Было очень морозно в ярко освещенном городе. Вечерние улицы безлюдны, и только машины перегоняли друг друга. За углом, где открывался переулок, шумела и толкалась кучка взъерошенных парней.
Молодая женщина торопливо прошла мимо шумной ватаги. Смех и крики отдалялись. Но кто-то шел следом: становился отчетливым скрип снега. Она насторожилась от этого догоняющего ее морозного хруста.
Электрический фонарь. Холодный свет на снегу. Тень ее фигурки вздрогнула и застыла. Резко остановилась и быстро оглянулась. Мальчишка неуклюже ткнулся ей в плечо. От неожиданности отскочил...
— Тетенька, а вы далеко живете? — мальчишка почти с нее ростом, лет одиннадцати.
— А что? — удивилась она, разглядывая преследователя: худое узкое лицо, ершистый, легкая болонья куртка застегнута на две нижние пуговицы.
— Пустите переночевать, — шмыгнул носом, потер его голой, без варежки, рукой.
— Извини, мне ехать далеко, — жалость и настороженность боролись в ней.
Оглядываясь и нелепо подпрыгивая, мальчишка шел сбоку, засунув руки в накаленные морозом карманы.
— Застегни пуговицы, — женщина приглядывалась к нему.
Непослушные озябшие пальцы забегали по пластмассовым ледышкам, но пуговица, скользнув, вынырнула из разорванной петли, впуская стужу к детскому незащищенному телу. Подошел троллейбус.
— Тетенька, к вам можно? — не отставал мальчишка.
Клубы едкого газа, словно мыльные пузыри, вылетали и тянулись за машинами, обдавая угарным теплом.
— Садись, — бросила она через плечо и быстро шагнула в распахнувшиеся дверцы троллейбуса.
Мальчишка легко вскочил следом, не вынимая рук из карманов. Неловко, боком сел на свободное место, постукивая ботинками, согревая ноги.
В морозном блеске мелькали огни рекламы.
— А до вашего дома далеко ехать? — подышал на красные пальцы, зажал их между колен, стараясь заглушить морозную ломоту, и, взглянув исподлобья, опять насупился.
— На следующей выходим.
На освещенной остановке ее ждал муж. Взял из рук жены сумочку, притянул за плечи, согревая. Она торопливо объясняла ему ситуацию. "Что-то случилось, — долетали до мальчишки слова. — Я еще не поняла, что. Ему некуда идти, я пригласила его к нам". Мальчик видел, как она изменилась в лице, разволновалась, словно не была хозяйкой своего решения.
— Мы решили. Ты пойдешь к нам, — подошла она к мальчишке.
— Мы здесь близко живем, согреешься, — решительно говорила она, трогая его за плечо, с содроганием ощущая морозную ломкость шуршащей куртки.
— Не надо, — мальчишка отстранился. — Я сам. Мне есть, куда пойти, куда-нибудь...
— Иди туда — не знай, куда? — рассмеялся мужчина.
— Не надо, зачем вам ругаться потом? — повторил мальчишка, упрямо борясь с дрожью от холода. — Я не замерз!
— Так как же тебя зовут? — мужчина снял со своей руки кожаную перчатку на меху и протянул ладонь.
— Сергей, — сказал мальчишка, и разжались замерзшие в кулак пальцы.
— Тезка, значит, ты моему батьке.
И, словно придумывая условия игры для этой ситуации, мужчина добавил:
— А теперь пойдем в наш терем-теремок. Он не низок, не высок. В тесноте, да не в обиде, как деды говаривали, да? А ты серьезен, да легко одет, брат. Мороз-то, он, видишь, не тетка — шутить не любит.
— Мне не холодно. Я привык, — не принимал Сергей наигранного тона.
...В квартире тепло и уютно. Комната тесно заставлена: шкаф, секретер, два кресла, телевизор, письменный стол, заваленный бумагами. Стеллаж для книг, служащий одновременно и перегородкой. Сергею казалось, что он дома — было так тепло и хорошо на душе... Мальчик не чувствовал ни натянутости, ни стеснительности. Как будто женщина эта — его старшая сестра.
Наташа постелила мальчику на раскладушке, слышала, как он немного поскрипел натянутыми пружинками и затих. Где-то в других квартирах, из другого мира, доносились приглушенные звуки. Полночь. Просигналило радио у кого-то и смолкло. Наташа заставляла себя уснуть, не думать, не вспоминать. Воспоминания из детства приходили, словно сон: превращались в мысли о жизни. Ей было приятно, что мальчик спит за перегородкой в тепле ее квартиры.
Утром на работу Наташа опоздала. И рассказывала коллегам о мальчике, словно оправдываясь.
— А сейчас вот посадила его на трамвай до автовокзала, дала на дорогу денег. У мальчишки, кажется, ни копейки не осталось, говорит, все фильмы пересмотрел.
— Вы уверены, Наташа, что он поедет на автовокзал? — скептически улыбнулась деловая Алла Петровна.
— Как вы решились пустить с улицы в дом какого-то мальчишку? — недоумевала и старший экономист Зоя Ивановна. — В жизни ведь всякое бывает. Вот в нашем доме соседка сжалилась, тоже пригрела девчонку с улицы. Так в благодарность знаете, что получила?
Она возмущенно повернулась, проскрипев стулом, вопросительно посмотрела на сотрудниц отдела и добавила:
— Обворовали ее. Оставила она девчонку в квартире, вышла в магазин, кажется. И все... И вся вам благодарность.
— Как это случилось? — насторожилась Наташа.
— Как? — передразнила, удачно копируя интонацию, Аллочка. — Жизни ты не знаешь. Случилось то, что и должно было случиться. Воровкой оказалась девчонка. Какая разница, как?!
— Вернулась, значит, соседка из магазина, — размеренно, с подробностями рассказывала Зоя Ивановна, — видит, девчонка сжимает что-то в кулаке. Тут приятельница моя подходит к ней и говорит: "Разожми пальцы!" И как вы думаете, что в руке оказалось? А десять тысяч соседка-то нарочно положила на пианино, не сверху, а прямо на черную крышку.
— Сколько этой девочке лет? — задумалась Наташа.
— В школу пошла, в первый класс, а воровать уже научилась. А еще случай был... — Зоя Ивановна раскраснелась от возбуждения. — Тоже вот так... Переночевал один мальчик с улицы, а через неделю эту квартиру и обчистили!
Она грузно поднялась со стула, подошла к Наташе, положила ей руки на плечи, посоветовала:
— Позвони в милицию. Береженого бог бережет. А что-нибудь такое, необычное заметили за ним?
— Не знаю, — пожала плечами Наташа. — Все было странно с самого начала... Я даже испугалась: снег, как разбитое стекло, хрустел, и шаги все ближе, ближе... Ах, думаю, все отдам, лишь бы не били... И когда он мужа увидел на остановке, вдруг идти не захотел... Крутил, рассматривая замок, когда утром выходили из квартиры.
— Нет, я бы так глупо не поступила, — повела Зоя Ивановна полными плечами. — Зачем все усложнять? Надо принимать все как есть. Мир не переделаешь. Есть специальные люди в милиции, которые занимаются такими детьми. Вот пусть каждый и делает свое дело.
— А как он вел себя в квартире ночью? — не унималась Зоя Ивановна, накручивая диск телефона.
— Не знаю, — устало выбухнула Наташа. — Мне снился сон...
— Сон-то сном, а что теперь в твоей квартире делается?
— Он говорил, что не видел еще квартиры без телевизора... — продолжала вспоминать вслух.
— Вот-вот, — нехорошо громко засмеялась Алла, — Что за такой страховой агент, что квартиры обходит?
— Да, Наташенька, и я тебе как дочери советую: вспомни все, подумай и позвони в милицию. В молодости и я тоже была доверчивой.
— А муж тоже на работе?
— У нас-то и воровать нечего, только книги...
— У меня все вынесли. Днем... Алло! Милиция? — Зоя Ивановна услужливо и властно протянула телефонную трубку Наташе:
— Говори!
Наташа не узнавала своего голоса. Ей что-то отвечали, что-то спрашивали. Но ей было уже всё равно.
Наташе было грустно возвращаться домой: что-то произошло с ней. И зима расквасилась, отступила, обмякла, снег раскис, стал грязен.
Еле дошла до дома.
— А тут милиция приходила! — встретил её сосед-ветеран на лестничной клетке. — Что случилось?
— А... — хотела она пройти мимо, но вдруг призналась. — Мальчик у нас ночевал.
— Что за мальчик?
— Переселенцы какие-то или беженцы, а, может, мигранты?
И она рассказала ему все.
— Вот, вроде бы и доброе дело сделала. А на душе нехорошо. А было хорошо. И чего я стала воров бояться?
— Может быть, не в ворах дело? Мы стали какие-то другие. Дикий, изнуряющий страх? Мы во время войны и то такими не были. Почему разучились доверять друг другу?
— Мне все кажется, что звонком в милицию я себя предала, а не мальчика...
— Беженцы. Из Таджикистана, наверное. Их сейчас полно по электричкам побираются. Не горюй, будет помнить тебя твой мальчик. Добрые дела не забываются.
Она открыла дверь своей квартиры и вошла. Вспомнилось, как ее пригласила в свой дом незнакомая женщина. В чужом городе. Это было так давно. А утром тишина, ключ на белой бумаге и записка: "Завтрак на столе. Подогрей чай. Ключ положи под коврик у двери. Ни пуха, ни пера!" Она в тот счастливый день сдала на отлично свой вступительный экзамен. И была такой счастливой.
