Моя бабушка НЕ написала учебников, по которым учатся студенты. Да и не могла их написать, поскольку все её образование свелось к трем классам церковно-приходской школы. И океанов бабушка не бороздила, даже плавать не умела, а на море бывала только в молодости. Дочку вырастила одну — мою маму. Даже десертами невиданной красоты бабушка нас не баловала: она до глубокой старости боялась голода, крайне экономно относилась к продуктам, негде и некогда ей было постигать кулинарные изыски. И все-таки, когда я прочитала конкурсное задание, я сразу захотела рассказать о своей бабушке — Полине Фёдоровне Синицкой.
Она родилась в 1907 году в городе Юзовка, так тогда назывался Донецк. Моя бабушка была второй по старшинству в семье рабочего-модельщика металлургического завода (всего из четырнадцати рожденных детей выжило восемь) и самой старшей из пяти сестёр. До революции жили не богато, но в достатке, не голодали. Помогало большое хозяйство: вроде и в городе жили, а в своем доме, с курами и коровами. А потом началось: революция, гражданская война, белые-красные-зелёные, просто бандиты. Голод. Болезни.
Бабушкина учеба в школе быстро закончилась — нужно было помогать матери по хозяйству, нянчить малышей. Полина так и осталась самой маленькой ростом из сестер-братьев: слишком рано пришлось ей таскать тяжести. В 1922-м пятнадцатилетняя бабушка разрывалась между двумя больными: годовалая младшая сестра Валечка болела оспой, а маму свалил сыпной тиф. Все были уверены, что малышка — не жилец на этом свете, а сильная мать справится с болезнью. А вышло наоборот: Валечка выжила, только на лице так и остались оспинки, а мама...
Осиротевшее семейство, тем не менее, не разрушилось. И держалось оно на двух столпах — на Фёдоре и Полине. Отец зарабатывал деньги, моя юная бабушка вела дом. Как сейчас любят находить оправдание мамашам, бросившим детей, обвинять государство и окружающих в том, что им не помогают! Кто помогал моему прадеду? Моей бабушке?
Тогда в нашу семью попала единственная антикварная вещь. Вот она, рядом со мной стоит сейчас, верно служит тумбой для системного блока и принтеров. Может, обижается, что не использую её по назначению, она ведь до сих пор — в рабочем состоянии. Швейная машинка бабушки, знаменитый «Зингер». Когда-то, в двадцатые-тридцатые-сороковые с помощью этой машинки бабушка не только обшивала всю семью, но и зарабатывала. А через полвека учила на ней шить и вышивать (ришелье!) меня и сестру.
Мой прадед Фёдор так и не женился вторично, хотя претенденток, несмотря на восемь детей в приданом, хватало. Говорил, не хочет детям мачеху приводить. А дети потихоньку вылетали из гнезда, получали профессии, выходили замуж, женились. Самый старший сын стал бухгалтером. Младшая, Валюшка, первой в семье отправилась в далекий Ленинград получать высшее образование.
Полина встретила свое счастье по имени Георгий. Высокий красавец с кудрявым блондинистым чубом, инженер-металлург. Говорят, обладал блестящими математическими способностями и не менее блестящим остроумием. Его любили все. А он больше всех любил свою Полину и их маленькую Любовь — мою маму.
Я знаю, мои бабушка и дедушка были очень счастливы, да вот недолгим было их счастье. Война, оккупация, а потом, после радости освобождения, самое страшное — арест деда по ложному доносу и гибель в лагере.
Вокруг было много женщин — товарок по несчастью. Кто-то, их было меньшинство, вычеркивал прошлое из своей жизни. Кто-то сходил с ума от непереносимой боли. Моя бабушка не могла себе позволить удариться в страдание. Даже о смерти отца она моей маме сообщила не сразу — боялась, что та не сможет пережить потерю. Так и шла по жизни — стиснув зубы, с болью в сердце. Нужно было «поднимать» дочку.
Поднимать, не имея ни профессии, ни образования, с клеймом жены осужденного. Работа — любая, какую можно найти. Уборщица, кассир, швея-мотористка. Вечерами шила «на заказ». Мама до сих пор с гордостью говорит: мы никогда не голодали. И одежда была, и обувь — не мерзла, ноги не промокали, даже нарядную кофточку или платьице бабушка всегда умудрялась сшить «из того, что было» для подрастающей дочки.
А еще моя не отягощенная высшими образованиями бабушка никогда не расставалась с книгой, ценила ученость, уважала учителей. В оккупации, когда немцы закрыли школы, пожилая супружеская пара учителей собирала детей в своем доме и проводила для них занятия. Мама, с поддержки и одобрения бабушки, была не только самой прилежной ученицей этой странной школы, но всегда несла для своих полуголодных учителей хоть самый крошечный съедобный гостинец — знак великой благодарности.
Мама кончила 8 классов, потом — техникум. Друзья и родственники шептали бабушке: вот, мол, подняла на ноги дочку, теперь пусть идет работать, помогает матери. Но бабушка отправила маму учиться дальше, в институт. Она помнила — Георгий мечтал о высшем образовании для дочки. И слишком хорошо знала, как трудно зарабатывать деньги тому, у кого нет профессии.
Бабушка всю жизнь прожила с нами, вырастила меня и мою старшую сестру. Она мало походила на милую старушку из детской сказки. Не была нежной, балующей, всё прощающей. Могла, уж не вычеркнуть слова из песни, и по попе огреть, если мы этого заслуживали. Но «лучший кусочек» всегда оставляла нам, и любовь, которую почему-то считала нужным скрывать, всегда жила в её сердце и светилась в её до старости ярких глазах.
За день до смерти, разбитая инсультом, бабушка увидела, что я, сидя у её кровати, пришиваю оторвавшуюся от кофты пуговицу. «Ну, что ты там делаешь? Разве ты пришьешь, как надо? — с трудом выговорила она. — Оставь, я встану, сама все пришью!». Но она уже не встала.
Через год после смерти бабушки я стала кандидатом наук. Написала книги, по которым учатся студенты. Побывала во многих странах, поплавала — если не по океанам, то по морям и рекам. Особыми кулинарными способностями похвастаться не могу, но готовлю, вроде, съедобно. Родила и вырастила дочь. Её зовут Полина, в честь прабабушки. Прабабушки, которой, я надеюсь, будут гордиться и мои будущие внуки.
