Наш домишко невелик. По годам своим — старик. Он не беден, не богат. Полна горница ребят. Все по лавочкам сидят, кашу пшённую едят, да капусту квашеную ложкой разукрашенной. Тары-бары, растабары! В дом идёт купец с товаром:
— А кому баранок связку? А кому потешну сказку?
— Не хотим баранок связку. Расскажи, купец, нам сказку. Наградим, как водится, за твою пословицу!
...Чуден свет да дивны люди, все дела их как на блюде. Расскажу-ка вам про то, что незнаемей всего. Отчего мужик в кафтане, ну, а баба в сарафане? Что без рук, без ног воюет? Да, где Солнышко ночует? Речь начну я без коварства: жили-были в русском царстве худо-бедно сын да мать. Им ума ли занимать? Но вдова решила сына, неучёного Мартына, отвести узнать науку, потерпеть ученья муку. Где б такому подучиться, чтобы вовсе не трудиться, а иметь во всем достаток, жить красиво и богато? Ходят нищими по свету, просят у людей совету, где б найти им «лёгкий хлеб»?
— До чего вопрос нелеп. Изойди хоть целый свет, без труда достатка нет. Знает только чёрт один, как вдруг статься господином!
— Что ж, пойдём искать мы чёрта.
Ходят, бродят. Ноги стёрты. Утомилися с походу. Отошли прочь от народа. На кладбище забрели, на могилки прилегли.
— Ох, — примолвила старуха, — проклятущая житуха! Негде с сыном нам прилечь. Нечто камень — это печь?
Вдруг, откуда не возьмись, с преисподней поднимись, жутко страшный чёрт Емеля с перепою и с похмелья.
— Что пугаешь нас, рогатый? Неча взять с нас, небогаты.
— Не меня ли вы искали? Я пришёл, а вы не ждали?
Оробели бедняки. Кажут чёрту кулаки.
— Отдавай-ка мне Мартына и не жди семь лет ты сына. А как срок-то истечёт, в полный разум он войдёт.
Заключили договор, чтоб не вышел после спор. И в уплату за ученье Чёрт потребовал уменье опознать всего лишь сына, разлюбезного Мартына. Попрощались и пропали, в преисподню, видно, пали. Приуныла тут старуха: “На меня опять проруха!”
Делать нечего, смирилась, хоть слезами и умылась. Ждёт-пождёт седьмой уж год. Срок прошёл, она бредёт на заветную могилку выручать сынка, Мартынку. Села, охать принялась. Тут землица поднялась. Вылетело семь скворцов, прежде ражих молодцов. Чёрт чинит вдове допрос, у него один вопрос:
— Узнаёшь ли ты Мартына, своего родного сына?
— Где ж узнать его средь птиц, нет у них привычных лиц.
— Ну, сама ты виновата, что глупа и простовата. Приходи в другой ты срок, а пока давай зарок, что коль снова не узнаешь, от меня навек отстанешь. Эй, горластые скворцы, вы, несносные юнцы! Поклевали «лёгкий хлеб»? Полезайте-ка вы в склеп! Я, друзья, вас обучу лишь тому, чему хочу!
Тут злодей захохотал и из виду весь пропал. Вновь вдова не спит ночами. Накачал ей чёрт печали. Поневоле поумнела, поневоле присмирела. Стала думать да гадать, как ей сына опознать.
— Если б я была как птица: воробей иль там синица, по-пичужьи б говорила, поняла б, кто сердцу милый. Ой, беда, беда, беда! Ох, податься мне куда за подмогой иль советом? Не в ладу я с целым светом.
Стала бедная старушка слушать птиц: поёт кукушка, та старательно считает все «ку-ку», затем смекает, что осталось жить немного и спешит опять в дорогу. Вот в кустах трещит сорока, не понять нельзя — тревога! Вот, что значит этот стрёкот, птицу слышно издалёка. Ближе к ночи станет жутко. Крикнет сыч, пугая в шутку. Захохочет на дубу. Загудит в свою трубу. Утром радуются птицы: вот воркует голубица, вот трезвонит воробей, распевает соловей. Много вызнала вдова, учит птичие слова. Как-то ей пришла на ум тяжелейшая из дум: ей ль тягаться с хитрым Чёртом? Лица мальчуганов стёрты. Обернёт он их зверьём, ящеркой иль муравьём...
— Ой, беда, беда, беда! Ох, податься мне куда за подмогой иль советом? Не в ладу я с целым светом.
Глядь, идёт путём навстречу старый дед с сумой заплечной. С длинной белой бородой, с гривою, как лунь седой. В скромном, нищем одеянье, тянет руку к подаянью, шепчет истово молитву, со грехом вступая в битву.
— Богомолец, сделай милость, попроси, чтобы свершилось надо мною Божье чудо, без подмоги мне так худо! Чтобы слыша голос птичий, знала звуков я различье, понимала б ход беседы, тайный смысл могла разведать! Чтобы, слыша вой звериный или гадкий свист змеиный, иль жужжанье комара, все слова понять могла. Мне ж не абы для чего, для сыночка моего, что попал в темницу к чёрту и томится среди мёртвых.
Ах-ах-ах, и разрыдалась. Слёз сдержать и не пыталась. Тут промолвил старый дед:
— Невозможного тут нет. Все во власти Божьей воли посреди земной юдоли: не вершится ничего без веления Его.
Дед повёл вдову к реке, что текла невдалеке. Зачерпнул воды сосудом, пошептал, и вышло чудо. Только бедная старушка попила воды из кружки, как вдруг слышит перекличку — разговор ведут синички. Дальше больше: воробьи обсуждают их бои. Ворон громы предвещает. Утка птенчиков считает. Сколько птичьих разговоров на полей пустых просторах! Лес наполнен болтовнёй меж звериною роднёй. Всех речей не переслушать. Вот пошла вдова покушать. У трактира сивый конь ткнулся мордой ей в ладонь.
— Не ходи в трактир ты ныне. Там хозяин мой постылый. Глуп и страшен чёрт Емеля с перепою и похмелья. Матушка, в твоей я воле, вызволи из тяжкой доли быть рабом у злого чёрта, выходца из царства мёртвых. Как наступит испытанье, сделай Чёрту ты признанье, что, мол, более всего на Мартынку моего и похож, и мне приятен тот, кто шкурою без пятен, между дюжины коней иль иных каких зверей. Осерчает старый Чёрт на подобный поворот. Делать нечего, придётся всё устроить, как ведётся: даст волшебный «лёгкий хлеб» и к себе вернётся в склеп. Нам останется скатёрка, неразменный рубль и тёрка.
Сына слушает вдова ни жива и ни мертва. Потихоньку попрощались. И ненадолго расстались. Как истёк седьмой-то год, срок прошёл, вдова бредёт на заветную могилку выручать сынка Мартынку. Села, охать принялась. Тут землица поднялась. Вышло стадо жеребцов, прежде ражих молодцов. Видит бедная вдова, что задача не нова. Ищет шкуру для ответа, на которой пятен нету. Чёрт чинит вдове допрос, у него один вопрос:
— Узнаёшь ли ты Мартына, своего родного сына?
Всех старушка обошла, сына своего нашла. Рассердился чёрт рогатый, сыпать стал вдове проклятья. Но нарушить договор был не властен этот вор. Выдал нищим он скатёрку, неразменный рубль и тёрку.
— Получите «лёгкий хлеб»!
И к себе убрался в склеп.
Тут вдова и сын Мартынка подались скорее к рынку. Построгали рубль на тёрке, вышла целая пятёрка. И до той поры строгали, пока уйму не набрали. В городе купили дом да и обитают в нём. Настаёт пора обедать, скатерть им даёт отведать: и гуся, и каши пшённой, и картошечки печёной. Стол сама им собирает, после всё с стола сметает. Нет беды, и нет печали. Унеслись тревоги в дали. У вдовы во всём достаток. С Божьей помощью богаты! Их домишко невелик. По годам своим — старик. Он не беден, не богат. Полна горница ребят. Все по лавочкам сидят, кашу пшённую едят, да капусту квашеную ложкой разукрашенной.
И я у них был, мёд-квас пил, по усам текло, а в рот не попало.
