Тем, чьи подростки хамят, качают права и вносят хаос в налаженную жизнь семьи, герой рассказа Катерины Мурашовой покажется идеальным ребенком. Сколько он продержится в своей броне и каким окажется его взрослое будущее? Родителям, которые хотели бы воспитывать только хороших мальчиков и девочек, читать обязательно.
Сначала пришла встревоженная мама.
— Вы знаете, вроде бы у нас ничего такого плохого не происходит, но мне как-то жутко. Может быть, конечно, это такая игра, но какая-то она... нечеловеческая, что ли. Да и возраст уже... я знаю, сейчас и взрослые дяденьки в компьютерные игры играют, но ведь не все время же...
— Расскажите поконкретнее, что именно у вас происходит.
— У нас в семье есть сын, Михаил, пятнадцати лет. Очень хороший мальчик. Учится в гимназии, в девятом классе. Гимназия далеко не самая сильная в городе, но все-таки на неплохом счету. Учится Михаил хорошо, тройки бывают редко. Учится самостоятельно, к нам обращается нечасто; если чего-то не знает или не понимает — читает или слушает в интернете соответствующий урок.
В школе отношения хорошие и с учителями, и со сверстниками. Раньше Михаил был невысокого роста, но в последние года полтора очень вырос, и теперь девушки просто телефон обрывают. Компьютерными играми чрезмерно не увлекается, хотя и может иногда поиграть часок. Занимается дополнительным английским (это необходимо, в гимназии, увы, дают не так уж много), настольным теннисом (это замечательно развивает координацию, а у него с детства были с этим проблемы) и плаванием (нам ортопед рекомендовал).
— Гм... Девять из десяти мам пятнадцатилетних подростков уже на зависть изошли бы, слушая вас... А что же не так?
Женщина замолчала, несколько раз нервно сплела, а потом расплела пальцы и подняла на меня исполненный тревоги взгляд:
— Где-то года два назад Миша впервые сказал нам, что хотел бы быть не человеком, а роботом. А теперь... теперь он им практически и стал. По крайней мере по виду.
Стал роботом и даже меняет программу
— Ни фига ж себе! — непрофессионально, но очень заинтересованно воскликнула я. — А каким именно роботом он стал? Из старых фильмов? Или каким-то современным? Может, он просто косплеит в реале какой-то культовый подростковый фильм, роман, сериал?
— Что? Что? — мать явно растерялась.
Я быстренько рассказала ей, что такое косплей, манга и прочая прилегающая к ним субкультура.
— Нет, нет, почти наверняка нет, — женщина печально помотала головой. — Никаких признаков. У него нет никаких специальных костюмов, он ничего никуда не выкладывает, ни с кем таким не встречается...
— Нет костюмов, образа? А что же тогда есть?
— Он постепенно становится все более... неживой какой-то...
Тут я, конечно, перестала весело ухмыляться и встревожилась.
— А кто-то где-то еще это замечает? В школе? В кружках?
— Не знаю. Мне никто ничего не говорил. В школе им как раз очень довольны. Недавно классная руководительница на собрании говорила об общем падении успеваемости в классе, о сложностях подросткового периода и сказала: ну вот есть же дети, на которых этот самый переходный возраст никак не отразился. И назвала Михаила первым номером.
— То есть эта странная, замеченная вами и озвученная когда-то самим Михаилом метаморфоза практически никак не отразилась на его школьной и внешкольной жизни, на общении Михаила со взрослыми и сверстниками? — я несколько успокоилась.
— Пожалуй что так.
— Последний вопрос: сам Михаил как-то объяснял вам свое желание "хочу быть роботом"?
— Не помню. Кажется, толком не объяснял. Хотя — вот, он сказал: так удобнее. Когда я его сейчас напрямую спрашиваю: что с тобой происходит? — он отвечает так: мама, тебя что-то не устраивает в моем поведении? Сформулируй, что именно, и я изменю программу.
— Вы пробовали формулировать?
— Да. Он меняет.
— Приведите пример.
— Я сказала ему, что он слишком холоден к младшей сестре. Она очень его любит и вообще очень ласковая девочка. Постоянно к нему тянется. А он только изредка снисходит, играет с ней.
Он уточнил: если бы проявления моих эмоций по отношению к Кире было, по твоему мнению, достаточно, как бы ты об этом узнала? По каким моим словам, поступкам?
Я сначала растерялась, а потом сказала: ну ты бы хотя бы иногда сам ее обнял, сказал что-то хорошее, предложил сам поиграть.
— И...? — я просто ужасно заинтересовалась. То, как Михаил сформулировал запрос к матери, — это же и многим взрослым недоступно. И сколько из-за этого бывает глупых конфликтов, например, между супругами...
— И теперь он обнимает ее утром и перед сном, два раза в день говорит ей комплименты типа "какие у тебя смешные милые косички!" и раз в два дня предлагает поиграть пятнадцать минут во что она захочет. Кира счастлива, а я понимаю, что он просто включил ее в свою чертову роботовскую программу.
— А вы чего же хотели? Чтобы он по вашей указке полюбил младшую сестру?
— Не знаю. Я уже ничего не знаю. Потому к вам и пришла.
— Я хочу познакомиться с Михаилом.
Человеком быть выгоднее?
Я уверена, юноша ничего не изображал специально в плане крупной моторики, но движения его действительно выглядели чуть-чуть скованными, механическими. Или это мне просто казалось из анамнеза?
Хорошего среднего роста, правильные черты лица, аккуратная стрижка, чуть тускловатые серые глаза.
— Ты не хочешь ничего у меня спросить? Рассказать? Обсудить?
— Нет, но я готов ответить на все ваши вопросы.
Абсолютно пустая встреча. У Михаила хорошая речь, он спокойно и, кажется, откровенно рассказывает о семье, учебе, жизни в гимназии, внешкольных занятиях. Ничего нового, все это я уже знаю от матери. Отвечает строго на мои вопросы. Не отклоняется в сторону. Заканчивает все предложения. На прямой вопрос: зачем ты делаешь из себя робота? — отвечает то же, что когда-то ответил матери: так удобнее. На вопрос — в чем же удобнее? — ответ: практически во всех областях жизни.
— Тут есть какая-то закавыка, но я ее никак не могу словить, — честно призналась я. — Либо я чего-то еще не знаю, либо не вижу очевидного. Если ты захочешь еще поговорить — приходи.
Михаил кивнул без улыбки. И, уже уходя, в тускловатых глазах — что-то похожее на вызов, вопрос: назовите хотя бы одну причину, почему человеком быть выгоднее, чем роботом?
— Выгоднее? — я не сразу нашлась.
Он кивнул понимающе: ну вот видите... — и ушел.
Я потом еще некоторое время с ним мысленно дискутировала (все знают, как это бывает, у психологов после неудач — то же самое, только короче, иначе быстро рехнешься), подбирала хорошие, яркие аргументы, один, мне показалось, нашла. Но Михаила-то рядом не было...
На зависть другим родителям
Опять мать.
— Мы его спросили о профориентации. Он сказал: а как вы думаете, куда было бы целесообразно — с моими оценками, после моей гимназии? Тут я завизжала, что это он должен решать. Это же его жизнь! Он тут же сказал: хорошо, я решу. И замолчал. Я несколько побегала по стенкам, потом сказала: может, к психологу сходить, посоветоваться? Он сказал: очень хорошая идея, спасибо, мама.
Я опять подумала, что большинство родителей шестнадцатилетних (Михаилу уже исполнилось шестнадцать) мальчиков от зависти бы взвыли. И вместе с этой мыслью показалось: что-то нащупала!
— Зовите.
— Главное стремление человека — быть счастливым. Иногда (часто) — делать счастливыми других. Твое решение — стать как робот — не сделало счастливым никого.
— Вы уверены?
— Безусловно. Твоя мать пришла ко мне со своей тревогой: помогите, с сыном что-то не так. Ты сам тоже счастливым, уж извини, не выглядишь.
— То есть вы хотите сказать, что, если бы я хамил родителям и учителям в ответ на любое их указание, зависал в стрелялках и ВКонтакте, орал, бил посуду, получал двойки, срывал уроки и прыгал по крышам, как обычный, нероботизированный подросток, количество счастья вокруг и внутри меня резко увеличилось бы?
— Э-э-э... ну, подростковый максимализм в тебе, по крайней мере, присутствует в нормальных, положенных по возрасту дозах... и на том, как говорится, спасибо...
— Ответьте! — потребовал Михаил. Глаза гневно заблестели.
Я мысленно похвалила себя: выманила из норки. И что теперь?
— Когда это началось? — спросила я. — Ты помнишь?
На положительный ответ не надеялась, просто тянула время, собираясь с мыслями. Однако, как ни странно, он помнил.
Нам нужны такие мальчики, которые...
У родителей Михаила всегда, сколько он себя помнил, был стандартный речевой оборот: что это ты такое делаешь? Такие мальчики нам не нужны! Нам нужны такие мальчики, которые... (далее внятно излагалось, что конкретно делают или не делают потребные им мальчики).
Пример: чего это ты разнюнился? Нам такие мальчики не нужны! Нам нужны мальчики, которые уже взрослые, не изводят маму и идут своими ножками.
Со временем этот оборот по форме исчез, но по сути никуда не делся. Смышленому Михаилу всегда было вполне ясно, какие именно мальчики нужны родителям, учителям, преподавателям в кружках и т.д.: послушные, вежливые, услужливые, готовые помочь, упорно решающие поставленные перед ними задачи, не сдающиеся от неудач, не проявляющие ярко своих эмоций (прыгать и вопить от радости и орать и ругаться от горя — все это равно не одобрялось), говорящие и делающие ровно то, что от них ожидают (ожидания всегда озвучиваются, если правильно спросить).
Где-то лет в двенадцать Михаил, который много читал, спросил себя: что же это за мальчики-то такие, которые удовлетворяли бы всем этим требованиям? И довольно быстро нашел ответ: это мальчики-роботы.
— Сколько я живу, у меня никто никогда не запрашивал ничего моего, человеческого, — сказал мне Михаил. — Никому не было интересно и нужно, чтобы были противоречия, чтобы я говорил, делал что-то свое, наперекор им. Всем нужно, нравится, чтобы с ними соглашались. Придумывали — в тех рамках, которые они сами задали. Учитель задает вопрос; если догадаешься, какой у него ответ в голове уже готов, — все в порядке.
Сейчас вот с девушками все то же самое. Если говоришь то, чего она от тебя ждет (а догадаться, поверьте, нетрудно), — ты хороший. Меня, самого меня, человека, противоречивого и часто просто жалкого, унылого и противного, никто никогда нигде не ждал, понимаете?
Я стану человеком, но кому будет лучше?
А что, если представить себе, что я — робот? — подумал я. Представил, сыграл. Сразу все так упростилось. Я не особо умный, не особо красивый, совсем не сильный — ну, вы сами видите. Но меня сразу стали хвалить, в пример ставить. Мальчики-роботы всем нужны. И всем нравятся. Вы говорите: перестань! Стань обратно человеком. Вы думаете, будет лучше? Кому?
Давайте спросим хоть бы и у мамы. Ну вот я стану как мои одноклассники. Сброшу панцирь, стану человеческим подростком — буду говорить, что думаю, спорить со всеми (потому что большинство взрослых такую чушь несут!), хамить, если достанут, сидеть в инете... Она хочет?
Мы тут же и спросили (благо мама сидела в коридоре). Как вы думаете, что она ответила?
Мама Михаила все взвесила и отказалась. Ладно, сказала она, если так ставить вопрос, то к текущему положению дел я уже как-то приспособилась. А как будет, если он сейчас возьмется другую роль играть, да еще и с перехлестом? Трудный подросток, чтоб нам жизнь малиной не казалась, типа "получи, фашист, гранату"? Не, я этого не хочу. Пусть уж дорастет как есть и дальше делает что хочет. Хоть в театральный институт поступает. "Вот видите..." — сказал Михаил. Смотрел он в сторону и говорил бесстрастно. Может быть, мне просто показалось, что в уголке его глаза блеснула слеза...
