К усыновлению ребенка семьи приходят разными путями. Супруги Татьяна Лапкина и Виктор Ивлев теперь и представить себе не могут, как жили раньше без дочки Танечки. О том, как непросто найти ребенка для усыновления и почему дети из Домов ребенка медленнее развиваются, рассказывает Виктор Ивлев, который сам сидит с дочкой, пока жена на работе.
Ни разу до знакомства с нашей маленькой дочкой я не бывал в детских домах и никогда в жизни не думал об усыновлении. Просто так получилось, что у нас с женой нет общих детей. У меня есть дочь от первого брака и сын от второго. Дочери уже 30 лет, и сын тоже вырос, ему 22.
Татьяна, моя жена, еще молодая женщина, и она подняла вопрос: «Как же быть? Я хочу малышку!». Рассказала, что есть много маленьких детей, которые растут без родителей, поинтересовалась моим мнением об усыновлении и потом часто возвращалась к этому вопросу, спрашивала, готов я или не готов.
Я предложил немного подождать, дать мне время, чтоб привыкнуть к этой мысли, и потом уже вернуться к теме. Где-то с полгода мы эту тему не поднимали, а потом жена снова спрашивает: «Ну что?». Я говорю: «Давай! Я не вижу препятствий, давай сделаем это!». В общем, год назад мы пришли к выводу, что хотим усыновить.
Конечно, был страх, вызванный прежде всего неизвестностью. Для нас все в этой сфере было новым. А для родственников, друзей, приход ребенка в нашу семью и вовсе оказался шоком. Они считают — это подвиг, хотя это не так, конечно.
Заранее родственникам мы ничего не говорили, просто сами решили, поехали и взяли. С моей мамой разговор состоялся за неделю. Она старой закалки, как это часто бывает, спросила: «Зачем вам это надо?». А потом прошло время, и она приняла — теперь мне звонит, говорит: «Привези мне внучку, я по ней скучаю». Моим старшим детям мы тоже заранее не говорили — они уже взрослые, самостоятельные, у каждого своя жизнь. У дочери уже свой сын есть, так что я сам дедушка.
Почему я стал отцом в третий раз
А вот с женой мы готовились заранее. Слушали, смотрели, читали очень много, учились в ШПР. Мысли разные были. И что чужого не полюблю, тоже боялся, и много всего. Но потом пришел к выводу, что это же ребенок. Он будет таким, каким мы его воспитаем.
Я слышал, что, бывает, от детей отказываются — берут, а потом возвращают: «Не мой, не моя, сердце не ёкнуло». Как это может быть, я не понимаю! Мы же не покупатели, а ребенок — не вещь, он живой человек.
Ну, и еще у меня лично был страх, что ребенку мы не понравимся, он нас не примет — посмотрит и убежит. Много всего пришлось переживать и обдумывать.
Я считаю, усыновление — это не столько про воспитание ребенка, это именно воспитание самого себя. При появлении ребенка в семье — не важно, родился он здесь или был принят — меняется все: образ жизни, семейный уклад, обстановка меняется, и все переворачивается с ног на голову.
Раньше проснулся в выходной в 10 утра и знаешь, что будешь делать. А сейчас — хочешь не хочешь — в 7 часов подъем, и потом весь день на ногах. Есть, гулять, спать, снова есть — все по расписанию. Нас самих это меняет, как-то дисциплинирует. Взрослые-то что? Захотели поесть — поели, не захотели — и не надо. А здесь все по-другому, и в жизни появляется новый смысл.
Со своими кровными детьми я общался, к сожалению, мало. Из-за того, что молодой был, не понимал, потом еще и развод... Со старшей дочерью, можно сказать, не общался вообще. Только когда она стала совершеннолетней, сама захотела со мной встретиться, у нас нормальный контакт получился. С сыном после развода мало общались, что, конечно же, очень плохо.
А когда свои дети выросли, пришло понимание того, что во мне отцовство по большому счету осталось не реализовано. И в какой-то момент я понял, что мне очень хочется понянчиться с ребенком. Заново все и уже по-другому пройти. И бантики самому завязывать, и самому гулять. Много всего.
Как мы учились в ШПР и искали Таню
Осенью 2014 года мы стали искать ШПР. Пошли в свою опеку и спросили совета. Нам сказали, что в нашем районе школа только для галочки, а чтобы пройти качественную подготовку, школа должна быть хорошей. И тогда Татьяна нашла в интернете школу «Про-мама». Мы съездили, прошли собеседование и окончили школу. Остались довольны. Очень нужная вещь!
В ШПР учились в ноябре, в декабре получили свидетельство об окончании. Мы спешили, потому что Татьяна уже заранее собрала многие документы, мы хотели сделать подарок ребенку — отмечать Новый год дома. Но из-за медицинских справок пришлось отложить. И только когда было все готово, стали искать малышку.
Сама процедура подбора ребенка меня лично повергла в шок. Смотришь на картиночки, как в магазине. Просто невозможно. Тогда стали по опекам документы посылать, но жене сказали, что огромная очередь на детей в Москве. Мы были 37-ми, то есть как минимум до конца августа нам предстояло просто сидеть и ждать.
Одна девочка, правда, появилась, и нам она понравилась. Ей было 5 лет. Но выяснилось, что есть сестра старшая 15 лет. Они не в одном детском доме с сестрой, может быть, и не знают толком друг друга, но нам сказали: «Будьте готовы, что придется скорее всего забирать с сестрой». Но мы не были готовы по многим причинам. И жилищные условия не позволяли, и морально тяжело — с ребенком старшего возраста уже трудно справиться.
А потом Татьяна наткнулась на девочку из Новокузнецка. А я говорю: «Смотри, имя как у тебя». Мы позвонили, и нам сказали, что действительно такой ребенок есть. А раньше очень часто так получалось, что мы видим в базе ребенка, собираемся ехать, получать направление на знакомство, звоним, а нам говорят, что ребенок уже в семье.
Вообще информация в базе данных на 50% часто не актуальна. Фотографии очень старые, не соответствуют действительности. Может стоять фото девочки, а описание — мальчика. И вот так мы довольно долго мучились. А тут впервые все совпало: и фото новое, и видео мы потом нашли у регионального оператора, и вроде бы никто ребенка не берет.
Знакомство с Таней и что такое на самом деле Дом ребенка
Тане было 4 года и 3 месяца, она чудом задержалась в Доме ребенка — когда мы ехали, нам сказали, что ее уже ждут в детском доме для передачи и пакет документов готов. Мы просили ни в коем случае не передавать ее в детский дом. Заверили, что точно заберем. И успели. Дом ребенка этот находится в Новокузнецке, от аэропорта ехать час. Рабочий какой-то район, с тремя-пятью улицами — и все. Но, в общем, все оказалось хорошо. Наверное, специально дочка нас ждала, ни к кому не уходила.
Когда мы вошли, главврач очень подозрительно на нас посмотрела, всем видом говорила: «Что вам, своих в Москве не хватает?». Но мы объяснили, что приехали конкретно за этой малышкой. Очень хорошая женщина оказалась. И воспитатели хорошие. А еще, судя по всему, там департамент внимательно смотрит за этим делом — чтобы в Доме ребенка дети были одеты, обуты, накормлены, причем кормят очень даже неплохо. Единственное и главное, чего не хватает и чего в принципе не может быть в Доме ребенка, — это ласки. Человеческую ласку, тепло, которые доставались бы каждому ребенку, невозможно дать всем.
Мы неделю жили в Новокузнецке, пока улаживали все вопросы. Прилетели в понедельник, получили направление на знакомство. Стандартно во всех опеках приемные дни два раза в неделю. Здесь следующий был в четверг. Пока мы приехали в Дом ребенка, познакомились, приняли решение, в опеку уже было возвращаться поздно — у них рабочий день закончился. Подписать согласие и отдать его в итоге получилось только в четверг. Документы нам, спасибо, быстро оформили — не пришлось ждать понедельника. Мы ребенка забрали, а в понедельник улетели домой.
Прежде чем забрать Таню, мы виделись с ней всю неделю, по два раза в день. Утром приходили и потом после тихого часа. Первая встреча, кстати, прошла еще до официального знакомства. Мы только зашли на территорию Дома ребенка, там свободный проход, ничего не закрывается, и увидели детей на прогулке. Смотрим, идет — лицо такое серьезное, широко шагает. Я ее увидел и Татьяне говорю: «Смотри, вон она, наша Таня, идет». Она прошла мимо, и все.
А мы идем, с сумками, с баулами — памперсы для малышей, кое-какие игрушки — воспитатели сразу поняли, к кому, ждали нас там целую неделю. С момента, как мы сказали, что приедем конкретно за этой девочкой и документы у нас на руках, нас попросили дать им неделю для подготовки документов с их стороны. И еще эта неделя нужна была, потому что воспитатели должны были Таню успеть подготовить. Ей сказали, что к ней приедут гости. Только после нашей встречи, когда уже стало ясно, что с ребенком у нас получился контакт, ей сказали, что это мама и папа.
Нам показали медицинскую карту Тани, рассказали все, что знали. Она отказница, у нее по документам ни папы, ни мамы, в свидетельстве о рождении стоят прочерки. Маму привезли на «скорой» без документов. Она ее родила, написала отказ и тем же вечером ушла, от нее остались только фамилия и отчество, записанные с ее слов. Но мы знаем фамилию мамы и место жительства, нам сказали в Доме ребенка на тот случай, если Таня, когда подрастет, захочет что-то узнать про кровную маму. Получилась Татьяна Викторовна. Имя, как у моей жены, а отчество мое. Прямо судьба.
Первая встреча у нас была совсем короткой, минут семь. Таня насупилась — все-таки люди совсем незнакомые — и пошла к двери. Но когда она собиралась уходить, главврач ее спрашивает: «Хочешь, чтобы эти дядя с тетей пришли к тебе снова?». Она согласилась. Потом мы уже общались в игровой комнате, и все стало проще. Там шарики пластмассовые, игрушки, мы с ней поиграли. Все гладко получилось. Снова Таню спросила воспитатель: «Ну что, приходить им?». Она сказала: «Да, приходить». И на следующий день мы снова пришли.
Таня все четыре свои года провела фактически в стенах Дома ребенка. Помещение и двор — вот и все жизненное пространство. С ними даже гуляли там как в тюрьме — строили парами и водили по кругу вокруг здания. Ни игр, ни беготни, ни обычной детской возни. Дети живут и ничего не видят, их никуда не пускают.
Только когда мы гуляли вместе, я показал Тане детишек из детского сада — он рядом совсем, буквально за забором. И вот я ее на руки взял и поднял над забором, чтобы она на других детей из детского садика посмотрела. Она увидела, как детишки играют, и очень удивленно спросила: «А почему они кричат?». В Доме ребенка всегда тихо, никаких звуков, и на прогулке дети просто шагают молча.
Они вообще ничего в жизни не знают — только детей из своей группы и воспитателей. Таня поначалу даже бабушку от женщины не могла отличить. Она девочка умная, смышленая, просто у нее нет обычного жизненного опыта, который есть у каждого семейного ребенка.
В Доме ребенка было всего три группы. Одна для малышей и две с ребятами постарше. Среди них было около пяти-семи детей, имеющих родителей. То есть родители пришли, заявление написали и отдали детей временно. Получается такой детский сад на длительный срок. Мы таких родителей видели, они приходят через день, играют с детьми. Но не забирают.
Таня с папой дома, а мама на работе
22 апреля 2015 года мы привезли Таню домой. В самолете она летела, конечно, первый раз в жизни, но дорогу перенесла отлично и очень спокойно. Во время учебы в ШПР нас пугали, что будет адаптация, и это страшно — дети травмированные, с депривацией и чего они только не делают. Прошло четыре месяца, как Таня дома, а я не увидел никакой адаптации, почти. Думаю, в ШПР все-таки запугивают, и это правильно! Если попадется человек слабый и физически, и морально, то он откажется. Причем сам.
В общем, самолет мы перенесли отлично. Пришли домой после дороги уставшие. И вот тут неожиданно для нас началось. Когда мы ехали знакомиться с Таней, мы сделали для нее специальный альбом с фотографиями — бабушка, кошки наши, собаки, квартира. Чтобы она заранее посмотрела. Приехали к нам, заходим в подъезд, говорим: «Вот, это твой дом». Поднимаемся, слышу, собаки гавкают — одна моя, вторая бабушкина. Идем, а Таня трясется. Я говорю: «Ты же не боишься кошек и собак». И тут включается такая сирена, такая истерика!
В итоге первое время животных мы в туалете запирали. Постепенно Таня привыкла — через неделю примерно. Дома мы ей все показали — вот полочка твоя, вот кроватка. Она говорит: «А у нас в группе не так». Но все равно в первые дни было даже слишком просто: ни отказов, ни истерик. Говоришь: «Ешь». Она ест. Предлагаешь: «Попей». Она пьет. «Ложись спать» — через пять минут уже спит. Но постепенно, по мере привыкания, становилось сложнее. Она почувствовала себя дома, и началось обычное детское: «не хочу», «не буду», «мне это не нравится».
Еще в ШПР, когда нас спрашивали, кто будет в семье заниматься ребенком, я отвечал, что я «в декрет» ухожу. Во-первых, мне самому этого очень хотелось, а во-вторых, пришлось подойти логически к нашей ситуации. Даже если бы я круглосуточно работал, без перерыва на сон, мне не заработать тех денег, которые зарабатывает жена. Она работает в большой известной компании. И если бы я работал, а она ушла в декрет, мы бы просто перебивались с хлеба на воду. Денег в семье было бы в четыре раза меньше, чем при раскладе, когда я занимаюсь ребенком. В общем, мы решили, и пока я неплохо справляюсь.
Вообще-то меня легко вывести из себя. Но с дочкой этого не происходит — она такая забавная, удивительная. Конечно, очень активная, любопытная. Таня спрашивает иногда: «Ну как, справляешься?» А мне нормально.
Вообще Таня девочка замечательная, жена говорит «подарочная». У нее много хороших черт. Даже в мелочах. Не ест фастфуд, например. Не пьет газировку ни в каком виде, ей это не вкусно и горько. Когда привезли домой, домашнюю еду ела всю. Потом оказалось, что не любит мясо, и стала отказываться. В Доме ребенка ее не научили жевать, так что вообще тяжело с твердой пищей. Сейчас приучаем. Она спорит, сопротивляется. Уже понимает, что она дома, и можно больше не ходить строем, не делать всего, что ей говорят. Оттаивает и привыкает к обычной детской жизни.
