Московская журналистка Анастасия Денисова отправилась в Великобританию, чтобы получить магистерскую степень, а по итогам обучения получила также должность преподавателя на кафедре в Университете Манчестера. Анастасия делится своими наблюдениями о британских студентах, профессорах, методах «студентоцентричного» преподавания и рассказывает о двух особенностях обучения в университетах Англии.
Особенность первая: мало лекций, много самостоятельной работы
Кристина, моя московская подруга, после первой недели магистратуры в одном из лондонских университетов с негодованием воскликнула: «Они точно что-то перепутали! Ну не могут у нас быть всего три лекции в неделю — и это на столь дорогом курсе!».
Кристина была права: на российское образование наш курс едва ли походил. Годичная магистратура в медиа и социологии состояла из шести месяцев учебы с щедрыми перерывами и множеством часов «самостоятельного обучения». Когда «ценник» на такую программу зашкаливает за 12 тысяч фунтов в год, то и в самом деле ожидаешь большего количества увлекательных занятий.
Под Рождество первая волна недовольства накрыла и меня — пришла пора сдавать курсовые работы, и из библиотеки мы возвращались домой только переодеться. Когда привыкаешь к тому, что ходишь в университет шесть часов в неделю (три лекции и по часовому семинару после каждой), волей-неволей проводишь остальное время за книгами — не от усердия, а чтобы поспеть за дедлайном! Впрочем, высокая цена курса или раздобытая долгими месяцами усилий стипендия тоже мотивируют сознательность — раз уж ты постарался и оказался здесь, вкалывай, родной.
Особенность вторая: курсовая работа по узкой теме
«4000 слов — размер курсовой для каждого из трех курсов, то есть примерно 15 страниц мудреного английского текста на заданную тему, — рассуждала вслух Кристина. — Самое странное, что из десяти недель курса они просят нас выбрать только одну тему и изучить ее в деталях. То есть остальные девять никто даже не проверит — ни экзамена, ни теста в конце года!».
Это еще одна особенность британского образования, удивляющая выходцев из советской системы. Можно запросто выйти в отличники по социологии, не зная теории возникновения рас или классовой системы Великобритании, но при условии, что ты классно написал одну курсовую по узкой теме истории и критики теории прав человека. Все! Как выпускник медицинского училища здесь досконально знает строение задней стенки внутреннего уха, но не отличит свинку от коклюша, так и в других сферах наук — чем выше образование, тем специфичнее знания выпускника.
От студентов нашей магистратуры ждали, что каждый выберет единственную конкретную тему и освоит по ней как минимум пять-семь трудных для чтения академических книг, после чего подберет практические примеры и — обязательно! — сформирует свою точку зрения.
В отличие от российской системы, где ты обязан воспроизвести, что сказали условный Добролюбов или Белинский про Островского, здесь ты должен критично препарировать Добролюбова и Белинского, чтобы, отталкиваясь от здравого смысла, собрать их аргументы, как мелкую мозаику, в собственный витраж. Бесстрашно, но не голословно вырази себя.
Студентоцентричное преподавание: что это такое
Только несколько лет спустя, когда я сама стала преподавать в Манчестерском университете, я осознала прелесть такой модели. Она интерактивна. Добролюбов и Белинский — не портреты на стене, а практически равноправные с тобой источники идей. Вместо скрупулезных зубрил в стиле советской системы (диктатура единомыслия) англичане пестуют нагловатых и критичных скептиков (похвала оригинальности).
Лично я после магистратуры стала смотреть на огромное количество понятий (раса, класс, демократия) шире, а капризуля Кристина и вовсе окончила курс с отличием. Стала гораздо качественнее и конструктивнее роптать (все-таки в ней взрастили критичного и скептичного студента!), но потом взяла и уехала работать на ООН в Женеву.
«Британская система, особенно в последние десятилетия, взяла резкий крен на „студентоцентричное образование“ — это означает, что преподавателю следует исходить из способностей, скорости и удовольствия студента, а не от задуманной в тиши его кабинета программы. От обратной связи класса зависит то, как ты выстроишь свой курс», — поясняли мне старшие профессора.
«Неужели никакой иерархии, имени-отчества с придыханием, конфет с коньяком и шампанского по праздникам?» — проносилось у меня в голове.
«Привет, Майк», а не «Здравствуйте, профессор Смит» — именно так пишут имейлы студенты. Здоровое отношение к теориям и классикам переносится и на учителя. Педагог больше не возвышается над кафедрой, его слово не отдается гордым эхом в тишине аудитории, где студенты ловят каждый звук и раболепно кивают. Напротив, будь ты профессор или аспирант, придется носиться по комнате, организовывать группы, модерировать дискуссии и подначивать ответы. Так мы каждый день применяем на практике «метод Сократа»: путем множества наводящих вопросов ты выводишь студента к аналитике и желаемому ответу.
Клиент всегда прав
В прошлом году академический мир Альбиона сотрясла скандальная статья. Один из преподавателей пожаловался через газету Guardian, что студенты университетов ведут себя как покупатели супермаркета:
«У меня есть несколько часов в неделю, когда я принимаю студентов в офисе с любыми вопросами по учебе. И вот однажды я подхожу к двери кабинета и вижу записку, что я, мол, мог бы быть доступен и почаще, учитывая, каких денег стоит высшее образование в Британии. За 9 тысяч фунтов в год этот студент требовал права видеть своего наставника в любое время суток. Хорошо, не попросил вымыть ему посуду или перешнуровать ботинки...»
«Студентоцентричное» образование снимает корону с преподавателя, но сколько она пролежит бесхозной, не нацепит ли ее зазнавшийся студент?
«Раз в пару недель нет-нет да придет какой-нибудь ученик с намеками, что учебный курс мог бы быть более захватывающим, а оценки — повыше, — сетует глава курса журналистики немка Глория. — Плодятся комментарии вроде «Я пришел сюда учиться на спортивного радиоведущего, зачем мне марксизм и теории о влиянии политики на прессу?» Когда студент ощущает себя потребителем, он считает возможным советовать нам, каким он хотел бы получать «товар».
Положение усложняется тем, что студентов просят выставлять оценки всему курсу, предметам и их персональному удовлетворению от студенчества дважды в год. Самое неприятное, что от этих показателей зависят рейтинг университета и вливания от спонсоров. За повышение этих цифр хоть на полбалла деканы готовы отдать печень, селезенку и обе почки. Кто-то разворачивает на кампусе современные спортзалы, иные устанавливают макбуки в библиотеках и разбрасывают кресла-мешки в кафетериях — чтобы студент мог развалиться и даже на физическом уровне ощутить комфортабельность и радение родного ВУЗа. Университет Западной Шотландии чуть не подрубил все устои академии, когда всерьез предложил коллегам: а не возмещать ли полную стоимость обучения тем студентам, что завалят итоговые экзамены? Но, минутку, раздавать всем «пятерки» и пломбир с шоколадной крошкой на каждом уроке — ведь тоже не выход? Так где же ключ к студенческому счастью без проказы консюмеризма?
Советы горца
«Худшее, что ты можешь предпринять на первом году преподавательской работы — это пытаться понравиться своим студентам, — наущал меня пару лет назад суровый шотландский профессор Грэм с упором на раскатистое „ррр“. — Запомни раз и навсегда: ты не должна набиваться им в друзья. Пусть они захотят стать твоими друзьями».
Совет горца не подвел: чем больше я хвалила и заглядывала студентам в рот, тем скучнее становились их мины. Но когда шапито подобострастия надоело и мне, и я начала конструктивно критиковать, 18-летние «клиенты» вылезли из смартфонов и стали всерьез вовлекаться в дискуссии.
Грозные потребители, возвышающиеся с чеками над стайкой трепещущих тенеподобных педагогов, — такие они, студенты Великобритании? А вот и нет. Для того чтобы получить преподавательскую работу, каждый аспирант сперва обретает магистерскую степень, а потом докторскую, и уж поверьте, четыре года такого академического восхождения оттачивают критически-скептические навыки как лезвие. Как и терпение к плюсам и минусам «студентоцентризма».
«А, так ты теперь училка?» — подначивали меня московские друзья, когда я впервые вышла на кафедру в Великобритании. Наверное, в этом слове есть что-то обидное. Но мне, если честно, нравится быть «училкой»: открытой, близкой к дебатам, шутке, совету и, в конечном счете, к моим студентам. Я не психотерапевт, и нахваливать плохую работу не стану. Я им не подружка, и они мне не друзья, хотя мы и носим одну и ту же марку джинсов и спортивной обуви. Но, как еще недавно советовал шотландец Грэм, я могу сказать: «Послушайте, я не знаю правильного ответа. Давайте искать его вместе». И это очень освобождает студента от попадания в «зубрежку» и поиск «того самого» решения, а преподавателя — от репутации нудной энциклопедии. Вместе мы можем придумать что-то новое и, возможно, развить в сегодняшних смущенных подростках будущих членов парламента и великих журналистов.
