Наверное, многие из нас летали на самолете с двумя детьми — но мало кто делал это в одиночку, с погодками, старшему из которых чуть больше двух лет. Кстати, этот чудо-малыш приучен к горшку и уже хорошо говорит. Очередная история Ханны Эванс — Мамы Мальчишек из одноименной книжки — посвящена такому удобному для родителей виду транспорта, как самолет.
— Мы едем к папе, — лопочет Разумник.
— Замечательно, — отвечает дама за стойкой регистрации. — Сколько багажа?
— Папин колаблик плавает в моле, — снова пытается донести свою мысль мой старший сын.
— Неужели? — произносит андроид, не проявляя ни малейшего интереса. — Паспорта...
— Мы едем на Мальту... встлетить папулю! — радостно поясняет он.
Его меньший брат улыбается в восторженном согласии.
— Папа! Пап-па! — вопит Бином из коляски, лихорадочно выискивая глазами любимого папочку.
Но отец, к великому сожалению ребенка и всего персонала Северного терминала аэропорта Гатвик, этого не слышит, поскольку несет вахту на своем фрегате посреди Средиземного моря.
— Выход на посадку номер шестьдесят пять, посадка в двенадцать сорок пять, — заунывно произносит клон, ничуть не скрывая, что ей абсолютно на все плевать.
Я хватаю коляску, сумки и мальчишек и устремляюсь вперед. Опасаясь, что путь от стойки регистрации до выхода на посадку может обернуться незапланированным путешествием по всем туннелям Северного терминала, я быстро увлекаю своего шустро топающего малыша и его привязанного к коляске братца в обход, мимо соблазнов кафе и кондитерских. Вниз, по бесчисленным коридорам и бесконечным эскалаторам.
Как попасть на посадку с двумя детьми
Мы прибываем к выходу шестьдесят пять, как предписано, слегка вспотевшие, но с получасовым запасом времени. Мой старший плюхается в кресло, а я изучаю табло вылетов.
— Что-то не вижу рейса на Мальту... — бормочу я. — Может, мы слишком рано пришли... Наверное, вот-вот появится.
Я с облегчением разваливаюсь в кресле и пересаживаю Разумника на колени. Мы достаем книжку «Очень голодная гусеница» и начинаем подробно обсуждать бедняжкин рацион.
Проходит десять минут, и я снова смотрю на табло. Майорка, Амстердам, но по-прежнему никакой Мальты.
— Извините, — обращаюсь я к гораздо более приветливой сотруднице авиакомпании, — а что, рейс на Мальту задерживается?
Она проверяет в компьютере:
— Мальта... Мальта... нет, вылет вовремя, мэм. Двенадцать сорок пять, выход номер шестьдесят шесть.
— Шестьдесят шесть? Но... но мне сказали, шестьдесят пять.
Она качает головой:
— Нет, точно шестьдесят шесть.
— Так. — В мой голос закрадываются нотки паники. — И где же этот выход?
Любой, кому привелось испытать сомнительную радость первооткрывателя, уже знает, что нумерация выходов на посадку вовсе не предполагает, что номер шестьдесят шесть находится в непосредственной близости от номера шестьдесят пять.
У меня есть сильное подозрение, что где-то там, в глубинах здания аэропорта, планировщик рейсов с садистским наслаждением наблюдает за перекошенными лицами таких незадачливых путешественников, как я, которые понимают — слишком поздно! — что на самом деле находятся у другого выхода, и нужно время, чтобы добраться до своего. Время, которого у меня сегодня нет.
Я хватаю багаж — одушевленный и прочий — и мчусь в обратном направлении.
С ребенком в самолете
Посадку объявляют, как только мы выскакиваем из-за угла. Пассажиры, вооруженные ручной кладью, уже на ногах, и по их диким взглядам видно, как отчаянно они хотят поскорей улететь.
Немало времени проходит, прежде чем мы оказываемся на борту самолета. Разумник пристегнут ремнем у окна и увлеченно двигает вверх-вниз пластиковой шторкой иллюминатора. Бином обездвижен у меня на коленях устройством еще менее понятным, чем система нумерации выходов в аэропорту Гатвик. Наконец-то я могу выдохнуть и расслабиться — впервые за этот день.
Мне удалось загрузиться на борт вовремя, в целости и сохранности, и совсем скоро мы воссоединимся — пусть ненадолго — с любимым папой мальчишек. Я позволяю себе насладиться, хоть на мгновение, нашей воображаемой встречей. Самолет оживает и неспешно выруливает на взлетную полосу.
Мы все еще набираем высоту, когда Разумник тянет меня за руку.
— Пи-пи идет, — шепчет он.
Сейчас?!
— Я же спрашивала перед посадкой, не нужно ли тебе в туалет, — укоряю я, как будто мои слова хоть что-то значат для мочевого пузыря двухлетки. — Ты сказал, что не хочешь!
Большие голубые глаза смотрят непонимающе.
— Пи-пи идет! — настаивает он.
— Ты не можешь подождать всего одну минуту... минутку?.. — Я с надеждой вглядываюсь в табло «Пристегните ремни», мысленно умоляя его погаснуть. Свет упорно горит. — Думай о чем-нибудь другом, — предлагаю я. — Вот, я знаю... о шоколадном торте голодной гусеницы!
Разумник сладко стонет и ерзает в кресле.
— Все хорошо, мамочка, — говорит он, — пи-пи усёл.
Хвала Создателю, Эрику Карлу и шоколадному торту, думаю я. Вот-вот погаснет световое табло, и мы сможем пойти в туалет.
— Усёл, — с гордостью заявляет сын, — потому ста я узе сделал!
Я с подозрением оглядываю кресло под улыбающимся ребенком. О ужас! Сиденье превратилось в дымящееся озеро. Может, он и испытал облегчение, но про меня такого не скажешь.
Быстро дотягиваюсь до кнопки вызова стюардессы. Руки с французским маникюром передают мне тряпку.
— Такое случается! — щебечут перламутровые губы.
— По-видимому, да, — говорю я, приступая к уборке, а стюардесса удаляется элегантной походкой.
Спустя три часа мы приземлились.
Спина ныла от постоянной беготни туда-сюда с Биномом.
Мочевой пузырь грозил лопнуть — ведь мне так и не удалось втиснуться вместе с детьми в кабинку самолетного туалета.
Голова раскалывалась от бесконечного стука пластиковой шторки.
Отец Мальчишек встретил нас ухмылкой и поцелуем.
— Хорошо долетели? — спросил он, подкинул Разумника в воздух, а потом крепко обнял меня. У меня даже слов не было — я просто ударилась в слезы.
