Как наш детский опыт влияет на то, как мы воспитываем собственных детей? Он может быть полезен — если его переосмыслить, а не действовать автоматически. Все это Эстер Вайджицки, выросшая с жестоким отцом и бесправной матерью, поняла интуитивно и воспитала успешных дочерей. Что произошло в ее жизни после того, как девушка покинула дом вопреки воле отца и отправилась учиться?
Эстер Войджицки с внуком
Мы познакомились, когда Стэн учился на факультете экспериментальной физики. Всю жизнь изучал нейтрино — мельчайшие элементарные частицы. Уже после нашей свадьбы он получил грант Национального научного фонда, и мы прожили несколько лет в Женеве и Париже. Я сначала поступила в Школу международных отношений при Женевском университете, а потом — в парижскую Сорбонну. Мне нравилось жить в Женеве и Париже, изучать французский и говорить на нем.
Потом мы вернулись в Беркли, а затем — в Пало-Альто, где Стэну предложили должность доцента на факультете физики в Стэнфорде. Мы не собирались задерживаться там надолго, ведь должность была непостоянная, но в 1967 году мужа перевели в штат. Нашему счастью не было предела. В 1968 году у нас родился ребенок. Материнство принесло мне немало радости — и проблем.
Из Стэна получился прекрасный отец, вот только дома он бывал совсем редко. Меня, признаться, такое положение вещей расстраивало, я рассчитывала как-то на большую поддержку, но научилась мириться. Так что задача по воспитанию наших трех дочерей легла на мои плечи.
Почему меня тронула книга Спока
С медицинскими задачами помогали врачи клиники Кайзер в Редвуд-Сити, Калифорния; но советов по воспитанию детей они не давали. Друзья тоже не могли ничего подсказать. Книжки, которые я читала, казались несусветной чушью, пока я не узнала о докторе Споке; он в 60-е годы считался светилом детской психологии.
Я прочла его magnum opus — "Ребенок и уход за ним" (англ. Baby and Child Care). Посыл этой книги тронул меня до глубины души: "Вы знаете гораздо больше, чем вам кажется... Вы хотите стать лучшим из родителей, но непонятно, что значит быть лучшим. Куда ни повернись — найдется умник, который с готовностью расскажет, как надо поступить. Одна проблема — такие специалисты даже между собой к единому мнению прийти не могут. Мир уже не тот, каким был двадцать лет тому назад; старые методы больше не работают".
Текст будто был адресован именно мне. Религия и культура, в которой я выросла, не ценили мою личность. Специалистам и властям предержащим мои интересы были безразличны. Я, и только я, знала, что нужно моим дочерям — и мне.
Доктора Спока читали многие матери, но мало кто воспитал детей так, как я. Я нашла свой путь, и главным образом он опирался на стремление сделать детство дочерей отличным от моего. Я знала: нужно быть осторожной, иначе дочери попадут под влияние ценностей, причинивших мне немало страданий.
Я каким-то образом поняла: если хочу воспитать дочерей по-другому, мне нужно тщательно и осознанно проанализировать собственное детство. В книгах об этом не писали. Ни доктор Спок, ни кто-либо еще подобных советов не давал. Просто мне показалось, так будет правильно. Я должна была измениться, не плыть по течению и не воспитывать детей так, как воспитали меня. Нужно было тщательно все обдумывать, а не просто реагировать на происходящее.
С внучкой на Хэллоуин
Почему мы копируем поведение своих родителей
Интуитивные догадки подтвердились теорией привязанности Джона Боулби. Согласно ей, отношения с родителями в детстве определяют наши межличностные отношения во взрослой жизни, оказывают значительное влияние на общение с другими людьми, в том числе — сильнее всего — с супругом и собственными детьми.
В 1970 году Л. Алан Срауф, психолог из Университета Миннесоты, начал собирать данные в рамках лонгитюдного исследования родителей и детей. Срауф хотел выяснить, влияет ли формирование привязанности в детстве на поведение во взрослой жизни. Результаты еще незавершенного исследования дают понять: связь между детской привязанностью и поведением в зрелом возрасте действительно существует, особенно когда речь идет о таких аспектах, как самодостаточность, эмоциональный контроль, социальные навыки.
Другой психолог-исследователь, Мэри Мэйн, задалась вопросом: можно ли изменить паттерн привязанности в течение жизни и если да, то как. Результаты ознаменовали революцию в психологии. Мэйн выяснила, что взрослый человек может пересмотреть и изменить свои паттерны привязанности. В этом помогают хорошие отношения с другими людьми (не родителями), позволяющие сформировать иные типы привязанности; но не менее важно тщательно обдумать собственное детство.
Мэйн показала: взрослые, способные подробно и связно рассказать о детстве, вдумчиво поведать мысли о собственных родителях, былых проблемах, демонстрируют надежную привязанность, даже если сталкивались с трудностями, пережили серьезную детскую травму или утрату. Те же, кто не может толком рассказать о детстве, уклоняются от ответа, противоречат сами себе, демонстрируют тревожную или ненадежную привязанность, сохранившуюся во взрослой жизни.
Семейные ценности, усвоенные в раннем возрасте, влияют на человека, и влияние это столь глубоко, что зачастую мы его даже не осознаем. Мы порой говорим и поступаем так, как это делали наши мать и отец, и удивляемся, с чего вдруг мы стали их копиями.
Первое, что должен сделать любой родитель, — обдумать собственный детский опыт. Другими словами, родители должны стать сами себе психотерапевтами, задаться вопросами о детстве — а иначе не быть им хорошими отцами и матерями.
Простила отца — и воспитала дочерей по-другому
Надо учитывать, что воспоминания детства порой искажены. Уже будучи взрослой, я навещала наш старенький каменный домик в Санленде. В моих воспоминаниях это целый особняк, а задний двор простирается вплоть до предгорий.
Вновь увидев дом детства, я была потрясена. Я не могла понять, как мы впятером жили в этой тесной постройке. Задний двор на деле оказался узеньким участком, который "простирался" до следующего ряда одноэтажных построек.
Трагедия, произошедшая там, столь важна для меня и моего самосознания, что и дом в голове превратился в огромный, хотя это весьма скромное жилище семьи скромного достатка. Увидев его, я поняла, насколько трудно приходилось родителям.Папа, как и многие другие неидеальные родители, был скорее жертвой обстоятельств. Всю жизнь зарабатывал тяжким физическим трудом и злился на весь мир за отсутствие помощи. Ради нас он отказался от мечты стать художником. А кроме того, среда, в которой отец вырос, сформировала его диктаторские взгляды. Понимание этих обстоятельств помогло мне простить его. У него был свой взгляд на мою судьбу; я пошла наперекор — и добилась успеха; но мне стало легче двигаться вперед, когда я простила отца.
Воспитание детей — это передача культурного наследия следующему поколению. Когда учишь своего ребенка чему-то, подумай: а хочешь ли ты, чтобы твоих внуков научили тому же самому? Станет ли от этого жизнь людей, культура, мир хоть чуточку лучше?
Даже порвав с ортодоксальным иудаизмом, я сталкивалась с дискриминацией по половому признаку: будучи репортером, не могла записаться в Пресс-клуб Сан-Франциско, ведь туда принимали только мужчин. В 70-е годы я даже не могла завести кредитку на свое имя. Поэтому мне было понятно с самого начала: дочери должны жить в другом мире, пойти другим путем, двигаться к собственным целям, а не подчиняться слепо мужьям; пусть у них будут увлечения, и пусть их голос будет слышен.
Я помогла дочкам принимать грамотные решения уже в раннем возрасте; прошло сорок лет, и я с восторгом наблюдаю, как они справляются с трудностями руководства в здравоохранении и СМИ.
