Эта беременность была абсолютно незапланированная. На тот момент у нас уже было 4 детей (трое своих мальчишек и приемная дочка). Две полоски были как обухом по голове, но так как аборты мы не приемлем, то оставалось только привыкнуть к этой мысли и постараться начать радоваться. Потом жуткий токсикоз, когда голову от подушки невозможно было оторвать... В 12 неделек медленно, но верно стало возвращаться нормальное состояние. Около двух недель я была очень счастливой и в мыслях робко мечтала о девочке, хотя нам с мужем казалось, что девочки — это у кого угодно, но только не у нас.
Первый скрининг, направление на амниоцентез
В 13,5 недель меня отправили на скрининг первого триместра. На УЗИ шла как на праздник, надеясь, что вдруг нам скажут пол. Но узист Шамугия В.В. в 26-м роддоме мрачно изрек, что у нас увеличена ТВП (толщина воротникового пространства), 3,2 мм при норме до 2,8. Сначала мы с мужем не придали этому значения. Что за ТВП? Но по мере того, как он объяснял, что это может быть признаком синдрома Дауна, я почувствовала, что у меня земля уходит из-под ног.
Он направил нас в ЦПСиР к светиле Шеховцову, лучшему специалисту по скринингу. Еще оставалась надежда, что это ошибка, и светило скажет, что все нормально.
В общем, приехали мы в ЦПСиР, а там в коридоре — конвейер из таких же, с плохим диагнозом. Отсидели в очереди больше двух часов и наконец попали в кабинет. Если Шамугия хотя бы старался поймать нужное положение, чтобы поточнее измерить эти несчастные миллиметры, то Шеховцов поводил аппаратом минут 5, сказал, что вредный ребенок никак не хочет лечь, как нужно, и насчитал еще более страшные цифры — 3,8. Что-то там ввел в свою умную программу, и она выдала риски: 1 к 4, т.е. из 4 детей с такими данными один родится с синдромом Дауна (может быть еще синдром Эдвардса).
Дальше все было как в тумане. Опять очередь, на сей раз к генетику, такие же растерянные женщины с отчаянием в глазах. Разговор с генетиком, бесполезные вопросы о здоровье наших детей, вредных привычках, моих и мужниных наследственных заболеваниях... Какой в этом всем смысл, если ответ все равно один — прокол (биопсия хориона или амниоцентез). Это не страшно, ну, правда, выкидыш может случиться, но процент маленький, примерно 1,5-2%. А где гарантия, что я не войду в эти проценты? Ответа на этот вопрос она не могла мне дать. Собственно, никто не мог. Мне предстояло принять это жуткое решение самой!
18 августа стало самым ужасным днем в моей жизни. Всю ночь я не спала, то рыдая, то впадая в состояние ступора, не понимая, что это все происходит наяву. На следующий день мы пошли сдавать анализы для подготовки к проколу.
Неинвазивный пренатальный тест: что это такое?
Днем я без всякой надежды позвонила в Сеченовку. Я очень хотела (еще до всего этого) попасть на прием к врачу, о котором много читала — Мекша Ю.В. Но он был в отпуске. И вдруг мне повезло: он вышел раньше запланированного срока, и я умолила медсестру записать меня на следующий день, объяснив ситуацию.
Я влюбилась в этого доктора с первого взгляда и почему-то сразу успокоилась. Он сделал мне УЗИ, и сказал, что ТВП не 3,8, а 3 мм, что немного превышает норму. Выслушав мои страхи насчет прокола, сказал: «А зачем его делать? Есть безопасный метод — неинвазивный пренатальный тест. Правда, он дорогой, но не менее эффективный, чем прокол».
Я ожидала, что «дорогой» — это тысяч 10. Когда мне по телефону в «Геномеде» озвучили сумму 35 000, я была, мягко говоря, в шоке. Но я готова была выложить и больше, лишь бы не рисковать жизнью ребенка и успокоиться, получив результат.
В общем, сдала я кровь. Ждать нужно было 12-14 дней. Мы приехали домой в приподнятом настроении, и тут раздался звонок. Звонил Шамугия (первый врач-узист, проводивший скрининг). Узнав, что я отказалась от биопсии, он почти закричал в трубку: «Как вы посмели? Я направил вас к лучшему узисту Москвы. Если он послал на прокол, нужно было делать».
Я стала оправдываться, рассказала про тест, на что он отчитал меня, как школьницу, утверждая, что этот тест — полная ерунда. Что делают его в Америке, и никто не следит за тем, насколько качественно его выполняют, и ни один врач у нас не принимает его всерьез.
Я попыталась объяснить, что я все равно не буду делать прокол. Какой смысл рисковать ребенком, если я не смогу сделать аборт... Шамугия замолчал, видимо, пытаясь оценить степень моего идиотизма, потом сухо попрощался и повесил трубку... А я снова впала в состояние нереальности, то воя белугой от страха, то ощущая ступор и безразличие ко всему.
Мы, конечно, приняли решение оставить ребенка в любом случае, но я прекрасно понимала, что имея еще четверых, мы просто не потянем больного ребенка ни физически, ни материально. Дни тянулись и были похожи на одно большое черное пятно. Все воспринималось через пелену, и мне все время казалось, что это происходит не со мной.
Результаты теста и пол ребенка на УЗИ
Пока мы ждали результатов теста, пришел скрининг по крови. Я поехала в женскую консультацию, чтобы узнать цифры. Гинекологиня и медсестра курили около входа. Я рассказала им про тест. «А-а-а, это та фигня, которую сделала (фамилия пациентки), — сказала медсестра врачу. — Ей этот тест показал, что все в норме, а на втором скрининге ей сказали, что у нее 100% урод, и она делала искусственные роды на 24-й неделе. Зачем нужно было деньги выкидывать?».
Понимали ли они в тот момент, что говорили? Вряд ли, иначе бы, наверное, пощадили мои чувства. Потом, увидев мое выражение лица, медсестра сжалилась и дала направление в 17-й роддом со словами, что там очень хороший генетик. Кстати, кровяной скрининг у меня был идеальный.
Генетик мне понравилась. Видно было, что она пытается вникнуть в ситуацию, а не просто заучила фразы из книжки. Она сказала, что американский тест — хорошая вещь, и врачи, в том числе в нашей стране, ему верят. Посоветовала дождаться результатов и не паниковать.
31 августа пришли результаты. Это были страшные 12 дней, очень страшные. Я теперь понимаю, что ощущают люди, ожидающие приговора. Когда на электронку пришло письмо, я не смогла найти в себе силы его читать, поручила это мужу и ушла на кухню. Однако муж с перепугу открыл английскую версию письма и жалобным тоном сказал, что ничего не понимает. Пришлось идти к нему на помощь.
Открыв русскую версию, первые секунды я ничего не могла прочитать, буквы сливались перед глазами. Потом увидела заветные строчки: по всем четырем синдромам, включая синдром Дауна — низкий риск! Счастью не было предела... Мы так радовались, что забыли посмотреть пол ребенка, который бонусом прилагался к анализу. Я даже не поверила: пол плода — женский! Это после трех мальчишек!
Второй скрининг и эхокардиография плода
Какое-то время после я пребывала в состоянии умиротворения, дети пошли в школу, завертелись уроки, работа, заботы... Но к 20 неделям, когда подошло время второго скрининга, у меня снова стал где-то в глубине подвывать страх. История про ту, которая тоже сделала тест, не выходила у меня из головы.
О том, чтобы делать скрининг в женской консультации, даже речи не могло быть. Мне посоветовали Центр медицины плода. Я выбрала врача-узиста Батаеву Розу Саидовну, просто потому, что только она могла сделать эхокардиографию плода. А мне нужно было ее сделать, потому что ТВП мог указывать еще и на пороки развития сердца.
Цены там кусаются, конечно. УЗИ обошлось нам в 8 тысяч, но зато я снова успокоилась, потому что Роза Саидовна просмотрела меня всю досконально и заверила, что и с сердцем у малыша все в порядке, и не видит она ничего, что походило бы на синдром Дауна. Кстати, она подтвердила нам девочку.
Остальное время беременности прошло более спокойно, но я продолжала как маньяк читать рассказы про увеличенное ТВП и приходила к выводу, что в 95% случаев врачи ошибались. Однако, несмотря на все истории, тесты и УЗИ, мерзкий страх все равно сидел где-то глубоко, время о времени вылезая наружу и погружая меня в состояние депрессии. До самой последней минуты беременности я не была уверена, что мой ребенок будет здоровым. И все потому, что врачи постарались превратить самое счастливое для женщины время в кошмар!
Тому, кто придумал скрининги
Итог: абсолютно здоровая девочка (здоровее моих мальчишек), но о-о-очень нервная. Первые 3 месяца мы с ума сходили от постоянного крика. Думали колики, однако невролог сказала, что больше похоже именно на повышенную возбудимость. А когда узнала историю моей беременности, сказала, что не удивительно: дочь истерила вместе со мной внутри.
Когда в месяц я пришла подстричься к своему парикмахеру, она ахнула: «Да у тебя вся голова сверху седая! А в последний раз, еще до беременности, не было ни одного седого волоска». Вот так.
Так хочется кого-нибудь обвинить во всех моих слезах, выброшенных на ветер деньгах, седых волосах, нервном ребенке! Но я виню не конкретных людей, хотя им явно не хватает человечности (что, в общем-то, неудивительно). Я виню того, кто придумал эти скрининги, но не довел их до ума. Ведь сколько я читала историй, когда девочки, сделав прокол, теряли ребенка, здорового ребенка. А были и такие, кто сразу шел на аборт — и убивали здоровых детей. За сухими цифрами этих скринингов стоят искалеченные жизни и море слез (в ЦПСиРе я видела много рыдающих женщин).
Забыла сказать, что в страшные дни ожидания я часто ходила в церковь и ездила к Матушке Матроне. После этого приходило облегчение. Батюшка говорил мне, что Бог не посылает нам того, что мы не сможем вынести. Я очень рада, что он пощадил меня в этот раз!
