Четыре часа морозного февральского утра. Бряканье медицинских инструментов, яркий свет, деловитая суета медиков. Неподалеку на столике лежит главная героиня кутерьмы — моя возмущенно мяукающая новорожденная дочь. Меня трясет — от озноба и эйфории. Еще два часа назад я сидела дома на кухне, пила чай и собиралась ложиться спать. Роды вовсе не значились в плане следующего дня — малышку мы ждали двумя неделями позже. Но она своенравна. Я понимаю это уже сейчас, видя ее брыкающиеся пятки и решительное, смешное, как у тролля, личико.
Я как в тумане: плачу и смеюсь, благодарю всех вокруг, разговариваю с дочкой и снова и снова переспрашиваю, точно ли у меня родилась девочка.
— Как назовете малышку? — ласково склоняется по мне детская медсестра.
— Светлана... — я растекаюсь от умиления.
Я не ждала девочку. Точнее, я слишком сильно ждала девочку — и от того боялась хотя бы на секунду поверить, что ношу дочку. Не убедили меня даже три УЗИ, "поплывшая" внешность и тяга к сладкому. Брыкающееся в животе создание было Сережей. И только в самые последние недели я робко начала примерять к животу девичьи имена.
Желанная в первую беременность Снежана, после родов оказавшаяся Кириллом, отпала в полуфинале. Я бы с удовольствием назвала дочь Кристиной, но меня опередила собственная мама. Симпатичную мне Ингу решительно отверг папа. Света, Светланка — имя показалось мне достойным компромиссом между стремлением к "редкому" (по нынешним временам) и "городскому".
В палате малышка спит и сосет. Сосет и спит, подавая голос только по делу — перед кормлением или при распеленывании. Она явная любительница физического комфорта: замолкает, стоит завернуть в одеяло. У девочки удивительно осмысленный взгляд и блуждающая полуулыбка, а внушительными щечками и "перетяжечками" она скорее напоминает месячного младенца, чем новорожденного "кролика". По-боевому торчат длинные каштановые прядки.
— Как тебе после родов голову-то промыли?! — ахает детская врач на осмотре. И поворачивается ко мне:
— Как нас зовут?
— Не знаю... — растерянно говорю я. Потому что правда не знаю. Я и так, и так пытаюсь приладить к дочери имя Светлана. Не идет! Она не Света. Не Яна. Не Ольга. Не Алена. Список нравящихся имен перебирается по кругу.
За два дня до родов в случайной книжке мне попалась цыганка Милана. Я так и не вспомнила, что за книгу открыла тогда и какая судьба была предназначена этой героине. Помню только, что мысленно посожалела: хорошее имя, надо было вместо Светланы... Милана. Милочка. Лана. Милашка. Имя ощущается на языке как вкусная конфетка. В нем все, что я искала — редкость без претенциозности, женственность, разнообразие ласковых сокращений.
— Ты Милана? — наклоняюсь я к свертку. Дочка туманно улыбается, смотря мимо меня и чуть нахмурив бровки. Она Милана.
"П’инцесса Мивана" носится с подружками по участку детского сада. Природный артистизм не позволяет ей долго задерживаться на одном имени: каждый день дочка то Блум, то Рыбка-малыш, то "просто Катя". Но я по-прежнему млею, окликая ее на детской площадке. Пока Милана везде в единственном экземпляре, но чувствуется, что имя входит в моду. Недавно мы впервые встретили тезку. "Мама, две Миланы! Две!" — изумленно кричала моя девочка.
