Анна признается: она была трудным ребенком! И ей всегда не хватало любви, внимания, ласки. Она чувствовала себя несуразной под гнетом семейных звездных авторитетов и страдала комплексом неполноценности. Она не знала, как заслужить любовь родных, и все ее выходки были неким бунтом, желанием привлечь к себе внимание любым способом. Ведь часто взрослые забывают о том, что сами когда-то были детьми и страдали от непонимания и равнодушия...
Сама Анна — прекрасная мама, жена, а еще она — желанная гостья в любом доме. Потому что та искренность и любовь, которую она вкладывает в своих героинь в комедийном шоу "Одна за всех" на "Домашнем", буквально обезоруживает...
— Ваш дом овеян легендами: в семье Ардовых бывали уникальные люди. Среда важна для воспитания ребенка?
— Из семейных легенд знаю, что у нас однажды виделись Цветаева и Ахматова. Слышала об этом с детства от деда. Он рассказывал, что ушел в кабинет, чтобы не мешать поэтессам, когда они встретились в большой комнате, чтобы пообщаться. И я, конечно же, боготворю Ахматову и Цветаеву, как все русские барышни. И меня потрясает то, что они были в нашем доме. Но в детстве я Цветаеву не принимала: она казалась мне очень буйной.
— Что же Вам было по вкусу?
— Дело в том, что в 15 лет меня отправили к тетке по маминой линии в Вологодскую область, чтобы я закончила
— Часто воспитание детей доверяют бабушкам. И именно они дают нам необходимое: ощущение любви, защищенность... Так?
— Да. Конечно, это мне давала бабушка по отцу, Нина Антоновна. Она меня баловала. И мне это было необходимо. Ее радовала та внутренняя степень свободы, которую она во мне видела. Нина Антоновна говорила: "Ты будешь актрисой". А дед, Виктор Ефимович, ей вторил: "Нет, ты будешь гениальной актрисой". Нина Антоновна понимала, что дома меня обижают, пыталась это как-то смягчить.
— Кто обижал?
— Мамина мама ко мне сурово относилась. Я все теряла, все забывала. Приносила двойки. Была просто неуправляемая. И за мои проделки и хулиганства Зоя Моисеевна меня наказывала и даже порола. А я просто была открытым, веселым, хулиганистым ребенком. Повзрослев, я как-то спросила маму: почему ты позволяла так сурово меня наказывать? Неужели не понимала, что это травмирует мою психику? А мама ответила: "Не понимала. Меня так воспитывали..." Она не жестокая была, просто актриса. Маленькая, тоненькая. Красотка в рюшечках. Инженю-кокет. Она доверяла своей матери мое воспитание. А вот Нина Антоновна баловала меня безмерно. Например, мы шли искать грибы. Она их, естественно, находила первая, и мне говорила: "Чувствую: здесь растет гриб". И так я набирала полную корзину.
Потакала мне во всем. Один раз Люда Дмитриева (актриса театра "Et Cetera", ранее актриса ефремовского МХАТа), вторая жена папы, зашла в комнату и застала такую картину: я сижу на стуле и говорю бабушке: "Ищи!" А та ползает у меня под ногами и ищет иголку с ниткой, которую я потеряла. Люда, когда увидела такую картину, сказала: "Что же вы делаете?" А бабушка подняла голову и отвечает: "Хочу, чтобы она запомнила меня доброй". И я запомнила. Эта полная вседозволенность была, наверное, перебором. Но если бы Нина Антоновна меня не баловала, я не состоялась бы как личность.
В детстве я была очень агрессивная, нервная. Дралась и плохо училась. У меня не было переходов. Настоящий неврастеник, со всеми вытекающими. Стала заикаться. Мне сказали, что я должна поменять обстановку, и отправили в санаторий. И там я устраивала ужасные сцены. Убегала от всех и сквернословила. Потом босиком выбежала на снег. Это было лет в
— Где ж Вы нецензурно выражаться научились?
— Во дворе. Да и мой папа всегда виртуозно ругался. При мне маленькой — не очень, а потом свободно. И дед тоже. Да и я теперь, когда эмоции захлестывают, могу крепкое словцо употребить. И, честно говоря, не считаю это признаком дурного тона.
— Авторитеты взрослых не давили? Отец — актер и режиссер, мама — актриса, да и бабушка — ученица Станиславского. Плюс дядя — народный артист Алексей Баталов...
— Давили, но позднее, когда я поступала в театральный. Было страшно не соответствовать такой талантливой семье. А в детстве мне было все равно.
— У Вас есть сводные сестры. Вы с ними ладили?
— Нина Антоновна собирала нас всех вокруг себя. У каждого из нас была или общая мама, или папа. А бабушка повторяла: вы родные сестры, вы должны дружить. И мы это понимали.
— То есть ревности не было?
— Бывало, конечно, что старшие обижали младших. Я, например, обижала Машу Ардову — мою сестру по папе, и Настю — сестру по маме (ее отец — Игорь Старыгин). А меня обижала старшая Нина — родная со всех сторон. По прошествии времени самыми близкими и любимыми стали именно Маша и Настя. Хотя и Олечку Ардову (она живет в Америке), и совсем маленьких сестричек Настю, Иру и Варвару я тоже люблю.
— Во что тогда играли?
— Основное развлечение — это улица. А еще у моей старшей сестры была кукла Барби, и мне в особых случаях позволялось с ней играть. У куклы сгибались коленки и локти, и она садилась за стол. У нее была настоящая грудь. И настоящая попа. И еще два бальных платья, две пары туфель и вмонтированные в уши сережки. Сейчас-то такую можно купить. Но тогда!..
— Долгое время мужем вашей мамы был Игорь Старыгин. О нем, знаю, у Вас теплые воспоминания...
— Интеллигентный, добрый. Занимался со мной какими-то школьными предметами. Но человек он был занятой. Много снимался. В тот период у него было очень много работы. Поэтому виделись не так часто. Мы его ГошаТошечка называли. Когда у бабушки спрашивали, за что она любит Старыгина, мужа невестки, она отвечала: "Он такой красавец!" Он, правда, чудесный человек и подарил мне столько любви...
— А ссоры, размолвки в вашей семье происходили на глазах детей?
— Ссор мамы с Гошей я не видела. Хотя, как теперь понимаю, там все бурно было.
— Достаток — он в чем выражается? Во вкусе, в одежде?
— В детстве достаток был с Гошей. А потом мама опять вышла замуж. И был тяжелый период. Помню, как всем детям родители купили босоножки, моя мама — нет. Я упрекнула: "Всем покупают!" И мама плакала.
— Когда появлялись карманные деньги, на что Вы их тратили?
— На вкусности. На кексы по 15 копеек. Порой на сигареты. Курить начала, потому что курили все вокруг. И мама курила. Хотелось попробовать, быть взрослой. А бросила только шесть лет назад — устала от никотина.
— Комсомол у вас был?
— Меня не приняли в
— Вы крещеная?
— Крещеная, и крест носила, не скрывала. Каждую пасху мы были в церкви... И своего дядю, иерея Михаила Ардова, я всегда слушала.
— Помните первую любовь?
— Влюблялась я постоянно, но мальчики не знали об этом. Я же была бандиткой. Думала, дружим, но внутри-то было чувство.
— Помните платье с выпускного бала?
— Платья не помню. Зато помню, что мы собрались с подружками заранее, в каком-то здании. И так напились... Выпускной бал я провела в туалете. Мне было плохо.
— Из детства у Вас подруги остались?
— Почти нет. Я даже на встречи с одноклассниками не хожу.
— А как преодолели переходный возраст дочки?
— У Сони был очень противный период где-то с 11 до 12 лет. Она играла в каких-то эмо, была очень закрыта, и меня это пугало. Она слушала меня, жуя жвачку и качаясь на ноге, как мой персонаж-медсестра. И ни криком, ни просьбами я не могла к дочери пробиться. Бессилие!
У нее была подруга, относительно которой я испытывала ужасные чувства и только и ждала с замиранием сердца, когда же они поссорятся. Но ругать боялась, чтобы не было конфликтов с Соней. И даже говорила ей: приходите в гости... И, наконец, они поссорились. Соня обиделась на несправедливости со стороны подруги и мне жаловалась: мол, почему она так поступает? Я же так ее люблю! Слава богу, мы перешагнули эту черту и стали с дочкой подругами.
— С сыном ладите?
— Антон очень громкий парень, очень бурный, как я, но поумнее меня. Сын в этом в мужа моего, Сашу Шаврина. Например, у него все время юмор в школе по поводу учительницы вырывается. И она обижается. За что я Антоху ругаю. Она такая правильная, строгая, зачем ее обижать?
— А какая Вы мама?
— Посмотрите на еврейскую маму из "Одна за всех" — мы похожи. Во мне ведь течет еврейская кровь, а кровь, как говорится не водица. Мой дед Виктор Ефимович Зигберман из сефардов — испанских евреев. Понял, что с его фамилией в СССР не проживешь, убрал "сеф" и стал Ардовым.
Я все время себя торможу в желании беспрекословного послушания. Когда кормлю детей, приговариваю: "Ну, мое солнышко, я тебе все приготовила". И без перехода: "Я кому сказала — ешь немедленно!" Вот такая амплитуда. Муж говорит: легче с террористом договориться, чем с еврейской мамой.
— Что бы Вы хотели пожелать своим детям?
— Чтобы они были счастливее и здоровее, чем я.
