Этот рассказ посвящен человеку удивительной судьбы — двоюродному брату моего дедушки. Василий Дмитриевич — мой двоюродный прадед — родился в 1917 году. В конце тридцатых годов прошлого века, окончив военно-морское училище, Василий по распределению уехал служить в Севастополь. Вскоре он встретил Светлану — добрую, скромную девушку. Они поженились, а спустя год грянула война.
Василий не мог рисковать жизнью молодой супруги и уговорил её покинуть Украину. Он сообщил жене адрес родной деревни, расположенной под Рязанью, и Светлана отправилась в дальний путь. Василий со спокойной душой отпустил супругу, зная, что её приютит его старшая сестра Татьяна. Никто тогда и представить не мог, что война уже предначертала молодожёнам разлуку навсегда...
Татьяна оказалась гостеприимной хозяйкой и с радостью поселила Светлану в своей избе. Женщины сразу подружились, несмотря на значительную разницу в возрасте. Светлана устроилась учительницей в местную школу. Работа отвлекала её от гнетущих переживаний. А в свободное время женщина писала письма «дорогому Васе».
Василию тем временем было не до писем. Когда немцы окружили советские войска в Севастополе, молодой офицер получил контузию в бою. Придя в себя, он понял, что захвачен в немецкий плен. Русских военнопленных разместили в здании школы. Надзор за ними поначалу был организован плохо, некоторым посчастливилось сбежать в первую же ночь. В числе этих везунчиков оказался и Василий. В побеге ему помогла русская женщина — бывшая учительница, которая состояла у немцев на принудительных работах. Она же вызвалась спрятать беглого в своём доме. К утру немцам стало известно о побеге.
Вооружившись автоматами, они приступили к подворным обходам.
— Аусвайс! — прокричал один из них, упираясь дулом автомата в грудь женщины. Привычным решительным жестом она протянула подготовленные заранее документы. Затем немцы потребовали провести их в дом и показать подворье.
— У меня никого нет! — процедила сквозь зубы женщина. — Ищите!
Последнее слово она произнесла с такой убедительной холодностью, сопроводив его широким, будто приглашающим, жестом, что немцы ей поверили. Опустив дуло автомата, главный из налётчиков коротко скомандовал группе покинуть двор. Женщина всё ещё оставалась для них ценной работницей, расправляться с которой они не спешили.
Отсидевшись у своей отважной спасительницы несколько дней, Василий под покровом ночи в компании четырёх товарищей покинул оккупированное немцами поселение. Молодые бойцы решили во что бы то ни стало вновь примкнуть к русским частям. Вскоре им это удалось. Но возвращение к «своим» вовсе не оказалось триумфальным. У советских командиров были все основания не доверять «бывшим пленным» и даже заподозрить их в шпионаже. Так Василий попал в штрафбат с прохождением испытательного срока, а кому-то из «вновь примкнувших» светила тюрьма.
На передовой морской офицер провёл всю первую половину войны. Удача, казалось, улыбается и покровительствует ему. Но в марте 1944 года разрывной снаряд угодил аккурат в левую половину груди Василия. Спустя месяц Татьяна и Светлана получили «похоронку».
— Не верю я, Танечка, не верю! Жив мой Вася! — причитала молодая вдова, рыдая в голос на плече такой же безутешной Татьяны.
— Крепись, Светка! Война же... война! — только и смогла вымолвить золовка.
Пока женщины оплакивали безвременно усопшего, Василий медленно приходил в себя в военно-полевом госпитале. Проникающее ранение грудной клетки едва не стоило ему жизни: несколько рёбер раздробилось в крошево. И теперь, после череды сложнейших операций, сердце пульсировало под самой кожей, всё ещё багровеющей заживающими рубцами.
Спас Василия опять-таки случай. По счастливому стечению обстоятельств, в госпиталь, переполненный «безнадёжными» больными, нагрянул с визитом профессор из Киевского медицинского института. Талантливый врач безотлагательно приступил к операции, которая, к удивлению коллег, завершилась успешно.
Василию суждено было перенести шестнадцать (!) подобных операций — и каждая из них проводилась его добрым другом из Киева. Позже одарённый хирург будет возить с собой Василия — в числе восьми других уникальных пациентов — по советским городам и весям, где доктор читал студентам-медикам лекции, сопровождая теоретический материал «наглядными живыми примерами».
Однако Василий не спешил сообщать родным о своём чудо-исцелении. На то были весомые причины: перед каждой новой операцией профессор предупреждал пациента о возможной смерти в ходе хирургического вмешательства.
— Операция технически крайне сложная, но необходимая. Организм ваш серьёзно подорван военными испытаниями... Вы согласны на операцию? — снова и снова вопрошал доктор.
— Конечно, согласен! — без раздумий отвечал Василий. — Раз однажды судьба уберегла, то и впредь убережёт.
Наверно, ему действительно помогали выжить не только золотые руки хирурга, но и непоколебимая уверенность в благосклонности судьбы. Больше года провёл Василий на больничной койке. Когда состояние «сложного» пациента окончательно стабилизировалось, хирург позволил Василию вернуться домой.
«Вот и знакомая калитка: изба, сарай — всё целёхонько, слава Богу!» На крыльце сидел паренёк и что-то увлечённо читал. «Это, конечно, Георгий — сын Татьяны. Как возмужал!» — мысленно отметил Василий.
— День добрый! — окликнул он племянника. Георгий с удивлением поднял глаза и подошёл к калитке, недоверчиво вглядываясь в лицо гостя.
— Ну что же, не узнаёшь? На вот, держи, угощайся! — Василий протянул парнишке краюху белого хлеба. В деревне к тому времени давно позабыли не то что вкус, но самый вид хлеба, и Георгий в крайнем смущении принял подарок.
— Беги к мамке, скажи, что Василий вернулся.
Татьяна была в огороде.
— Мамка, мамка, дядя Василий приехал! — запыхавшись от радости, возвестил Георгий.
Встряхнув мокрыми руками, Татьяна не сразу ответила. Подозрительно посмотрев на сына, она недовольно произнесла:
— Жорка, ты чего болтаешь?
И в этот момент заметила в руках паренька ломоть белого хлеба. Сердце женщины упало. «Верно, от Васьки кто-то, сослуживцы бывшие», — только и успела подумать женщина и понеслась к калитке. Увидев брата — живого, но сильно изменившегося, — она рухнула в его объятия и зарыдала.
— Васенька, как же так? Нам «похоронка» прошлой весной пришла, мы все глаза выплакали, смирились, помянули тебя... Хотя Светка так и не поверила в твою гибель, всё ждала, ждала...
— Где она? — с робкой надеждой в голосе спросил Василий.
— Уехала к родне в Севастополь... Да, впрочем, что я рассказываю — сейчас тебе её письмо дам.
Светлана сообщала, что сразу устроилась работать учительницей и наладила... личную жизнь. «Познакомился со мной недавно вдовец — видный мужчина, на войне левой руки лишился, — и стал меня убеждать, что негоже мне, такой молодой, одной жить. Я ему отвечаю: „Есть у меня семья — муж на войне пропал“. А он: „Многим война жизнь попортила, семьи разрушила... У меня жена медсестрой работала — погибла при бомбёжке, а я вот жив, хоть и калека. А где теперь твой муж? Лежит где-нибудь в безымянной могиле...“ Задели меня его слова, но ничего не ответила. Встретились мы, два побитых войной человека, и решили жить по-семейному — расписались на днях. И вроде, Таня, и любви к нему нет (по-прежнему люблю Василия), а как-то успокоилась я, улыбаться начала. Муж мне хороший достался: заботливый, работящий... Только ты, родная, знай — не верю я в гибель Васеньки, сердце не обманешь!».
Василий украдкой смахнул с ресниц скупую слезу.
— Знаешь что, — деловито начала Татьяна, — давай-ка пиши ей, милок, ответ! Сорвётся и прилетит к тебе наша голубка!
— Нет, — сказал, как отрезал, Василий. — Теперь у неё семья, она счастлива. Пусть считает меня погибшим...
Татьяна лишь всплеснула руками, но, зная упрямый нрав брата, спорить не стала.
— Вот ведь ты какой человек гордый, не хочешь бороться за свою любовь! — упрекнула она.
Василий рванул на груди рубашку.
— А это ты видишь? — с чувством произнёс он.
Татьяна, раскрыв рот, уставилась на изуродованную грудь брата, неестественно вздымающуюся слева бугром при каждом ударе сердца.
— Я инвалид, и моё состояние гораздо более плачевное, чем у её мужика без руки...
Больше к этой теме они не возвращались. Чужая душа, как известно, потёмки. И даже если Василий пронёс через всю жизнь трепетно хранимую в глубинах своего измученного сердца любовь к Светлане, он вряд ли признался бы в этом.
С каждым днём мужчина ощущал, как физическая крепость и сила постепенно возвращаются в его искалеченное молодое тело. Вскоре Василию повстречалась женщина — вдова Валентина, с малолетним сыном от первого брака. Обоюдная симпатия быстро переросла в прочную душевную привязанность. Как человек, истосковавшийся за годы войны по заботе, нежности и уютному семейному очагу, он не замедлил с предложением.
Хотелось жить дальше, раз сама судьба подарила такой шанс. Одна за другой у супругов родились дочери — Люба и Наташа. Разве мог мечтать Василий, обречённый когда-то на худшие ожидания в военно-полевом госпитале, что испытает — и не единожды — радость отцовства?! Василий Дмитриевич прожил интересную и долгую жизнь, завершив свой земной путь в 78 лет...
