Первые роды, наверное, как первая любовь, у большинства запоминаются на всю жизнь.
Чтобы не бояться (хотя, собственно, чего бояться, ведь практически ничего не известно на уровне собственного опыта ощущений), я утешала себя мыслью, что роды предусмотрены природой, значит, все должно случиться так, как и должно быть. Боль незнакомая – успею испугаться, когда наступит. Но боли не было, точнее, она была, но позже. Но все по порядку.
Четвертого сентября мы с моей тетей пошли в театр, потому что в наш город приехал московский "Современник", и это событие мы не могли пропустить. Попали на не слишком занятную постановку "Обратная связь". Выдержав половину спектакля, ушли.
Был тихий теплый субботний вечер, когда лето еще и не думало уходить, но сбросило с себя покров ненужной и обременительной духоты, когда воздух был свежим и наполненным запахом первой увядающей листвы. Настроение было легкое и приятное. Впереди ждали выходные дни, которые можно было провести вместе с близкими.
Дома прилегла на диван с книжкой, с ней же и задремала. Проснулась от того, что из меня вытекала вода. Первой мыслью почему-то было: "Недержание?", но, вспомнив, что на курсах для беременных говорили про преждевременно отходящие воды, пошла будить маму. Мама почему-то не поверила в мой диагноз и уточнила, не недержание ли это. Немного поспорив, решили вызвать скорую помощь.
В ожидании скорой я пошла в ванную и первым делом вымыла голову и приняла душ, потому что кто-то из знакомых сказал, что в роддоме мыться не придется, а перспектива грязной головы на тот момент доминировала над здравым смыслом (я ведь не подозревала, что во время родов буду мокрой от пота, а слипшиеся волосы сведут на нет предварительный туалет).
Врач на скорой была довольно категорична. Ей непременно хотелось отвезти меня в пятый роддом (у черта на куличках), а я настаивала на 4-м: во-первых, почти рядом с домом, во-вторых, я сама когда-то в нем появилась на свет). Но разница была в том, что 5-й считался чистым, а 4-й - грязным, то есть, как нам объяснили, там рожают с туберкулезом и сифилисом.
У меня были два контраргумента: не до конца заполненная сопроводительная карта, вернее, совсем не заполненная, потому что в последние месяцы возникли ужасные отеки, и чтобы не положили на сохранение (лето же, в самом деле), я перестала посещать женскую консультацию. Врач минуту посомневалась, но вслух произнесла "что-нибудь придумаем". Вторым контраргументом был мой внешний вид: все тело в пятнышках от зеленки, которой я прижигала многочисленные комариные укусы. Но и это не помогло.
В пятом роддоме мне предложили первым делом залезть на кресло, чтобы посмотреть, что и как. Вода продолжала периодически истекать из меня, поэтому предстоящий осмотр сильно напугал меня, и я от него отказалась. А в приемной роддома отказались при таком раскладе принять меня.
И вот мы по ночному городу мчимся в четвертый роддом. Сияние ночных огней, отражающееся в водах Амурского залива, особенно запомнилось. Было легко и спокойно, была какая-то внутренняя уверенность и умиротворенность.
В приемной нас встретила молоденькая, весьма флегматичная кореяночка, которая не стала приставать с осмотром, а просто послала помыться, побриться и зачем-то сделала клизму. Мамы уже рядом не было, и поднимаясь на лифте в родовое отделение, я пыталась представить, что меня ждет.
Ждали две очень грубые и противные акушерки. Едва я устроилась на кресле, как они тут же намазали всю промежность йодом, боль затмила даже обиду на их грубость. Но оказалось, что это еще цветочки. Они взяли какую-то длинную спицу и через зеркало стали засовывать ее туда, откуда дети берутся. Я и зеркала-то не слишком выношу, а тут и вовсе поползла вверх, а спица за мной. Это была процедура вскрытия плодных оболочек.
Наконец я в предродовой палате. Рядом лежит еще одна роженица. Я на ее фоне была бодрая, здоровая и чересчур спокойная. Зато ей дали наркологическую маску для сна, а мне поставили капельницу.
Через час начал ныть живот, как при месячных. Я переносила стойко привычную боль, потому что ждала схваток. Мою соседку стошнило, но никто к ней не подошел, уже светало, и смена готовилась к пересменке.
Новая смена все-таки убрала за ней. Помню, что женщина очень просилась в туалет (не на утку), но ее не пускали. Мне же, наоборот, отключили капельницы и заставили туда отправиться. Я не хотела, поэтому просто постояла, вымыла руки и вернулась. Пригласили на осмотр. Я отказалась. Препирания с персоналом не изменили ситуацию, но пришли к компромиссу: меня посмотрят прямо в палате на кровати и вместо йода обработку проведут спиртом. К слову сказать, спирт после йода ощущался как простая вода.
Боль становилась интенсивней. Оказалось, что это и были схватки. Мою соседку увезли в родзал, и я позавидовала, что для нее скоро все кончится. Но на самом деле роды у меня начались и закончились раньше ее.
Врачи надоедали с осмотрами, но я категорически отказалась их слушаться. Все должно идти само собой. Поэтому когда начались потуги, и я сообщила им об этом, они сначала мне не поверили и стали вводить в меня какие-то витамины. Потом спохватились, что я могу и вправду родить, и мы всей толпой (я, две стойки с капельницами и те, кто их придерживал), акушерка и врач побежали в родзал.
Почему-то оторвались ручки, за которые я должна держаться во время родов. Солнечный родзал, очень светло. Врачи по-прежнему надоедают с осмотром. Потом приносят бумагу и карандаш и просят написать, что я беру ответственность за все происходящее на себя. Как бы не так, а вдруг они уронят ребенка или еще что-нибудь сделают.
После их экзекуций надо мной мое доверие к людям в белых халатах было подорвано навсегда, как мне тогда казалось. Спокойным был лишь один высокий мужчина лет тридцати. Именно к нему я и обратилась: "Дяденька, скажите им, чтобы они от меня отстали". "Дяденькой" оказался анестезиолог. Это насмешило персонал, к тому же роды вошли в свою завершающую стадию.
Кто царапает мне промежность. Я прошу не царапаться, но мне объясняют, что меня не царапают, а надрезают ножницами, чтобы не было разрывов.
"Дыши, дыши!" Мы с врачом считаем потуги, я подстраиваю под них дыхание.
"Вдох, выдох, вдох, выдох, вдох, выдох".
"Отдохни".
И через минуту все сначала.
Острая, невыносимая, все разрывающая боль! Я пронзительно ору на одной ноте "А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-аа-аа-а-аа".
Головка прорезалась, сразу стало легче.
Я приподнялась и наклонилась вперед, чтобы посмотреть. Мой ребенок мягкий, теплый, как рыбка, выскальзывал между ног, а я заворожено смотрела и испытывала ощущение какого-то нереального блаженства. Какой-то миг нирваны. Девочка.
"Сейчас будем место рожать", – сказала акушерка.
Я представила себе весь ужас пережитых моментов. Нирвана кончилась. Но оказалось, ничего страшного: акушерка дернула за длинную пуповину, и как пробка из бутылки, выпорхнул огромный, по сравнению с ребенком, пузырь.
Все позади? Нетушки! Врачи не дремлют. У них наготове нитки и иголки. Надо зашивать швы.
– Давай, мы тебя зашивать будем.
– А вы дайте мне наркоз.
– Всех зашивают без наркоза.
– А я не хочу без наркоза.
– Она не даст себя зашить. Дайте ей наркоз.
Сон. Лежу на каталке в коридоре. Мимо пронесли мою девочку, у нее черные волосики, темные глазки. Из соседнего родзала кричит моя соседка. Через полчаса после меня у нее родится мальчик. У него врожденный порок сердца.
С тех пор прошло двадцать лет. У меня четверо детей, но почему-то каждые последующие роды были тяжелее и опаснее предыдущих. Но это уже другие истории.