«Мама» — выводила я первое слово еще неокрепшей рукой в тетрадке. «Мама и я» — так назвала я свой рисунок, где стояли две принцессы, большая и маленькая, держась за руки. Только мамы у меня больше не было.
Был жаркий летний день, за мной в детский сад почему-то днем зашла соседка, пошушукалась с воспитательницей и повела меня домой. Дома у нас сидели соседи и мамина двоюродная сестра. Прислушиваясь к разговорам, я уловила слова «пожар» и «нарушение техники безопасности». Маму я больше не увидела.
С мамой мы жили весело и беспечно. Она была высокая блондинка с голубыми глазами, я же совсем непохожа на нее — чернявая и узкоглазенькая. «Китайская принцесса» — называла меня мама, и у меня были самые красивые платья и прически, предмет зависти всех дворовых девчонок.
«Никогда не сдавайся, и все будет хорошо», — учила меня мама. И своим примером доказывала это. Родила она меня без мужа, без поддержки родителей, но добилась в своей жизни и хорошей должности, и уважения людей.
Но только все рухнуло в один день. Я оказалась в детдоме. Сестра мамы, отводя глаза, пытаясь подбирать выражения попроще (она считала, что я мало еще понимаю в 6 лет), сказала: «Ребенок должен жить в нормальных условиях» и «Я не могу тебя взять». Это было неожиданно и очень больно.
Конечно, она жила вдвоем с парализованной матерью в однокомнатной квартире, работала уборщицей, имея высшее образование, чтоб всегда быть рядом с домом, — куда ей еще малолетняя племянница с кучей хлопот и проблем. Все это я уже и тогда понимала, будучи смышленой и развитой не по годам, но сердцем так и не поняла. «Возьмите меня, мне ничего не надо!» — кричала я ей мысленно, но в ответ просто молчала, согласно кивая головой. Тетя приезжала пару раз, привозя кулек с конфетами, но я не вышла к ней ни разу — слишком больно было видеть ее похожие на мамины глаза. Конфеты я отдавала девчонкам: к сладкому всегда была равнодушна.
Маме я писала письма, поздравляла с праздниками... Так делали и другие девочки, у них были мамы — у кого в тюрьме, у кого просто лишены прав. Я им очень завидовала, представляла, что моя мама живет в далекой стране, в королевстве и пока не может меня забрать. Но однажды мои рисунки и письма нашли старшие девочки, читали и громко смеялись. «У тебя же нет мамы!» - говорили они. Я молча отобрала письма и рисунки и больше не писала, стала говорить с мамой мысленно.
«Как это — нет мамы, — думала я, — есть ребенок — значит, есть и мама этого ребенка, даже если не рядом с ним». Училась я на отлично, была тихоней, в шалостях участия не принимала и поэтому была «одиночкой» в детдоме. «Домашний ребенок», — вздыхала воспитатель и гладила меня по голове.
Зима была любимым временем года. Особенное волшебство я чувствовала по ночам, вглядываясь в замершее окно, где роился снег. Все спали, была тишина, и мне казалось, я слышала звон колокольчиков.
После детдома началась взрослая жизнь: я училась в университете, и мне дали комнату в общежитии, отдельную, так как я еще занимала должность воспитателя. Это было здорово - впервые я чувствовала себя совсем самостоятельной.
Именно тогда я познакомилась с Сережкой. Единственный сын обеспеченных родителей, он жил весело и беспечно. Меня в нем и привлекло это, он как будто не жил, а играл в какую-то игру. Беременность была неожиданной, но желанной. «Рожай, наверно, мальчик будет», — смеялся Сережа. Но я уже задумалась о своем материнстве с другой стороны. Кроме ощущения счастья меня захлестнула мучительная тревога, и с ней я ходила все девять месяцев.
Пришла мама Сережи, молодая и красивая, и долго со мной разговаривала. А я с восхищением ее рассматривала — просто идеал красоты для детдомовской девчонки. У нее был маникюр, и от нее исходил запах дорогих духов. Красивее была разве что моя мама.
Она говорила спокойно, размеренно, и все ее слова были правильными и обоснованными. «Ребенок должен жить в нормальных условиях», — говорила она. Я это уже слышала. Когда-то очень давно. И да, конечно, я согласна с этим. В моей комнате, где я не была даже прописана, зимой было 6 градусов, несмотря на отопление. Холодильник и плита — в общей кухне, о горячей воде приходилось только мечтать. Учебу на год придется отложить, значит, не будет стипендии, а зарплаты полставки воспитателя не хватит даже на еду. Сережка не отказывался помогать, но он в своей жизни ни заработал пока ни копейки и жил на иждивении родителей.
Вся моя беременность прошла в мучительных терзаниях — более страшного времени больше в моей жизни не было. Мама Сережи заберет ребенка сразу после рождения, у них уже есть кроватка, они вполне молоды, здоровы, смогут вырастить еще одного ребенка, у них средства и условия. Ребенку там будет лучше. Все это я повторяла себе, как заклинание. Мама, что мне делать?
В один из холодных дней, когда уже замерзают лужи и сыплет первой крупой снег, появилась на свет моя дочь. На месяц раньше срока. Скорая с испуганным врачом домчала меня до роддома за 10 минут. Через пару минут я уже родила. Мама, я родила девочку! Она была недоношенной и маловесной, но мне показалась прекраснейшим существом на свете. Я с восхищением разглядывала ее. Я стала матерью, и теперь на свете нас уже было двое, мы уже были семьей, мать и дочь.
Я мама! Моя девочка, моя дочь, как нам будет хорошо вместе. Осенью мы будем гулять по парку, подкидывая ногами листья, зимой читать про Белоснежку, а летом встречать грибной дождик, чувствуя капли на своем лице. Мы отрастим тебе длинные волосы и вплетем в них ленты и бусинки, как у принцессы, или пострижем под ирокез и покрасим в зеленый цвет. Как ты захочешь, моя девочка, лишь ты была счастлива, лишь бы ты смеялась. И я для тебя сделаю все, чтобы ты жила в нормальных условиях, как все дети. Я была спокойна и уверена. Больше сомнений в моей душе не было. Я мать, и я буду бороться за своего ребенка.
Когда заканчивалась зима, мы с Леной уже жили в своей квартире. Лена — так назвала я ее в честь мамы. Нет, у мамы было другое имя, но имя Елена очень ей нравилось.
То, что умещается тут в одной строчке, стоило мне больших усилий и иногда невозможных действий. С утра, завернув Леночку в одеяло и положив в рюкзак еду, я начинала походы по чиновникам и сбор многочисленных справок. Я не только знала каждого чиновника в лицо и по имени-отчеству, но знала имена его детей, жены, а также домашний адрес. Обо мне даже сняли сюжет и показали по местному телевидению. Я знала закон и могла ночью цитировать его без ошибок. Хотя ночью я занималась другим: я досрочно сдала сессию и писала диплом.
Леночка унаследовала мой спокойный характер, могла часами созерцать привязанную бумажную снежинку или мять ручонками тряпичную куколку. «Мы не сдадимся, Лена, и все будет хорошо, ведь у тебя есть мама», — говорила я ей. И знала, что так и будет.
Моя дочь уже закончила школу. В прошлом году был выпускной, и она была прекрасна в нежно-сиреневом платье, а у меня были слезы на глазах. Но до сих пор самым ярким воспоминанием для меня остается, как мы с четырехмесячной Леночкой стоим у окна в своей новой квартире. Там пока ничего нет, один надувной матрас на полу, но у меня внутри такое ощущение счастья и победы, которое я не забуду никогда.
Мама, у меня получилось, мы теперь настоящая семья. И мне кажется, я слышу мамин голос, говорящий фразу, которую я всегда ждала и которую теперь постоянно говорю своей дочери: «Я так горжусь тобой, моя девочка!». А за окном опять идет снег...
