Посвящается моей дорогой маме, Соболевой Любови Фёдоровне
Моя дорогая мама очень любила ходить в музеи, картинные галереи и по разнообразным выставкам и, если была такая возможность, всегда брала меня с собой. Причём начала это делать, когда я был ещё совсем маленьким.
И вот сейчас я сижу за клавиатурой компьютера и перебираю в памяти наши многочисленные вояжи по «храмам муз». Точно так же, как археолог, который снимает один пласт культурного слоя за другим и погружается в пучину веков, так и я продвигаюсь всё дальше к истокам своей долгой жизни. Но рассказывать о наших «культпоходах» я решил в той последовательности, в какой интересные для меня эпизоды всплывали в памяти.
Одно из самых ранних воспоминаний относится к посещению златоглавой Москвы. В то время мне было не более пяти лет, поэтому я могу рассказать лишь о некоторых деталях того долгого и невероятно интересного дня. Мы пришли в Кремль, и моя любимая мама провела меня по Соборной площади.
Там я увидел гигантскую Царь-пушку, каждое из ядер которой оказалось почти с меня ростом. Затем осмотрел Царь-колокол с фрагментом, отколовшимся от его чугунного бока. Самое удивительное, что если бы не решётка, то сквозь эту треугольную пробоину я спокойно мог бы войти внутрь. И наконец, я увидел колокольню Ивана Великого, которая поднималась к самому небу и, казалось, задевала облака.
Минуту спустя я разглядел, что над золочёной верхушкой вилась небольшая стая пернатых. То одна, то другая птица подлетала к маковке и садилась на неё возле самого «яблока», которое увенчивает башню. Вполне естественно, что ворона не могла удержаться на скользких медных листах и начинала скользить. Она растопыривала крылья, упираясь лапами и хвостом в купол, и с весёлым карканьем съезжала вниз. Срывалась с покатой поверхности и оказывалась воздухе. Сразу вставала на крыло и летела назад, чтобы вновь прокатиться с крутой горки.
Полюбовавшись на веселящихся птиц, мы пошли дальше и попали в царские палаты Кремля. Экскурсовод рассказывал что-то не очень интересное мне, и я двигался на некотором отдалении от большой группы туристов. В центре огромного зала я наткнулся на массивный стул, стоявший на небольшом каменном возвышении.
Почти не нагибаясь, я прошёл под витым шнуром, натянутым между тонкими бронзовыми столбиками. Шагнул ближе и разглядел, что тёмно-красная бархатная обивка сидения слегка надорвана, а сквозь небольшую прореху виднеется обычная солома. К тому времени я сильно утомился от обилия впечатлений, забрался на странный стул и устало положил голову на высокий подлокотник.
Разбудил меня резкий крик возмущённого экскурсовода:
— Чей это ребёнок сидит на троне Ивана Грозного? Уберите его оттуда! Немедленно!
Моя мама повернула голову и с ужасом узнала в этом безобразнике своего сына. Подскочила ко мне, сдёрнула с исторического сидения и стала торопливо извиняться перед музейным работником. Тем временем я спросонья тёр слипшиеся глаза, а группа туристов хохотала во весь голос. Кое-кто отпускал шуточки по поводу моего блестящего будущего. Как жаль, что ни одно из этих щедрых пророчеств так никогда не сбылось.
Еще одно воспоминание, связанное с музеем, относится уже к городу Самаре. Правда, того случая я сам почти не помню и буду рассказывать словами моей мамы.
В конце семидесятых годов прошлого века что-то изменилось в руководстве СССР, и в Куйбышев неожиданно привезли выставку картин Николая и Святослава Рерихов. Её расположили в залах Художественного музея.
В это время моя мама сидела дома со мной, трёхлетним сыном. Она узнала о столь знаменательном событии, примчалась к открытию музея и заняла место в очереди. Потом позвонила друзьям. Они отпросились с работы и помчались на вернисаж. В огромной толпе людей мы отстояли больше часа и, наконец, вошли под своды храма искусств.
То, что они увидели, повергло их в настоящий культурный шок. Воспитанные в суровых традициях социалистического реализма, они были ошеломлены неповторимой цветовой гаммой, а также необычностью сюжетов и образов. Мало того, с этих полотен буквально веяло совершенно другой, очень древней культурой и философией, родившейся в горных отрогах далёких Гималаев.
Зрители в немом восхищении переходили от одной незабываемой картины к другой. Иногда они были не в силах сдержать свой восторг и тихонечко обменивались впечатлениями друг с другом. Я осматривал выставку вместе со взрослыми и вёл себя на удивление тихо. Не капризничал, не требовал к себе внимания мамы. Постоянно находился рядом с ней и терпеливо сопровождал заинтересованную компанию.
Когда мы осмотрели всю экспозицию, кто-то из сотрудниц моей мамы вспомнил о маленьком мальчике, ходившим за ними хвостиком всё это время. Она наклонилась ко мне и заинтересованно спросила:
— Саша тебе понравилась выставка?
— Да, — просто ответил я.
— А что тебе понравилось больше всего? — не отставала женщина.
— Вот это, — сказал я и указал рукой куда-то в конец зала.
Взрослые посмотрели в том направлении и удивлённо переглянулись. Я сразу догадался, что они не понимают, о чём я говорю. Бросился вперёд и любовно погладил ладошкой ярко-алый пожарный кран, торчавший из белой стены!
