В романе Вальтера Скотта молодой шотландец Квентин Дорвард, колеблясь, кому из соперничающих сторон предложить свой меч и рыцарскую доблесть, размышляет вслух: «Я слышал, что двор герцога бургундского гораздо пышнее и богаче французского двора и что служить под знаменами герцога гораздо почетнее: бургундцы — мастера драться, и у них есть чему поучиться, не то что у вашего христианнейшего короля...» Пройдет всего несколько лет — и двухвековой спор между Францией и Бургундией разрешится раз и навсегда: Париж превратится в великолепную столицу объединенного государства, а слава Дижона стремительно померкнет. Однако и сегодня внимательный путешественник различит в обаятельно провинциальной столице Бургундии следы былого великолепия.
Любопытный факт: имя дижонца Эйфеля носит знаменитый символ Парижа, однако в родном городе о выдающемся земляке почти ничего не напоминает. Набережную, названную в его честь еще при жизни, дижонцы, возмущенные тем, что Эйфель оказался замешанным в знаменитом коррупционном скандале, связанном со строительством Панамского канала, переименовали. Мост его имени взорвали немцы при отступлении в 1944 году. А дом, где родился великий инженер, снесли в 1969-м. Правда, в том же году в его честь назвали городской техникум.
Великое дижонское прошлое зашифровано в городском пейзаже. Узкие, плохо освещенные улочки, фахверковые дома, каковых много во Франции, но стоит взглянуть наверх, как вы увидите совершенно «нефранцузские» крыши с разноцветной черепицей (кажется, если откусить кусочек такой черепицы, то он окажется сладким, как пряник). Они напоминают, скорее, Голландию, Фландрию... а вместе с тем — и то, что некогда эти территории входили в герцогство Бургундское.
Как и в любом провинциальном городке, прохожие будут доброжелательны и разговорчивы, всегда готовы посплетничать о мэре и проводить вас в бывший дворец герцогов бургундских. С прогулки по дворцовому музею и следует начать знакомство с городом и его историей.
Дворцовые тайны
Первый замок был построен на этом месте еще при Капетингах (XI — начало XIV века) — при них Дижон из непримечательного городка стал постепенно превращаться в важный региональный центр. Однако настоящий расцвет города наступил в XIV-XV веках, во время столетнего правления бургундских герцогов из дома Валуа (позже та же династия занимала общефранцузский престол).
В 1356 году младший сын короля Франции Иоанна Доброго единственный из всех сыновей не бросил отца в битве при Пуатье. Вернувшись в 1360 году из английского плена, он получил в награду от благодарного отца герцогство Бургундия. Филипп Смелый (1342- 1404), как после геройского поступка стали называть герцога, женился на Маргарите Фламандской, заметно расширив свои владения за счет ее плодородных земель. Он же построил на месте старого замка новую резиденцию, от которой сегодня сохранилась лишь «Башня Бара», названная так веком позже в честь ее самого знаменитого заключенного. (Блистательный Рене Анжуйский, герцог Барский и Лотарингский, племянник Людовика XI, попал сюда после поражения в битве при Бульневиле 1431 года, где его разбил граф Антуан де Водемон, вассал герцога бургундского.)
Именно при Валуа бургундский двор стал по-настоящему роскошным. При них же — что немаловажно для современной дижонской традиции! — оформилась местная оригинальная кухня. Хотя основным центром виноделия уже тогда считались окрестности другого бургундского городка — Бона, местное вино обязательно присутствовало на герцогском столе. Уже тогда стала пользоваться успехом и знаменитая по сей день дижонская горчица. Ее подавали к мясным блюдам, а также непременно дарили послам иностранных держав и отъезжающим гостям — как лекарство она могла пригодиться в дороге, где всегда есть риск простудиться.
О том, что представляло собой обычное пиршество при дворе Валуа, можно догадаться по сохранившимся кухонным помещениям XV века. Их размеры потрясают: девять арок поддерживают свод, посреди которого находится отверстие вентиляционной шахты. Девять огромных каминов-жаровен говорят не только о хлебосольстве герцога, но и об аппетите его гостей. В каждом камине можно было зажарить тушу кабана или даже целого оленя! Сегодня на этой кухне устраивают фотовыставки и проводит различные мероприятия мэр Дижона. На фоне этих скромных фуршетов средневековые трапезы в том же здании представляются пирами Лукулла...
Другой достопримечательностью дворца остается каминный зал — здесь герцог принимал послов и рассматривал жалобы подданных. Теперь в помещении, где некогда в тисках этикета бушевали страсти, — полная тишина, а возле огромного готического камина дремлет мужчина средних лет — музейная скука сморила даже привычного к ней смотрителя.
В самом центре зала установлены саркофаги с фигурами двух герцогов Бургундии — Филиппа Смелого и Иоанна Бесстрашного — с супругами. Гробницы перенесли в музей еще в 1827 году из семейной усыпальницы в аббатстве Шанмоль (в течение своего правления герцоги могли проводить в Дижоне не так уж много времени, но появлялись на свет и находили последний приют они именно здесь). Саркофаги пусты — останки государей ныне перенесены в городской собор.
Так что, собственно, пустая гробница — все, что осталось во дворце от сына Филиппа, Иоанна Бесстрашного (1371-1419). И это даже символично: мечтая о захвате Парижа, он проводил большую часть времени на поле брани и мало заботился о благоустройстве родного Дижона.
Напротив, его наследник Филипп Добрый (1396-1467) посвятил себя заботе о столице Бургундии и обустройству собственного жилища. При нем дворец был полностью перестроен — герцога уже не устраивали ни размеры, ни внешний вид дедушкиного дома. Того, чего не удалось достичь Иоанну Бесстрашному военными методами, Филипп добился династическими браками и кропотливой работой над собственным «имиджем»: при нем бургундский двор затмил своим великолепием парижский, на десятки лет став законодателем всей европейской моды. О том, что она собой представляла, можно судить по официальному портрету Филиппа, выставленному в том же каминном зале. Это копия с утерянного оригинала из мастерской Рогира ван дер Вейдена. Хозяин дворца облачен в черный бархатный камзол с золотой вышивкой. На голове мягкий бархатный берет, на шее — цепь ордена Золотого руна.
Тонкость 1. То, что портрет принадлежит кисти фламандца, не случайно. Лучшие художники Нидерландов трудились при бургундском дворе. Так, в 1425 году Филипп Добрый пригласил ко двору Яна ван Эйка, предложив ему баснословное жалованье — 100 ливров в год. А через десять лет повысил его до 360 ливров. Придворные финансисты пробовали протестовать — но Филипп остался неумолим. Сегодня плоды расточительного меценатства герцогов можно видеть в Музее изящных искусств, также расположенном в дворцовом комплексе.
...316 каменных ступеней винтовой лестницы позади: гремит засов, обитая железом дверь распахивается, и мы выходим на верхнюю площадку Башни Филиппа Доброго. Дижонский «колосс» стоит на месте более ранней дозорной башни. Но в отличие от своей предшественницы серьезного военного назначения он не имел. Хотя в башне размещался небольшой гарнизон дозорных, задумана и построена она была только ради одной цели: всем своим видом олицетворять могущество Бургундии.
Если спуститься вниз, на первый этаж, то попадаешь в оружейный зал. Двуручные мечи, итальянские и французские клинки, шотландские палаши — память о боях бургундских рыцарей с гвардейцами короля Людовика XI — и охотничьи кинжалы с клеймами дижонских оружейников. А также — ордена...
Тонкость 2. 11 января 1430 года, в день бракосочетания со своей третьей женой, инфантой Изабеллой Португальской, Филипп Смелый учредил новый рыцарский орден — Золотого руна, в честь Пресвятой Девы Марии и апостола Андрея Первозванного, покровителя Бургундии. В него вступили наиболее близкие и преданные ему рыцари. Они должны были собираться раз в году — в день св. Андрея, 30 ноября. В уставе было записано, что герцог учреждает орден «из-за особой любви и расположения к рыцарству, которому он страстно желает приумножать честь и процветание, дабы рыцарство охраняло, защищало и поддерживало истинную католическую веру, церковь, спокойствие и благосостояние государства...»
Крестовый поход против турок, о котором мечтал герцог, не состоялся — однако орден продолжает существовать в Европе по сей день (в современном значении слова уже просто как награда: испанская государственная и общественная, которой награждают представители дома австрийских Габсбургов). У нынешних дижонцев же его имя ассоциируется больше с огромным торговым центром «Золотое руно», давшем название самому современному городскому району, средоточию гипермаркетов и технопарков.
Оружие — память и о последнем герцоге Бургундии — Карле Смелом (1433-1477). В отличие от Филиппа он был скорее солдатом, чем дипломатом, и более практиком, чем романтиком. Впрочем, в чем-то он оставался верным отцовскому стилю жизни: свободно говорил на пяти языках, отлично танцевал и играл в шахматы, любил поэзию и живопись. Так, во время подготовки празднований по случаю женитьбы герцога на Маргарите Йоркской в 1468 году ко двору пригласили 300 (!) художников.
И все же главной своей задачей амбициозный правитель считал заботу об армии: привлечение в пехоту наемников, одинаковое вознаграждение всем воинам, вне зависимости от статуса и происхождения, создание мощной артиллерии. И вот парадокс — именно в пору наивысшего могущества бургундской армии... она была разбита французами. К 70-м годам XV века противоречия между Парижем и Дижоном накалились до предела. Объединившись с Габсбургами, Людовик XI начал войну, в ходе которой, потерпев ряд крупных поражений из-за собственных стратегических ошибок, Карл погиб в битве под Нанси в 1477-м. Его захоронили в Брюгге.
Это был удар, от которого Бургундия не оправилась. Она съежилась, как шагреневая кожа, потом одна часть ее территории перешла во владения французского короля, другая — к Габсбургам. Таков конец краткой столичной истории Дижона и начало его долгой провинциальной жизни. Впрочем, высокая планка, установленная в свое время герцогами Валуа, продолжала оказывать влияние на умы и формировать облик города.
Короли и мэры
Описанная нами эпоха герцогов скрыта в недрах дворцового музея Дижона. Внешние же его стены были перестроены на «парижский лад» в XVII веке при Людовике XIV — причем архитектором выступил Жюль Ардуэн-Мансар, автор Версаля. Королевский указ короля от 1 июня 1680 года гласил: «Чтобы сделать город и резиденцию Его Величества, величественную и великолепную, еще прекраснее — необходимо соорудить перед ней площадь, дабы облегчить и украсить въезд во дворец». Будучи опытным «дипломатом», Ардуэн-Мансар решил не сносить разностильные готические и ренессансные постройки, напоминающие горожанам о былом величии герцогства, а просто упрятать их за классицистический фасад.
Тонкость 3. История доказала, что проявленная архитектором чуткость была вполне оправданна. Уже сразу после аннексии Бургундии Людовик ХI построил в Дижоне крепость якобы для защиты горожан от внешних врагов, но, скорее, для того, чтобы приглядывать за ними. По понятным причинам эта постройка, возведенная к тому же за их счет, не пользовалась большой любовью у дижонцев. Причем настолько, что, когда уже в XIX веке при расширении города замок было решено снести заодно со средневековыми стенами, среди народа это вызвало не меньшее ликование, чем веком раньше у парижан — разрушение Бастилии (которую, кстати сказать, спроектировал в XIV веке дижонский архитектор Юг Обрио).
Ансамбль главной площади должна была дополнить конная статуя монарха. Ей повезло меньше, чем дворцу. Памятник Людовику XIV был отлит в Париже в 1690 году, спустя три года его отправили к месту назначения — сначала по реке, а затем предполагалось доставить его по суше, однако в деревушке Ла Брос, где его выгрузили, не нашлось достаточно больших и прочных телег. Затем телеги нашлись, но возникли проблемы с финансами — в результате бронзовый король прибыл в Дижон и украсил собой площадь лишь через тридцать лет, уже после смерти своего «прототипа». Да и то ненадолго: в конце века монумент перелили на пушки для республиканской армии. Кстати, та же судьба постигла большинство дижонских церковных колоколов. Так в Великую Французскую революцию город лишился своего «малинового звона», которым некогда славился по всей округе...
Тонкость 4. Тогда же Королевская площадь стала площадью Оружия (1792). С тех пор все основные исторические события неминуемо отражались на ее названии: в 1804 году она превратилась в Имперскую, при Реставрации вновь стала Королевской, а в 1831 году, после очередного переворота, — снова Оружия. В 1941-м ее окрестили площадью маршала Петена, а в сентябре 1944-го она получила нынешнее название: Освобождения.
Время постройки дворца совпало с очередным расцветом города: в XVII-XVIII веках здесь творили известный прозаик-моралист Боссюэ, трагический поэт Кребийон и композитор Рамо. В Дижоне работали и лучшие архитекторы Франции — больше половины построек старого города относится именно к той эпохе. Влияние Фландрии уступает место итальянскому, причудливая готика — строгому классицизму.
Впрочем, почти в неизменном виде с XV века сохранилось несколько домов на прилегающей к дворцу улице Форж. Например, особняк Шамбеллан, где проживал мэр Дижона Анри Шамбеллан, был построен в стиле пламенеющей готики в 1490 году, вскоре после падения герцогства. По плоским ступеням можно подняться на балкон, украшенный тонкой резьбой по дереву. Сюда стоит заглянуть и не только потому, что это прекрасный образец готики на самом ее закате. Во дворе дома к разным углам прилепилось несколько фигурок: одна известна как «Маленький садовник» и держит на голове корзину, из которой спускается пучок растений, переходящих в архитектурные мотивы свода. В другом углу каменные фигурки, похожие на Адама и Еву, растягивают отрез ткани и так пытаются прикрыть свою наготу. Почему они там оказались, историки объяснить не могут. Возможно, мэр покровительствовал цеху суконщиков? А может, сам «немножко шил»?
Вообще после герцогской эпохи самыми знаменитыми и обсуждаемыми персонажами стали здесь, естественно, мэры. Первое место в этом списке занимает горячо почитаемый горожанами Феликс Кир, начавший свою карьеру священником. То, что слова проповеди не расходятся с его собственными жизненными принципами, дижонцы поняли еще во время фашистской оккупации, когда Кир смело выступил на стороне Сопротивления. После чего в 1945 году в возрасте 69 лет этот бывший каноник и стал мэром. И 22 года оставался по воле горожан на этом посту. Дижонцы любят рассказывать о том, как в самый разгар холодной войны Кир решил «породнить» Дижон с Волгоградом — и даже пригласил делегацию из новоиспеченного города-побратима на местный фестиваль вина. А также о том, что он изобрел известный во всей стране аперитив «Кир» — смесь местного черносмородинного ликера «Касис» и сухого алиготе. На самом деле, священник лишь вернул моду на напиток, известный в Дижоне еще в начале ХХ века под игривым названием «девственница», но этого теперь уже никто не помнит.
На кулинарном поприще прославился еще один мэр города — адвокат Гастон Жерар. В историю он вошел не столько тем, что в 1920-х годах учредил в Дижоне ежегодную Гастрономическую ярмарку (очень скоро из региональной она стала межрегиональной, а затем международной) и стал позже первым министром туризма Франции, сколько своим рецептом «курицы по-дижонски» — «Цыпленком Гастон Жерар». Здесь также можно сделать уточнение: как утверждают местные краеведы, рецепт изобрел не мэр, а его жена. Но это тоже уже мало кого интересует.
Нынешний городской управляющий — социалист. Поэтому все музеи в Дижоне бесплатные, а все парковки — платные. С его же легкой руки в городе появились ночные «челноки» для молодежи. Небольшие автобусы до глубокой ночи курсируют по наиболее популярным у студентов маршрутам: от вокзала, кафе и дискотек — до родных «общаг». Разумеется, денег со студентов за проезд не берут.
Статья предоставлена журналом "Вокруг Света"
