Армии и гражданские лица,
погибшие во время Отечественной войны 1941-1945 гг.
Вечная вам память!
и ниже
Харитонов А.Н.
Видимо, сначала это был памятник солдату Харитонову, а потом уже на этом месте организовали братскую могилу, или наоборот. По документам в этой братской могиле покоятся 518 человек.
Слева и справа чуть сзади стояли русские православные кресты.
— Нашли, — выдохнул я.
— Нашли. Хорошо, что мы забрали цветы, — и с этими словами Валя положила их у подножья памятника.
— Хорошо, что еще свеча осталась, — сказал я, устанавливая у подножья фотографию.
— Знаешь, — развернувшись и посмотрев мне в глаза, сказала Валико. — Иди за водкой! Хлеб оставь, а водку неси сюда... Нечего!
Я молча согласился, вздохнул и пошел за стаканом.
Через десять минут я вернулся, поставил у обелиска стакан и присел заняться оставшейся свечой. По дороге я нашел использованные подсвечники. Я разделил свечу надвое и поставил половинки в подсвечники, зажег и разместил их возле фотографии. Валя пошла налить воды, чтобы поставить цветы.
Я поднялся и прикоснулся к холодному камню. И тут меня пробило! Я совершенно точно знал, что теперь мы на месте. Что именно здесь лежат наши парни и среди них мой дядька. Именно здесь.
Валя принесла воды в таком же пустом пластиковом подсвечнике и поставила цветы.
— Лер, ты молитву читать будешь?
— Своим?! — Я вытер слезы. — Своим обязательно!
Читая молитву, я ощущал, что на этот раз все правильно. Теперь все хорошо. И то, что там у украинцев почитали молитву, было правильно, и то, что я здесь читаю — очень хорошо!
Я закончил молитву.
— А здесь я, пожалуй, оставлю фотографию. Здесь она на месте.
— Да, — согласилась Валико, — только давай, завернем в пакет.
Я достал прозрачный «файлик», в котором лежал листок с информацией о Викторе Ивановиче на немецком языке, упаковал в него фотографию и поставил на место. Потом я надел кепи и приложил руку к козырьку: я тоже офицер, пусть и запаса, но офицер и тоже лейтенант.
Вот и все... Пока дядька! Вечная тебе память!
С последней строкой этого реквиема в моем доме закончилась Вторая мировая война. Все дела по ее поводу закончены. И дай Бог, никогда больше не начнутся.
Спасибо Александру Николаевичу Смолькову.
Спасибо создателям и администраторам сайта «Мемориал».
Спасибо гражданам Австрии, которые так заботливо относятся к могилам и памятникам павшим воинам мировых войн.
Спасибо всем, кто мне помог найти и восстановить информацию о Викторе Ивановиче Смолькове.
Спасибо и низкий поклон.
