Гостям своей программы "Детский недетский вопрос" ее автор и ведущий Дмитрий Брикман задает детские вопросы - реальные вопросы, услышанные от детей, - и обязательно называет возраст ребенка. Благодаря этому его знаменитые собеседники раскрываются с неожиданной стороны. Вот новые штрихи к портрету писательницы Дины Рубиной.
5 лет, девочка: "Я не врушка, я сочинитель, а ты врушничаешь?"
Какой замечательный вопрос, боже мой. Я врушка. Я сочинитель. Сочинителя не врушки не бывает. Писатель — это волшебник, а волшебник — это всегда человек, который создает из ничего.
Попробую подойти к этой теме немного с другой стороны. 9 лет, девочка: "Что такое совесть?"
Совесть — это такое неудобство, которое не позволяет тебе быть счастливым, если ты понимаешь, что в каком-то вопросе мог бы поступить лучше, чем ты поступил. И вот с этим неудобством ты живешь, как с какой-то кнопкой в сандалии: и хочется вытряхнуть, и нет времени.
Понимаешь, что надо остановиться, отстать, может быть, от какой-нибудь группы, за которой ты бежишь или с которой ты бежишь, и все-таки вытряхнуть эту кнопку. Поднять телефонную трубку и сказать: "Прости, пожалуйста, я совершил ужасный поступок".
Вас совесть часто мучает?
Приблизительно с трех часов утра, когда я встаю.
Проснулись, и сразу начинает мучить?
Да, конечно. Когда я просыпаюсь и понимаю, что вчера ужасно работала и ничего не сделала, что родители заброшены, сын отбился от рук, дочь эгоистка благодаря, так сказать, мне, и внучка не ухожена, и муж не обласкан. В общем, это начинается примерно часа в три утра, поскольку я жаворонок, а заканчивается тогда, когда я дочитываю последние несколько строчек перед сном, понимаю, что вот это гениально, а то, что делала сегодня я, — полное говно.
Писатель – страшный бандит
О, тут у меня был созвучный вопрос… 11 лет, мальчик: "Почему одно слово прилично, а другое про это же неприлично?"
Знаете, когда моему сыну было годика три, он пришел из детского сада и спросил меня: "Мам, что такое жопа?". Я сказала: "Знаешь, Димочка, такого слова нет, есть слово „изжога“. Вот когда дедушка съедает копченую колбасу, которую ему нельзя, у него начинается изжога. Такое слово есть, да".
Наверное, дня через два мы с ним идем по улице, и он требует вторую порцию мороженого. Я отвечаю, что ему достаточно и больше я не куплю. И он мне говорит: "Как сейчас дам по изжоге". И тогда я поняла, что нужно прекратить обманывать человека. Я сказала: "Ну хорошо, есть слово „жопа“, но можно сказать иначе, и, вообще, все зависит от того, в каком контексте ты произносишь то или иное слово".
Но вы их используете, да?
Вы же знаете, что слово может убить, оскорбить, задеть, вдохновить, поднять человека — это все искусство. Слово — это искусство. Эти "плохие" слова имеют глубокие корни в народной речи, в фольклоре. Они связаны с глубинными особенностями нашей психики, с историей рождения человека, зачатия человека и так далее.
Эти слова имеют серьезную мощь. Во всяком случае, когда за рулем в экстремальной ситуации я позволяю себе выброс этих слов, я понимаю, что, возможно, я ускользаю от сердечного спазма, от сильного эмоционального стресса, понимаете?
В прозе — это как блестки, как золотая краска, которую вы используете в наряде принцессы: заляпаете этим золотом, и будет совершенно вульгарная вывеска. А когда вы поставите блик, это будет необыкновенно живой взгляд, живой жест. Понимаете?
6 лет, девочка: "А ты умеешь хранить тайны?" Когда вы наблюдаете чужие судьбы, находите любопытные для вас истории и понимаете, что это может войти в книгу, но человек и ситуация будут узнаваемы, все поймут, про кого это. В таком случае вы вставите этот эпизод или нет?
Конечно, вставлю — без стыда, без совести. Я хотя бы имена меняю, а Довлатов и этого не делал. Писатель — страшный бандит в этом вопросе. Но если близкий человек доверяет мне какой-то секрет его жизни и предупреждает, что об этом не нужно говорить, то на бытовом уровне я, конечно, храню эту тайну и никому не передаю, это безусловно. Но выдающаяся история, характер, человек или фокус-покус в жизни — нет, это непременно надо описать.
Литература никого не меняет
13 лет, мальчик: "Если существует судьба, то что тогда зависит от человека?" Все ваши романы так или иначе о судьбе.
Да, меня очень волнует тема судьбы, тема времени, человека и времени и тема человеческого рода, непрерывной длительности человеческих генов, которые всплескивают в дальних потомках, еще не понимающих, что они несут в себе драгоценную суть какого-нибудь прадеда или прабабки.
Меня это все страшно волнует. Писатель — не фейерверк и не дивертисмент, это человек с несколькими идеями фикс, вернее, с несколькими кардинальными вопросами, которые его волнуют до боли на протяжении всей жизни… Что там было по поводу судьбы?
Вопрос звучит так: "Если существует судьба, то что тогда зависит от человека?" Но я бы сначала хотел узнать, как вы видите судьбу. Если бы вас попросили вылепить или нарисовать образ судьбы, как бы вы ее изобразили?
Я думаю, что это поток, очень сильный поток. Судьба может зашвырнуть человека в пятилетнем возрасте в город Магадан с родителями-зеками, один из которых дирижер симфонического оркестра московской филармонии, а другой — блестящая пианистка… Но даже в этом случае судьба поворачивается совершенно по-разному, потому что все зависит от букета генов этого человека, от его личности, от силы характера, от того, что он делает с теми обстоятельствами, в которых оказался.
То есть обстоятельства — это штука предрешенная.
Обстоятельства — штука предрешенная. Что с ними делать — зависит от человека.
14 лет, девочка: "Можно ли изменить другого человека?"
Никогда, никогда. Можно притереться к другому человеку.
А ваши книги меняют других людей?
Нет, литература никого не меняет, никого. Она проникает в человека совсем другим путем — с черного входа, она оставляет какие-то небольшие зацепки, зарубки, тень какую-то, к которой иногда возвращаешься мысленно. Нет, человек приходит в мир таким, каким подарили нам его созвездия генов.
Созвездия генов — это и есть человек, его можно чуть-чуть отшлифовать, научить, в какой руке держать вилку, в какой руке держать нож, как подавать даме руку… и еще не всякого научишь этому. А вот выражение лица, манера двигаться, движение души, доброта природная или природная недоброта — ничего вы с этим сделать не можете, просто ничего.
То есть человек не станет добрым?
Нет, доброта — это огромный талант, который дается человеку опять-таки при рождении, это дар такой или наказание, но это драгоценное качество, которое человек несет по жизни, как тяжкий груз, потому что страдает от этого всегда.
Дина Рубина с дочерью Евой, когда та служила в израильской армии
Я всегда любила ведьм
7 лет, девочка. "Почему Белоснежка хорошая?" — спросила девочка и сама себе ответила: "Она просто ищет принца". Почему белоснежки хорошие, когда они принца ищут?
Этот образ для меня всегда был отвратителен, я терпеть не могу эти поиски принца. В этом есть какая-то несамодостаточность, невозможность занять себя чем-то. Принц, как правило, либо приходит сам, либо ты сам себе принц, либо создаешь из любого бросового материала этого принца.
И человек, который ищет и перебирает этих принцев, мне всегда был чрезвычайно несимпатичен. Поэтому я не знаю. Белоснежка — совершенно нелюбимая мной героиня. Я всегда любила ведьм.
А ведьмы принцев не ищут?
Ведьмы крутят их в бараний рог.
А вы себя ощущаете ведьмой внутри?
Ну, не Белоснежкой.
Как вы изящно ушли от ответа. И все же… 11 лет, девочка: "Кто смотрит на тебя из зеркала?"
В зависимости от того, где я в это зеркало смотрюсь. Если я принакрашенная, в хорошем пиджачке прохожу коридорами какого-нибудь конгресса, где я должна сказать что-то важное, то на меня смотрит совершенно закрытая дама, суховатая, не просто в маске, можно сказать, в железобетонном шлеме.
Когда я просыпаюсь утром и смотрю в зеркало еще до того, как почистила зубы, на меня глядит всклокоченная старая баба, и это совершенно другое лицо. Я понимаю, что я ответственна за это лицо, что я его, собственно, и создала в течение жизни, поэтому отношусь к нему с удивительной теплотой.
6 лет, мальчик: "Что такое любовь?"
Я просто расскажу случай из жизни. Нам было по 15 лет, и моя самая близкая подружка уехала в Киев на каникулы. Там она встретила мальчика, которого полюбила, это было взаимно, и они гуляли по Киеву весь этот замечательный месяц и договорились, что обязательно поженятся после школы.
Она вернулась в свой родной город и рассказала об этой ослепительной любви на веки вечные своему деду. Он был профессор, хирург, и прожил со своей женой 60–65 лет. Он сидел на террасе, внимательно слушал внучку и руками хирурга намазывал на булку масло. А она топала ногами и кричала, она собиралась уехать в Киев, кричала: "Ты не понимаешь, ты старый, ты не понимаешь, что такое любовь!" И он спокойно, продолжая намазывать масло, сказал: "Дура, любовь — это годы, прожитые вместе".
То есть надо прожить много лет, чтобы понять, что такое любовь? Вспышки — это не то?
Вспышка — это другое, это страсть, это вдохновение — эмоциональное, телесное, гормональное, это до известной степени болезнь. Но когда ты проникаешь и прорастаешь в человека всеми корнями, нервами, эмоциями, характером, привычками, вот это и есть совершено нерасторжимое чувство полного соединения.
Помню, когда я работала в Москве, ко мне в гости пришел писатель, мой старый-старый знакомый, у которого за полгода до этого умерла жена. И он сказал: "А знаете, Дина, — а он человек спокойный, очень светлый, — у меня физическое ощущение, что я остался буквально половинкой, как будто меня разрезали, и у меня одна рука, одна нога, непонятно, как двигаться".
Он не плакал, он не говорил каких-то высоких слов, просто дал вот этот образ. Это было настолько зримо, что я внутренне содрогнулась, я поняла, что этот человек очень страдает.
Класс профессора Галины Дубровской в Ташкентской консерватории, за фортепьяно - Дина Рубина
Жизнь – проклятая штука
6 лет, мальчик: "У меня украли велосипед, а что у тебя украли в жизни?"
Раньше я думала — 17 лет, которые я занималась музыкой, но теперь, когда я много пишу о музыке, вижу, что нет, это не украденное. Сложный вопрос. Думаю, никто не может с калькулятором подсчитать, сколько потеряно дней, часов, людей, улыбок, радости. Не знаю.
А может быть, все, что крадет жизнь, на самом деле во благо?
Ничего нет во благо. Жизнь — это проклятая штука. Она дарит, конечно, какие-то счастливые минуты, но в конце концов мы приходим к ужасному, мы приходим к старости.
Старость — это всегда очень печально. Помните, Светлов говорил: "Я знал, что старость — кошмарная штука, но не знал, до какой степени".
8 лет, мальчик: "Зачем мы живем и почему умираем?"
Милый ты мой. Мне еще лет 40 нужно думать над этим вопросом, потому что у меня написано 11 романов, и в каждом из них я задаю себе этот вопрос, но почему-то пока не сумела на него ответить.
А надо ли бояться смерти?
Я думаю, да. Несмотря на то что огромное количество сект и религий учат, что смерти нет. Ее как бы нет, но это экзамен, который все мы проходим. Я не знаю человека, который бы совсем не боялся экзамена. Любой экзамен — это некий порог, который мы должны перейти с честью. Вы знаете, сочетание смерти и чести — это острие, по которому идешь в последний раз в никуда, в пустоту или в некую наполненность. Мне кажется, что это нормально — бояться смерти.
Дина Ильинична, а как вы думаете, для чего вы в этот мир пришли?
Это мне более или менее понятно, все-таки я написала много книг. Когда я выступаю, ко мне подходят подписывать книги и говорят какие-то замечательные слова, а это случается довольно часто, я понимаю, что, наверное, этими составленными словами, страницами, историями я могу занять кого-то, может быть, на день, на два, на неделю, на месяц и чем-то помочь в этом мире.
А вот почему мы умираем, я так до сих пор и не понимаю. Может быть, пойму, когда умру. Мне кажется, это ужасное издевательство. Помните, в одной книге Искандера как раз говорится о том, что, когда умирают молодые, не так жалко, они не успевают привыкнуть к этой жизни, а когда умирает старый человек, то ужасно жалко, он так привык, ему так уютно жить в этом мире, он настолько уже знает, как с ним обходиться, и вдруг раз — он почему-то должен умереть. Понятно, что писатель изложил это как парадокс, но в этом есть своя капелька правды.
6 лет, мальчик: "Я вот купил тебе подарок. А что ты мне подаришь?" Дина Ильинична, представьте, что перед вами сидит мальчик, и вы можете подарить ему все что хотите, вам открыты все богатства, все возможности в мире. Какое умение вы ему подарили бы?
Умение пробиваться сквозь эту жизнь. Умение не сдаваться, причем я имею в виду не какую-то храбрость в бою, а это спокойное мужество, стержень, который не позволяет человеку упасть по жизни. Стержень.
