Бывают в жизни совпадения. Но случаются и знаки судьбы. Существует связь с предками, которые жили задолго до тебя. Поддержка рода, которая дает силу в трудные дни. Я верю, что не случайно мой сын родился в один день с моим дедом.
1
Деда звали Василий, и он слыл весельчаком и жизнелюбом.
Помимо самой жизни дед страсть как любил ловить рыбу, но не любил ее есть. В 80-е годы в моду вошел салат «Селедка под шубой». Как-то на Новый год моя мама приготовила его. А дед, едва попробовав салат, молвил: «Вкусно, дочка. Только рыбой пахнет?!» Пошутил, не обидел равнодушием.
Любил же дед ароматы свежевспаханного поля и осеннего сада, плодоносящего фруктами. Он научил меня разбираться в сортах яблок. Вспоминаю себя и деда в большом саду, посаженном его предками. Дедушка рассказывал мне о каждом дереве. Будто и не деревья это были, а люди, каждое со своей историей. Он был превосходным оратором.
«Вот это пепин шафранный, штрефлинг, антоновка, боровинка — осенние сорта яблок. А это белое наливное, — сорвал дед с куста круглый светящийся плод — папировка или белый налив, самое вкусное августовское яблочко. Попробуй».
Я зажмуриваю глаза и чувствую мягкую сочную переспелость, сладость с легкой кислинкой. Вкусно!
О вкусах, как говорится, не спорят. Пищу мой дед предпочитал простую. Щи да каша — пища наша. В его детстве вся семья собиралась за большим деревянным столом. Если варились щи, да еще с мясом, а готовились они по праздникам, то наливалась большая тарелка размером с тазик. Начинал есть первым старший в доме мужчина. Хозяину доставались самые лакомые куски.
Обязательные щи на обед — вот маленький кулинарный рецепт обычного семейного счастья от деда. И «модомарь», по-русски картошка в мундире или жареная непременно с соленым огурчиком и под стопочку прохладной «Столичной». Всплыло же из укромных уголков памяти мокшанское слово. Да неслучайно.
2
Дед Вася родился на берегу Мокши. Великая когда-то, скажу вам, была река, судоходная. Дремучими чащобами, в которых жили дикие звери, были покрыты земли Мордовии.
Деревенька же Старая Самаевка раскинулась в низине среди холмов и озер. Как в степи. Широко и вольно дышится, легко шагается. Особенно, когда тебе 18 лет. Война закончилась. Кажется, что все невзгоды остались позади. И отец с матерью благословили на учебу в большом городе.
Учиться Василий поехал в Ленинград. Поступил в сельскохозяйственную академию. Следуя напутствию отца получил профессию агронома. Отработав по распределению в северном городке Шадринске, он возвратился в родное село. Да ни один: с молодой женой Верочкой и маленькой дочкой Галочкой.
3
На русскую жену деда Васи сбежалась посмотреть вся деревня, многочисленная родня. Смотрели и ахали, перешептывались:
— И где ж «такую» нашел?
Маленькая, худенькая. Одни глазищи голубые в поллица да корона из кос вокруг головы.
— Ишь ты, королевна с грудным дитем на руках! Откуда сама будешь?— спросила бабу Веру по-мужицки крепкая, на голову выше ее горластая бабенка. Вот такие здоровые рослые женщины ценились в мордовских деревнях. Сразу видно, работящие. Это про них Некрасов написал, что и коня на скаку остановить могут, да если надо и мужика захомутать.
— С Тамбовщины я, — уверенно ответила моя бабушка. А голос у нее, надо сказать, всю жизнь был поставленный, командный. Да и кто сказал, что от комплекции сила воли зависит? Силен тот, кто уверен в себе и своей правоте.
4
Отстаивать свою точку зрения Вера научилась на комсомольских собраниях. На одном из таких собраний она и делала выговор моему провинившемуся деду. Разбирала его некомсомольское поведение. Дел-то было: взяли вина, немного выпили в честь праздника, слегка подрались, ну никто же не пострадал, ей богу. Дело молодое. Деду Васе понравилась и симпатичная девушка, и ее пламенная речь. И он, недолго думая, пригласил ее сразу после собрания на танцы, мотивировав тем, что должна же она проследить за исправлением его поведения. Танцевал молодой дед как бог. Ну или чуточку хуже. Чувствовал танец душой, всем телом. Пластичным был и модным. В галифе, цветной рубашке, с кудрявым чубом, помноженным на галантные манеры, в которых никак нельзя было угадать простого деревенского паренька, он произвел неизгладимое впечатление на бабушку.
И, несмотря на безденежье и тяжелые послевоенные годы, они бесконечно радовались жизни. Пели, танцевали, увлеченно учились, смотрели концерты и фильмы, забравшись на макушки деревьев и рискуя переломать себе ребра. Однажды в Пушкине прямо на острове посреди царского парка показывали балет «Лебединое озеро», где танцевала великая Уланова. И мои бабушка с дедом присутствовали, пусть сидя на ветках деревьев, пусть издалека, но они заворожено смотрели «Танец маленьких лебедей». Это был их первый в жизни балет.
5
Ну, а дальше в их сценарии любви предстояла разлука, испытание временем. Дед закончил учиться на год раньше бабушки. Договорились, что по окончанию учебы она приедет к нему в Шадринск.
Через полгода, как уехал дед Вася, получила баба Вера письмо, в котором незнакомая ей женщина поведала о своих отношениях с Василием. Просила она от Веры ни много, ни мало — отказаться от притязаний на жениха. Потому как вовсе не ее он жених! Уверяла незнакомка, что ждет от деда ребенка.
Письмо Веру не столь огорчило, сколь удивило и побудило к действию. Эх, знала бы та незнакомка, что бабка моя умела убеждать людей и знала, куда надо писать ответные письма. При каждой организации в то время была комсомольская или партийная ячейка, где за аморальное поведение приходилось отвечать не тет-а-тет с соперницей, а перед всеми товарищами, и дело предавалось огласке.
Верино письмо попало по адресу, и события не заставили себя ждать.
Незадолго до окончания учебы вызвали мою бабку в «тайные органы», о которых и вслух упоминать было не принято, и предложили подписать бумаги о сотрудничестве. Пришлось ей ужом изворачиваться. Только и сказала мужчине с серым немигающим взглядом:
— Спасибо за оказанную честь. Но не могу я!
— Что значит «не можете»?— удивленно приподнял он бровь.
— Уезжаю к мужу в Сибирь, договорились мы с ним, ждет он меня.
— Декабристка, значит?— ухмыльнулся мужчина. — Вы упустили свой шанс, до свидания.
Быстренько дала телеграмму деду. Собрала свои нехитрые пожитки и в дорогу.
Вышла из поезда на перрон в метель. Вокруг ни души, только ветер завывает. Встала под одинокий, тускло светящий фонарь, зябко кутаясь в тоненькое осеннее пальтецо и переминаясь с ноги на ногу в легких парусиновых туфельках. Закусила от досады губу:
«Куда ж я теперь? Неужели не приедет? Не получил телеграмму!»
«Тепло ли тебе, девица? Тепло ли тебе, красная?» — услышала она неожиданно знакомый смешливый голос.
Это Вася ее лихо подкатил на телеге, запряженной тройкой лошадей. Спрыгнул на снег и накинул на плечи шубу.
«О, да ты совсем в сосульку превратилась. Разве так можно зимой наряжаться. Натягивай скорее валенки, пока не простудилась!»
Начали вместе жить. Легко и незатейливо. Сходили буднично в загс, расписались. Ничего не было. Ни кола, ни двора. Ничего, кроме молодости да любви. А много ли надо для счастья? Работали, сажали поля и сады, выводили новые сорта пшеницы, рожали и растили детей.
6
Дочерьми деда бог наградил. Галина, Ольга (моя мама) и Ирина. Всех любил и помогал одинаково. Но баловал, пожалуй, больше всех младшенькую. Так и выросла Иринка сластеной. Уже будучи замужем, потихоньку таскала у бабы Веры из тумбочки заготовленные на новый год для внуков конфеты из подарков.
Да и сама она была, как подарок, новогодняя. Шутка ли. Родилась 1 января. Роды были тяжелыми. Доктора в районную больницу вызвали, чуть ли не от праздничного стола. Дед поехал вместе с женой. Стоял под дверью и переживал.
Когда вышел врач и произнес:
— Должен вас разочаровать, Василий Ильич,— но у вас родилась дочь! (а ждали сына)
Дед так громко закричал от радости, что смутившийся доктор сначала не понял радостную или грустную он принес весть.
— Дочь! Я так рад, что у меня дочь,— бросился обниматься разбушевавшийся новоявленный папаша.
7
Внуков же говорят, любят больше, чем детей.
Летом бабушка с дедушкой частенько брали нас с двоюродной сестрой Аленкой на дачу с ночевкой. О, это были упоительные дни. У них на участке построили деревянный домик. Прямо на полу, в котором, расстилали пуховую перину. И мы засыпали под шорох мышей за стеной, а просыпались с пением птиц. Любимым нашим развлечением было не уснуть до того момента, как заснут дедушка с бабушкой, и потихоньку подкравшись, утащить у них тапки. Задыхаясь от смеха, нужно было бесшумно проползти пару метров. Дед частенько просыпался и начинал нас журить, а мы, не сдерживаясь, хохотали до слез.
Днем посреди дачного участка ставилась раскладушка, аккурат под кустом розы в окружении сочных ягодок клубники. Это было наше место под солнцем.
А вечером, когда солнце клонилось к закату, бабушка готовила удивительно вкусный суп из консервов на костре и разогревала перловую кашу с мясом.
У нас с Леной был свой дачный секрет: каждую весну, приезжая в первый раз на участок, мы находили умерших птах. Их мы с почестями и с непременными букетами из живых цветов хоронили их на маленьком птичкином кладбище за домом. А на выходе из дома рядом с большой железной бочкой с водой располагалось настоящее поле чудес или сокровищ. В тайне друг от друга мы с сестрой выкапывали ямку, клали блестящий конфетный фантик или цветочек под стеклышко и засыпали землей. Играли в секретики.
Тот дом давно сгорел, а садовый участок пришел в запустение, но он по-прежнему каждую осень плодоносит яблоками и является молчаливым хранителем моих детских воспоминаний, пронизанных солнцем и теплом праздника под названием «Лето».
8
Любимым зимним торжеством для меня был Новый год. Мы обязательно собирались всей семьей в квартире деда с бабушкой на застолье с импровизированным концертом, заканчивающимся обязательными танцами. Ирина садилась за рояль и лихо играла веселые песенки, Аленка солировала, остальные гости подпевали, моя мама показывала «Цыганочку с выходом», а когда затягивала песню бабушка, на секунды замирали все гости.
«В шумном городе мы встретились с тобой...» — зычно, уверенно, полногрудно звучал ее голос.
И казалось, она молодела на глазах. Дед Вася, который слуха не имел, но петь любил, не отрываясь, смотрел на свою Веруню. За праздничным столом забывались разногласия и обиды. И в этом совместном пении была необыкновенная сила и поддержка рода.
9
Дед был гостеприимным человеком. Знакомый ли, незнакомец ли заходил в дом, он всех непременно усаживал за стол, интересовался делами. Выслушивал, давал советы.
В квартире постоянно кто-то гостил или жил: многочисленные родственники, друзья, дети друзей. Не квартира, а общежитие. Ему хотелось быть нужным, и до определенного момента он им был.
В начале 70-х годов жила у них с бабушкой дочка его друга, академика с Украины. Дед помог ей поступить в мордовский ВУЗ (в ту пору он был деканом сельскохозяйственного института), потому что самому академику неудобно было просить за нее. Дочь же была избалована деньгами и влиянием отца. Наряды, рестораны, а потом беременность от симпатичного парня, который и не думал на ней жениться. Дед лично беседовал с тем парнем, убедил его и свадьбу им организовал. Академику лишь осталось добавить: «Совет да любовь». Дед Вася умел видеть главное, не отвлекаясь второстепенным. Умел находить нужные слова.
10
Старея, дед становился сентиментальным. Он начал писать стихи. По нескольку раз за вечер звонил, справлялся, как у нас дела. Порой его доброта и любовь были навязчивыми. И мы отмахивались от него, как от назойливой мухи. А он как за соломинку хватался за встречи с родственниками. Звонил брату, и они мчались туда, где их всегда ждал накрытый стол, домашнее яблочное вино и любящий взгляд сестры. В ее доме не было ни слова упрека. Там находилось убежище и поддержка, маленький кусочек из их далекого детства.
Возможно, тогда, после 60-летнего юбилея, дед вдруг резко осознал, как стал одинок. Рубеж. Огромная семья собралась за большим столом. И дети, и внуки, все с ним и в тоже время не с ним — у них своя жизнь.
В последний год его жизни лишь маленький внук Сегуняша стал самым близким, тянулся к нему безусловно, доверчиво. Дед посвящал внуку стихи и читал сказки. Иной раз, чередуя истории про доброго «Доктора Айболита» с собственными рассказами, показывая в книжках картинки из тех мест, где он успел побывать.
11
Со всех своих командировок дед Вася привозил книги. Высокие до потолка стеллажи с книгами, расположенными на полках в 2 ряда вдоль стен, пожалуй, и были главным достоянием, добром, накопленным за годы трудовой жизни дедушкиной семьи. Вкус к чтению у меня привился с детства. Лет в 10, 12 самыми увлекательными казались книжки про приключения, на такую литературу была дефицитная подписка. Я зачитывалась Дюма, Лондоном и Купером.
Потом пришло время русских классиков. И всякий раз, увидев очередную книжку в моих руках, дед обсуждал со мной ее содержание, делился собственными впечатлениями от прочтения. Где-то в последних классах школы я заметила, что у деда набрался целый шкаф книг и научных трудов по агрономии, автором которых был он сам.
12
Подавать заявление на экономический факультет я ходила вместе с дедом.
Он очень радовался и волновался одновременно. Выхватив у меня ручку, портил третий по счету бланк, заполняя графы непослушной рукой, выводил неверную фамилию: Липатова, Платова.
— Дед, да Платонова я. Дай сама заполню. Не нервничай ты так.
— Как мне не нервничать, внучка! Пришло новое время наглых и хватких, молодых. Я так и не научился ни брать, ни давать взятки. Слабым, легковесным стал. Не могу за тебя попросить, будешь поступать сама. Поступишь?
— Поступлю, дед!
— Эх, мне бы твою уверенность. Вот и в университете чувствую, как в затылок дышат мои же ученики. Выгоняют на пенсию.
13
Свою последнюю лекцию дед читал, как никогда артистично. Послушать его пришли даже те, кто строил планы занять его место.
— А старик-то еще ничего. Ум сохранил, — перешептывались.
Прозвенел звонок. Как будто позвал его, и дед Вася неожиданно почувствовал тревогу, она все росла и увеличивалась в его груди. Он зашел на кафедру, предупредил студентов, что следующая пара отменяется, и поехал домой.
«Васятка»,— так в детстве называла его мама.
«Василек, Васенька», — ласково обращалась к нему его молодая жена Верочка.
Как давно он не слышал тех уменьшительно ласкательных имен? С тех пор, как стал Василием Ильичем, уважаемым профессором, учителем.
14
Дед не доехал до дома. Вышел не на своей остановке. Увидел деревянные дома, как в родной деревне и пошел вдоль высоких заборов. На секунду подумалось, что раньше люди жили, не прячась за заборами. Соседи дружили и запросто ходили, друг к другу в гости. Он шел и подмечал множество мелочей. Как в недавнем сне, который давеча рассказывал Веруне. И тонкие узорные ветки берез с редкими запутавшимися в туманной измороси пожухшими ржавыми листочками. И клубком вьющегося у ноги тявкающего Шарика, отстаивающего границы доверенной ему территории. И резкий крик ворона, неугомонного хранителя кладбищенского покоя. И вой сирены, промчавшейся мимо него по дороге машины.
«Пожар где-то», — донеслось до него эхо собственных мыслей. — «Боже, как же жарко, как тесно в груди, все горит. И куда я иду?»
— Васятка, сынок,— неожиданно отчетливо услышал он голос матери.
И вслух плохо слушающимися губами произнес:
— Мама, я иду к тебе! Сейчас, подожди, я только встану.
И с ужасом осознал, что руки и ноги онемели. Из кармана его плаща на землю выкатилось желтое антоновское яблочко и, напоровшись на сучок, застыло в нескольких метрах от его руки. Он попробовал дотянуться, но пальцы не слушались.
Как же просто все заканчивается. До боли просто. И больше нет вопросов ни к кому. И только свет в конце туннеля.
Он пролежал целый день на дороге возле одного из домов. Хозяева несколько раз выходили на него посмотреть, но он лишь невнятно шлепал посиневшими губами. Инсульт. А они подумали, что пьяный. Упал лицом в грязь.
15
Свет в начале жизни, в начале дня...
Громкий, требовательно-просительный крик огласил палату родильного отделения. И было что-то первобытное, незыблемое, важное в этом крике маленького красного комочка живой плоти.
— Поздравляю, у вас родился сын,— раздался радостный голос акушерки.
«Весна, зацветают сады, и все только начинается», — подумала в тот момент я.
