Современные стратегии воспитания детей

Эти записки ставят своей целью скорее дать "практическую типологию", наглядный срез воспитательных стратегий, характерных по крайней мере для жителей крупного столичного мегаполиса, чем строго систематизированную их концепцию. Они несут отпечаток живых впечатлений семейного психотерапевта, на прием к которому по разным "детско-родительским вопросам" приходят московские семьи. При этом, как и любая типология, предложенная нами небезусловна и несколько утрирована. Каждый из выделяемых здесь способов построения детско-родительских отношений имеет разумную составляющую, и элементы большинства их них есть в каждом "нормальном" воспитательном процессе. Нам, однако, было важно показать, что происходит тогда, когда те или иные воспитательные принципы становятся тотальными.

При построении такой типологии в первую очередь возникает вопрос о связи современных воспитательных типов с сегодняшней социально-культурной ситуацией. Мы сочли нужным привести некоторые соображения о связи выделяемых нами "типов родительства" с различными социальными изменениями и культурными аспектами нашей жизни. Однако, указывая на такую связь, психолог, как правило, задается вопросом следующего порядка: что именно делает ту или иную воспитательную тенденцию, пусть трижды обусловленную одной их актуальных социальных тенденций, реализуемой именно в этой семье? Почему именно к ней семья оказывается наиболее восприимчива, как бы становясь ее проводником и часто закладывая тем самым почву для проблем?

Профессиональный взгляд психолога позволяет видеть здесь не столько результат сознательного выбора (как бы он не рационализировался и идейно не обосновывался родителями), сколько результат скрытой компенсации других проблемных аспектов жизни семьи, автоматически реализующихся способов совладания с различными трудностями, характерных для создавшейся системы семейного взаимодействия, действия определенным образом трансформированных образцов поведения собственных родительских семей нынешних родителей. Именно эту "психологическую подоплеку" существующих воспитательных стратегий мы считали нужным показать.

Стратегия 1-я: "Отдадим его профессионалам"

Как это выглядит. Практическим психологам все чаще приходится иметь дело с родителями, исповедующими идею перепоручения всей многосторонней заботы и ухода за ребенком профессионалам. Наиболее распространенный вариант - это, конечно, молодые яппи, "планомерно и разумно" решающие вопрос с родительством, так же как и все остальные вопросы, требующие "грамотного менеджмента". Другой вариант — это материально обеспеченная семья, для которой следование этой стратегии родительства — способ подтверждения ее материального и социального статуса.

По сути, все содержание жизни такого ребенка готово быть оплачено как услуга, которую родители надеются получить "извне". Психолог, к которому обращаются такие родители, выступает для них человеком, который мыслится как еще одна профессиональная единица этого ряда — он должен дополнить со своей стороны этот ряд услуг или подправить некоторые "шероховатости" работы других профессионалов.

Жизнь такой семьи зависит от множества специалистов, обеспечивающих поддержку, а часто — подмену родительству. Понятно, что эти родители — счастливая добыча для всех коммерческих и еще более коммерционализированных некоммерческих институтов нашей социальной системы. Любой сообразительный специалист, в особенности тот, который готов ответить на запрос, главное в котором часто "вы тут как-нибудь без нас, а мы за все заплатим", может получить в свое распоряжение длительный источник дохода.

Рационализируется эта позиция через вполне внятные и разумные аргументы о цивилизованном распределении труда: почему, собственно, не поручить воспитание, выхаживание, нахождение общего языка с ним, мало пока нам понятным, не говоря уже о каком-нибудь лечении и спорте и т.д., специалистам, а не нам, дилетантам-родителям.

На прием к психотерапевту такие семьи часто приходят в сопровождении нянь, "которые лучше все знают", а в школьном возрасте об особенностях своих детей такие родители могут попросить поинтересоваться у психолога их частной школы.

Чем она обусловлена. Есть большой соблазн связать такую стратегию родительства именно с "новыми веяниями". Количество возможностей "опосредовать" контакт и взаимодействие с ребенком неимоверно выросло и разрастается с закреплением новых условий жизни, в особенности в крупных городах. Очевидно, что во многом речь идет о возможностях, отсутствовавших, когда нынешнее поколение родителей было детьми. С другой стороны, именно новыми рыночными условиями жизни может быть объяснена необходимость такого распределения труда между собственно профессиональными обязанностями родителей и родительством. Уровень временных и энергетических затрат любого успешно выживающего в новых "рыночных" условиях профессионала действительно очень высок и, если оба родителя оказались в подобной профессиональной ситуации, такой подход к родительству оказывается как бы единственно возможным. Можно говорить здесь и о возрастающей универсализации ролей мужчины и женщины.

Однако при более широком взгляде видно, что исторически это достаточно устойчивая стратегия как низших слоев (вынужденных прибегать к социальной поддержке в выращивании детей), так и наиболее благополучных слоев на протяжении длительного времени, хотя очевидно, что характер этого опосредования сильно разнится. Нельзя не заметить также, что такая стратегия в известном смысле продолжает и логику советского воспитания, приниципиально антисемейного и стремящегося к максимальному социальному опосредованию детско-родительских отношений.

Чем она может быть опасна. В очень многих случаях стремление получить профессиональную педагогическую, психологическую и просто бытовую поддержку на фоне все еще распространенного у нас враждебного отношения к любой профессиональной помощи семье должно только приветствоваться. Нельзя не заметить, однако, что при тотальном преобладании этого способа решения воспитательных задач проблемой становится именно их очевидная особенность — опосредованность. Отсюда понятно, что основной вопрос здесь — это вопрос непосредственности детско-родительских отношений, личностного контакта, эмоциональной связи.

Причем, как и со всякой другой проблемой, о чем хорошо знают психологи, совладание с возникающими трудностями носит часто как бы аддиктивный характер. Речь о том, что недостаток этой непосредственности родители часто стремятся покрыть… возрастанием опосредующих факторов. Ребенок тоскует, скучает - видимо, не слишком душевная няня должна быть дополнена хорошей; ребенок какой-то подавленный — отправим его в детский клуб; играть что-то не играет, а все больше сидит в углу, поэтому купим ему больше игрушек.

Последствия же очевидны — не просто потеря нормальной родительской осведомленности о бытовых подробностях жизни ребенка, не говоря уже о жизни внутренней, а в целом — эмоционального контакта, который, как понятно, есть основа нормального взаимопонимания и управления ребенком и в раннем детском, и уж тем более в подростковом возрасте.

Отдельная тема такого опосредования детско-родительского взаимодействия — деньги. Часто именно деньги являются осознанным или неосознанным заменителем и компенсатором отсутствующих эмоциональных отношений. Известно, что у много работающих родителей, а в нашей культуре - в особенности матерей, развивается чувство вины за недостаточное или недостаточно ответственное, "душевное" выполнение своих обязанностей. Одно из средств совладания с ним — стратегия оплачивания "недоработанного", также реализующая порочный круг "все большего опосредования".

Любопытно, что часто возникающие как следствие нарушения нормального эмоционального контакта детско-родительские проблемы проявляют себя именно на языке денег. Например, детское воровство часто является неосознанным ответом на такой способ регуляции семейных отношений.

Профессиональная работа семейного психолога, например, предполагает, что семья получит в результате такой помощи прежде всего налаженные детско-родительские отношения, хороший уровень эмоционального контакта и способности родителей эффективно управлять ребенком, а не еще одного "хорошего родителя".

Сложность, однако, в том, что трудности, к которым приводит такая стратегия, являются в большинстве случаев не столько результатом ошибочной ориентации родителей, разумность которой можно было бы обсуждать на уровне передачи "экспертных знаний" от психолога к родителю, сколько рационализацией более глубокой психологической проблемы. Речь идет о затрудненности или даже невозможности нормального эмоционального контакта родителей с детьми, страхе такого контакта, отсутствии прочувствованного понимания того, "как это делается", и как следствие - в избегании его. "Большая загруженность" родителей часто — результат эмоциональных проблем, "накопленных", когда нынешние родители сами были детьми, и за нею стоит психологический страх родительства, лежащий тяжелым грузом на ищущих рациональные способы совладания с ним.

Именно поэтому собственно психотерапевтическая (а не консультационная) поддержка семьи предполагает выход на другой уровень работы, главной задачей которой становится создание условий самой возможности эмоционального контакта родителей с детьми и снятие преград, этому препятствующих.

Стратегия 2-я: "Он должен, просто обязан"

Как это выглядит. Чтение в 2 года, обучение английскому языку в 4, мамы, плачущие от того, что сын отстает по скорости чтения в подготовительном классе и что дочь не может назвать все планеты Солнечной системы. Бесконечная гонка по секциям, клубам, репетиторам, курсам. Уже взмахнули финишным флажком, кто не успел, тот опоздал. Жизнь такой семьи, чаще, конечно, матери, подчинена строгому ежедневному распорядку и громадью планов всей выстроенной — иногда на несколько лет вперед — программы достижений. Любая заминка на этом пути может восприниматься как проблема, вызывать тревогу и растерянность родителя.

Психолог здесь обычно нужен для того, чтобы помочь натренировать ребенка получше, убрать "ненужные капризы" и другие препятствия на пути к новой престижной школе, теннисной секции и т.п. Как правило, такая семья жестко ориентирована на социальное одобрение. Детско-родительские взаимоотношения выступают здесь как напряженная система взаимоотношений, в которой одобрение, похвала, радость родителя в существенной степени зависят от того, что сделал и что не сделал ребенок. Здесь, как правило, отсутствуют нормальное для детского времяпровождения бесполезное дуракаваляние, игра с "простыми" соседскими мальчиками, "пустая мечтательность", поскольку здесь они вызывают тревогу. При этом связь родителей с ребенком или по крайней мере с одним из родителей часто интенсивнее, чем обычно, что, случается, ведет к обеднению, а то и к исключению его нормальной связи с ровесниками.

Чем это обусловлено. Этот тип детско-родительских отношений во многом сформирован и усилен временем перестроечных изменений. Очевидно, что ситуация вхождения "в большой мир", от которого были изолированы тогдашние родители в детстве, провоцировала эту волну тревожной родительской активности — он представал как мир не столько новых возможностей, сколько новых пугающих требований. Способ совладания с этим очень напоминал способ совладания с трудностями времен дефицита, когда с невероятными усилиями надо было обеспечить то, чего нет нигде, но "есть у каждого приличного человека". Так возникала соответствующая мифология: "нельзя не рожать в воду", нельзя не обучать танцам и фехтованию в частной школе, нельзя не начать учить языку, а лучше двум, в раннем детстве. Собственная тревога родителей перешла в повышенную активность по поводу собственных детей.

Представляется, что с некоторой стабилизацией социальных условий жизни эта активность стала несколько спадать и перестала носить такой стихийный характер. Однако конкурентные условия существования остаются, и это в существенной степени определяет детско-родительские отношения сегодня.

С другой стороны, родители такого, "стимулирующего", типа были всегда, правда, в советской системе, внушавшей убежденность в "самом счастливом в мире детстве" обеспеченном самим фактом жизни "в советской стране", они были скорее скрытыми оппозиционерами, противостоящими официальной усредненной воспитательной и образовательной системам. Однако и в том, и в другом случае довольно трудно развести эти усилия, направленные на ребенка с… неосознанным стремлением самореализации их родителей.

Чем это может быть опасно. Психологи часто говорят о различии условной и безусловной родительской любви. Очевидно, что родительская роль как минимум двояка по своим функциям. Одна из базовых родительских задач — это безусловное принятие ребенка, способность любить его за простой факт его существования, "за то, что он есть", вторая задача — выступить посредником между ребенком и большим миром, подготовить его к требованиям, с которыми ему предстоит столкнуться в жизни среди людей. Очевидно, что преобладание второй функции (несомненно, важной и полезной самой по себе) над первой проявляется в этой стратегии детско-родительского взаимодействия. Это часто приводит к парадоксальному результату: наращиваемые многолетними усилиями успехи разрушаются при первом личностном кризисе в жизни ребенка, если они не нанизаны на основу этой базовой любви и принятия, если не сформирована самоценность и самопринятие ребенка, способность реалистично воспринимать себя и окружающих, которые как раз существенно страдают в такой системе взаимоотношений.

Родителям же чрезвычайно трудно бывает смириться с крахом надежд, возложенных на детей, поскольку в силу принципиального неосознания границы между собственной личностью и личностью ребенка крах воспринимается ими как их личное поражение.

С психологической точки зрения за укоренением такой стратегии в семье, помимо реального или мнимого "социального давления", стоит проблема психологически переживаемой родителями собственной недо- или нереализованности, компенсатором которой в такой семье назначается ребенок. Иногда за такими стратегиями могут стоять различные "структурные" семейные дисфункции, например — нарушение нормальных супружеских отношений, когда сконцентрированность на успехах ребенка становится средством компенсации этого нарушения, поскольку, например, делает возможным привлечение в иных случаях недоступного для жены мужа к обсуждению, совместному переживанию этой "достойной цели".

Стратегия 3-я: "Духовное, только духовное!"

Как это выглядит. Это воспитание, как бы осененное высшими духовными ценностями, осознающимися как противопоставленные "проказе и чуме" окружающего мира. Семья, исповедующая эту стратегию воспитания, видит свою задачу в необходимости заложить прочный фундамент "подлинных ценностей и смыслов", довольно жестко контролируя качество духовной пищи. Например, только советские мультфильмы, только выставки и театры, достойная бедность, когда джинсы ребенку приходится выпрашивать месяцами. В семьях попроще это, скорее, вариант жесткой патриархальной морали. При этом речь здесь идет не столько о собственно развитии или закладывании прочной основы для будущих социальных успехов, сколько о стремлении заложить максимальное число "верных принципов", предпочтений, правил жизни. В такой семье существуют обычно твердые представления относительно достойного и недостойного, признаваемого и непризнаваемого. Они разделяются (по крайней мере на определенном этапе) всеми членами семьи (часто, кстати, многодетной) и выступают как бы своеобразной религией, которой подчинены все живущие в семье. Тем самым здесь часто задается как бы стирание возрастных границ, предпочтения младших, как бы само собой разумеется, совпадают с предпочтениями старших.

Часто в этих семьях особое, можно сказать, трепетное отношение к книге и чтению. Все это создает как бы особую атмосферу жизни такой семьи, которая, в противоположность семье социально ориентированной, может быть определена как диссидентская (А. Я. Варга). Вольно или невольно здесь возникает пафос собственной, присущей "только нам идеологии" и противостояния окружающему. Психологу здесь часто предписывается стать единомышленником в борьбе или выживании среди "бездуховного мира". Он должен осветить и поддержать эти воспитательные идеалы и помочь их воплощению.

Чем она обусловлена. Очевидно, что семьи такого типа существовали всегда. В советское время ее оппозиционность задавалась необходимостью противостояния реалиям советского воспитания, стремлением сохранить хоть что-то живым в ребенке, хотя часто оборачивалось созданием перенасыщенной интеллектуальной среды, о которой говорил когда-то Мераб Мамардашвили. Сегодня, как понятно, она во многом задается противостоянием массовой культуре, ее "оглупляющему пагубному воздействию". Эта стратегия является реакцией на культурный шок, созданный новыми массмедийными возможностями, западной массовой культурой и проч. Многие нынешние родители с тоской переживают несовпадение воспитательных ориентиров собственного детства с диктуемыми сейчас. Часто поэтому за выбором этой стратегии стоит попытка хотя бы на уровне "собственной крепости" создать тот микроклимат, который будет соответствовать прежним "вечным" идеалам, принципам и даже стилевым предпочтениям родителей. Она становится спасительной защитой от "опасной, глупой или нездоровой" окружающей реальности. Во многом этот тип воспитания обуславливает и сильно возросшее религиозное влияние, освещающее противостояние "пагубным " тенденциям.

Чем она может быть опасна. Безусловно, готовность семьи трудиться над духовным и душевным воспитанием ребенка должна только приветствоваться. Любой семейный психолог согласится и с тем, что границы семьи должны быть выражены, что в семье должен существовать свой, отличающий ее от окружающей действительности, мир собственных правил, ритуалов и проч. Очевидно также и то, что создание такой "культурно плотной среды" действительно необходимо для возникновения у ребенка творческих интересов и устремлений.

Однако часто ситуация, в которой дети, казалось бы, обеспечены главным — культурными и "глубоко неравнодушными" родителями — может приводить к неожиданным, иногда прямо обратным результатам — нездоровой страсти к походам за вожделенным гамбургерам и бесконечному интересу к лейблам на штанах соседского мальчика.

Проблема возникает тогда, когда жизнь и принципы такой семьи задают жесткое противопоставление окружающему. Известно, что прекращение нормального взаимообмена с окружающей средой ведет к распаду и хаосу внутри любой системы, к энтропии. В некотором смысле это может происходить в такой семье. Именно поэтому здесь часты разрывы в детско-родительских отношениях, которые, как знают психологи, следствие существования в слишком тесном, слишком связанном мире такой семьи. Нормальный процесс постепенного отделения детей от родителей, интереса ребенка к нормальным подростковым сообществам, новых, не освященных семьей интересов часто воспринимается родителями болезненно, как предательство семейных ценностей. За такое "попрание" семейной религии детям часто приходится дорого платить отлучением от благосклонности и понимания. Чем сильнее уверенность, что кодекс семьи разделяется, что навсегда счастливое единение в ценностях и нравственных ориентирах, тем тяжелее крах этого мифа.

Однако проблемой терапевтического уровня следование этой стратегии становится тогда, когда за ней стоит социальная неадаптированность родителей, а иногда и канализирующийся в "духовность" страх реальной действительности с ее соревновательностью, необходимостью практического отстаивания своих принципов и идеалов и проч. Другими словами, принципы и идеалы семьи не должны скрывать социальную некомпетентность и тревогу. Необходимо налаживание нормального взаимообмена семьи с окружающим миром, его реалистического принятия, которое позволит детям, вырастающим в ней, обрести способность нормально выживать в соревновательной среде "большого мира".

Стратегия 4-я: "Ему можно все"

Как это выглядит. Здесь также есть строгий диктат ценностей и нравственных ориентиров, но существуют они преимущественно для родителей, принявших близко к сердцу идею "не навреди". В воспитании такие родители движимы идеей, что их дитя — самоценность, в котором заложены многие глубины, безжалостно стираемые социализацией и вообще всякой регламентацией. На родителей как бы возложена миссия сохранить для мира "самобытность" их чада. За любым его проявлением видятся мощные творческие проявления, за любым капризом — проявление самобытности и характера. Ради этого они жертвуют не только собственным элементарным комфортом, но зачастую и здравым смыслом. Именно здесь можно увидеть визжащего, бьющегося в истерике ребенка младшего возраста, на которого с умилением взирают воспитавшие уже в себе необходимую душевную стойкость родители. Часто явственно ощущается, как родители... боятся своего ребенка. Жизнь родителей трудна и трудоемка. Им приходится иметь дело с явным или неявным социальным порицанием, постепенно отказывающимися от визита в их дом друзьями, душевной измотанностью и усталостью. Надо признать, что и жизнь ребенка психологически нелегка. Ребенку трудно в плохо структурированной среде, когда любая его интенция как бы не встречает сопротивления. Это вызывает тревогу, невозможность осознать собственные и чужие границы. Вспоминается девочка, которая испробовала все средства для возвращения мамы в родительскую позицию, но даже факт оставленного в тринадцать лет на ночь мальчика нашел глубокое понимание в лишенном ханжества материнском сердце.

Такая семья просит помощи, обычно предупреждая, что для них "попрание свободы" и интересов ребенка недопустимо.

Чем она обусловлена. Очевидно, что подобные идеи воспитания порождены осознанной или неосознанной реакцией на реальную или мнимую жесткую регламентированность и повышенную "социальность" собственного детства. Часто за ней стоят именно идейные разногласия с "официальной" традицией воспитания. С другой стороны она — результат счастливого осознания новых "либеральных" времен с отсутствием жесткой и уравнивающей системы, когда необходимо было опробовать новые возможности, не существовавшие в собственном детстве сегодняшних родителей.

Психологически же за ней стоит тоска взрослых по собственной не-регламентированности, часто это канализация собственной агрессии к миру, как бы ответ на собственную связанность давящими обстоятельствами, требованиями и правилами, который позволяется "отыгрывать" ребенку. Вообще говоря, это культурно чуждое традиционной патриархальной российской культуре воспитание. Однако, с другой стороны, оно хорошо ложится на традиционный российский детоцентризм — когда "ребенку, ради ребенка" является безусловным аргументом.

Чем она может быть опасна. Понимание родителями потребности ребенка в физической и психологической свободе, спонтанности, возможности перемазаться, от души набегаться, фантазировать и самовыражаться — прекрасно. Это жизненно необходимые условия нормального счастливого детства. Но только до того момента, пока они не блокируют возможность решить другую немаловажную задачу — подготовить ребенка к его будущему социальному существованию. Сложности очевидны: низкая готовность таких детей к нормальному социальному взаимодействию, умению адаптироваться, выживать в нормальных конкурентных условиях. Такой неуправляемый ребенок больше подвержен различным бытовым опасностям просто в силу того, что он непослушен, у него как бы не формируется "симметричного" понимания "если это так мне, то как это другому", его интенции и потребности не умеют существовать в пространстве других воль. Все это порождает у него при столкновении с окружающими агрессию и бессилие. Родители же, раз за разом проигрывая в стремлении договориться "по-хорошему", увещевая и терпя, часто вынуждены подавлять естественное раздражение, которое, накапливаясь, уж если проявляется, то "бурей".

Стратегия 5-я: Матриархальная модель воспитания, или "Ребенку нужна мать!... ну и иногда отец"

Эта стратегия реализуется в семьях с "новыми возможностями" не реже, чем в традиционной семье. Основная ее особенность проста — воспитание ребенка передано здесь матери. Предполагается, что этим шагом главное сделано — ребенок с тем, кем ему предписано быть биологией, культурой, с "самым важным человеком" в его жизни.

Характерно для этого типа воспитания то, что муж здесь, как правило, не равноправный его участник, а некий малодоступный ребенку, а то и жене, авторитет. Он не определяет повседневный, наполненный многими деталями ход жизни ребенка или делает это очень опосредованно. Родительские функции в такой семье разграничены гораздо жестче, чем в семье, где оба родителя совмещают рабочие и родительские обязанности. Как правило, ребенок в такой семье не ходит в садик до последнего предшкольного года, и его основным социализатором является мать, максимально полно опосредуя его связь с внешним миром, так же как и ее жизнь оказывается предельно опосредованной необходимостью взаимодействия с ним.

Чем она обусловлена. Эта модель поддерживается скорее консервативно ориентированной частью общества, в том числе и религиозными институтами, которые продолжают напоминать о недопустимости нарушения традиционного порядка, предопределенности такого распределения обязанностей и проч. За этой стратегией можно увидеть протестную реакция на "современные западные тенденции", следование ей видится одним из решений так наболевших демографических проблем.

Однако за возрастанием количества семей с этой моделью можно, напротив, увидеть реализацию новых для российского общества возможностей. За ней — неприятие и отрицание эффективности социальных институтов, набивших оскомину в советские времена. Довольно большое число женщин охотно осталось дома после отмены ситуации с обязательной трудовой занятостью, поскольку появившиеся возможности это позволяли и казались очень соблазнительными.

Чем она может быть опасна. Очевидно, что саму по себе включенность родителей и прежде всего матери в воспитание ребенка психологи могут только приветствовать. При этом сама по себе ситуация несколько несимметричного участия супругов в ежедневной рутине воспитания как будто ничего опасного в себе не таит. Неэффективной эта в целом нормальная тенденция становится тогда, когда за ней скрывается нарушение супружеской иерархии, дисгармоничные супружеские отношения и внутреннее неблагополучие матери.

Зачастую оказывается, что эмоциональная и психологическая жизнь женщины непроста. За решением посвятить себя воспитанию детей могут скрываться уже существующие сложности социальной адаптации и самореализации. Ребенок тогда оказывается в известном смысле оправданием такого способа жизни. С другой стороны, женщина успешно реализовавшаяся ранее, испытывает сложности переживания социальной и профессиональной депривации. Очевидно, что в обоих случаях может возникать то, что психологи называют проекцией материнской тревоги и психологического неблагополучия на ребенка.

При этом в силу нарушенности супружеской иерархии часто родительская позиция жены ниже, чем мужа, что существенно затрудняет ее возможности управления ребенком. Подобно же всякому другому кругу нарастания проблем, возникающие проблемы решаются такой семьей в русле "значит, недостаточно занимаешься", хотя на деле это означает призыв принять управление ситуацией и совладать с ней, направленный к тому, кто реальной властью не обладает.

Запрет на прямую канализацию материнской тревоги и неудовлетворенности часто приводит к нарастанию порочного круга и симптоматизации ребенка. В нашей культуре благополучие личное, как правило, не является достаточным аргументом для изменения ситуации, в то время как неблагополучие детское, а в особенности болезнь, безусловно, является тем фактором, который как бы может вернуть отсутствующего отца в семью. Именно таким образом формально ответственные, готовые "создать все условия", чтобы семья "жила и проблем не знала", мужья получают вечно проблемного ребенка с постоянно и упорно борющейся за его здоровье, успеваемость, достаточное физическое развитие матерью.

В таких семьях часто возникает и проблема сепарации вырастающих детей. Компенсирующаяся посредством усиления связи ребенка с матерью супружеская дисфункция часто проявляется особенно остро на этапе "отпускания" детей из дома, поскольку "опустошает" смысловую составляющую жизни жены и собственно супружеских отношений.

Стратегия 6-я: Воспитание в многопоколенной семье — "бабушка наше все"

Как это выглядит. Все основные каждодневные обязанности семьи по уходу за ребенком переданы бабушке. Она кормит, гуляет, по мере сил играет, забирает из школы, проверяет уроки, развозит по секциями и музыкальным занятиям. Иногда удобство такого устройства дел становится столь очевидным, что ребенок на всю неделю передается бабушке, а с родителями видится только на выходные. В порядке вещей — отправление ребенка на несколько лет к бабушке, пока решаются семейные трудности. Внуки даже иногда рождаются, чтобы бабушке не было скучно. Предполагается, что такая ситуация предпочтительнее той, в которой ребенком занимается "посторонний человек". Бабушка как бы освещает факт продолжающейся молодости родителей, освобождая "детей своих" от чрезмерных трудностей и тягот нынешней непростой жизни (которая, как понятно, непроста всегда). В неполной семье бабушка исполняет роль матери, а молодая женщина — роль зарабатывающего супруга.

Чем это обусловлено. Да всем ходом обычной жизни прежде советской, а теперь российской семьи, по крайней мере, среднего уровня достатка. Это простейшее решение бытовой проблемы ухода за детьми и квартирного вопроса. На более глубоком уровне речь должна идти о многопоколенной семье как культурно заданной форме существования российской семьи.

Совместное существование нескольких поколений диктует особое распределение функций в семье и задает особую иерархию, в которой вес бабушки может быть очень велик. При этом семья распределяет функции так, что родители в лучшем случае перемещаются на место зарабатывающих или временно опекающих детей, в худшем — просто на позицию старших детей в семье. Бабушка же оказывается основным стратегическим центром организации семейной жизни.

Чем это может быть опасно. Трудно спорить с тем, что нормальный контакт с бабушкой — ценный эмоциональный и развивающий опыт для детей. Такое общение, с одной стороны, может быть более спонтанным и эмоциональным: и ребенок, и бабушка часто более "свободные люди", с другой — дает ребенку более глубокую перспективу освоения жизни. Однако чрезмерная включенность бабушки в жизнь нуклеарной семьи ведет к нарушению нормальной детско-родительской иерархии. В самом деле, для нее нынешние родители — это дети. При этом каждый член многопоколенной семьи оказывается в двойственной ролевой позиции: и сама бабушка, и родители, и дети, Нормальная иерархическая структура нарушается, и именно поэтому неудачны бывают периодические попытки молодых родителей взять в такой ситуации власть в свои руки. Бабушка, получившая права на управление жизнью молодой семьи, от няни отличается принципиальной неуправляемостью, именно потому, что ее участие не технично, не поддается формализации, а "глубоко родственно". При этом такая повышенная включенность бабушки в жизнь "молодой семьи", как правило, является результатом несостоявшейся сепарации нынешних родителей с собственными родителями, то есть с нынешними бабушками и дедушками.

Что можно сказать об идеальной модели воспитания с точки зрения семейного психолога? Видимо, это тогда, когда семья использует помощь и профессиональную поддержку, в которой четко простроены границы между "берущим и дающим", когда ориентированность на достижения ребенка сбалансирована с вниманием, любовью к нему и признанием его особенностей, когда семья способна дать нечто уникальное, не выключая ребенка из окружающего мира, а облегчая его взаимопонимание с ним, когда принятие ребенка и уважение к нему сочетается с разумной регламентированностью его жизни, контакты с родителями одинаково теплы и симметричны, а бабушка присутствует в жизни ребенка как важный, не подменяющий ему родителей взрослый, обогащающий своим опытом родительскую стратегию воспитания. Самое любопытное, что все это вполне возможно.