Площадку покрасили краской, которая не высохнет пол-лета.
- Что будем делать?
Полазить бы по деревьям, но давно срубили все удобные.
- Лезем на гаражи Если ты настоящий пацан, прыгай с этого сарая на гараж.
Только надо примериться, и удобно поставить ногу.
- Ну, прыгай! Не трусь!
- Подожди, здесь крыша прогнулась.
- Да слабо тебе, только болтаешь.
- Смотри и учись. У, классно!
- А ну, брысь с гаражей! Паразиты, ничем заняться не можете. Того и гляди расшибётесь. Слезайте, вам говорят.
- Смотри, пацаны из белой пятиэтажки. Эй, пошлите в футбол двор на двор.
- Ну да, нас трое, а вас четверо, один лишний.
- Надо было команду собирать, сами виноваты. Что, струсили?
- Кто? Да мы вас всухую…
Девочки у подьезда играли в колечко.
- Что загадываем? Мультик. Нет, сказку. Рекламу лучше. Смотрите, мальчишки дерутся.
- Продули наверное. Футболисты-каратисты.
- Майкл вышел!
- Ура! Бежим к нему.
Футбольные споры вмиг забыты. Гаражи опустели. Копающиеся в грязном песке малыши побросали свои совки. Сейчас начнётся самое интересное- праздник двора.
С некоторых пор в доме появились англичане. Целое семейство: две крепкие, немного флегматичные девочки-двойняшки, лет 8; имеющая какие-то русские корни мама, никогда не выходящая во двор; и необыкновенный английский папа. Он вовсе не был похож на высокомерного чопорного лорда, но и от традиционного образа американца, со знаменитой пустой белозубой улыбкой, отличался тактом, сдержанностью и сердечностью. Высокий, худой, лет 35, в очках и неизменной зелёной спортивной форме: майка-шорты-кроссовки, он вёл здесь в России удивительный образ жизни.
Казалось он приехал в далёкую русскую провинцию, в промышленный город, славный нефтепромыслом, но увы лишённый архитектурных шедевров, в пыльный летний зной, только для того, чтобы каждый вечер собирать вокруг себя толпу детей, и, мешая русские и английские слова, придумывать для них разные соревнования, игры, забавы. Заняв всех от 3-летних малышей до тяжёлых на подъём подростков каким-нибудь серьёздным делом, Майкл, как его звал весь двор, садился в тени берёз, доставал блокнот и быстро писал что-то. Ходили слухи, что он записывал шедевры уличного фольклора, а может быть просто совершенствовался в русском языке. Другие говорили, что он пишет диссертацию о национальных дворовых играх разных стран. А может быть это были деловые записи бизнесмена, решившего отдохнуть душой среди детей. Точно никто не знал.
Но как самозабвенно, как увлекательно он умел обьединять всех в очередной эстафете, или в импровизации русско-английского невероятного музикла, находя всем применение. И как легко улаживались споры, ссоры и соперничество в процессе игры. Он не суетился, не кричал, не походил на шумных массовиков-затейников, на, отрабатывающих нелёгкий хлеб, воспитателей и гувернантов. Он похоже искренно и бескорыстно полюбил этих чужих , часто не нужных родным отцам, детей. И своим дочкам, часами спокойно играющим в уголке, уделял гораздо меньше времени, чем ораве визжащего и ликующего, толкающегося и дерущегося молодняка. Мамы, выгуливающие своих малышей; собаководы, стерегущие собак; автовладельцы, копающиеся в гаражах- все удивлялись странному хобби экзотического англичанина, в зелёных шортах, с кожаным блокнотом и чудесным, расписанным английскими замками и пейзажами мячом.
Сначала недоверчиво посматривая на общее оживление, вскоре мамы и бабушки привыкли к добровольному усатому няню, и, охотно пользуясь его услугами, спокойно читали журналы или вязали, вполглаза наблюдая за счастливыми чадами, забывшими свои капризы.
Через несколько недель международного общения, английский разговорный стали понимать не только дети спецшкол, но и все активные участники дворового клуба.
Сколько игровых площадок можно было разместить на узком пятачке, cвободном от гаражей и машин. Сколько всяких премудростей и игр с мячом накопила цивилизация, но самое удивительное- никто здесь не был лишним. Народные песни-потешки, английские и русские, выдававшие филологические пристрастия ведущего, увлекая в хороводы, никого не оставляли в стороне. Смесь из английского гольфа и русской лапты обрела свои правила, и прочно вошла в дворовую историю. Ещё был праздник живописи на асфальте, где всем художникам раздавались наборы разноцветных мелков. Музыкальные представления-импровизации на свежем воздухе, одновременно на двух языках; где зрители: малыши, их мамы и местные старушки, понимали сюжет на свой лад. Каждый вечер приносил сюрпризы, и маленькие призы от щедрого уличного мецената.
Так пролетел июнь, первый месяц каникул. Дети не скучали на своей невзрачной площадке, и почти не завидовали тем, кто уехал в деревню или на море. Им пришлось остаться в душном городе. Но у них был английский папа.
Все как-то забыли, что англичане лишь временно поселились в их доме. Так органично и прочно вписались они в дворовую жизнь. Но праздники кончаются. Настало время прощаться. Майкл подозвал самую бойкую, вечно возящуюся с малышами и собаками, дворовую девчонку, и торжественно вручил ей чудо-мяч. Двойняшки-англичанки вдруг, забыв свою флегматичность, бросились обниматься со своими друзьями, и расплакались. Малыши, не долго думая, заревели тоже. Мамы принялись было вытирать им глаза, но сами не удержались. Скоро весь двор утонул в море сентиментальности. Майкл улыбался сквозь слёзы, и, забыв вдруг все русские слова, по-английски говорил что-то в утешение. И все вдруг поняли, что ни в одной стране не найти им больше такого папы. Такой был всего один на всё их короткое детство.
О.К.Прозорова, subhankulova@kmrb.bashnet.ru
