В представлении большинства людей, "школьный" фотограф — это человек, появляющийся в конце учебного года и снимающий протокольные фотографии учеников, построенных в три ряда. Таких карточек наверняка полно у всех, окончивших средне-образовательную школу. Но мало кто знает, что существуют фотографы, для которых съемка детей в школе — это не просто сезонный способ заработать деньги, это увлечение, которому они отдают большую часть своего времени, снимая "живые", настоящие фото, на которые приятно смотреть и через десять, и через двадцать, и через пятьдесят лет после окончания школы. Одним из таких фотографов является Владимир Алексеев, который рассказал нам, как школа, спустя годы, вновь ворвалась в его жизнь, и что из этого получилось.
Урок начался, а в классе — фотограф. Он перемещается по всему классу, вот вскинул фотоаппарат, как охотник ружье, и снял. Интересно, кого? Первые минуты моего появления в классе вызывают острое любопытство, младшие дети выворачивают головы, а старшие хихикают и прихорашиваются. Но мне вовсе не нужно фото напряженно глядящего в камеру ребенка, а совсем наоборот, цель моей съемки — свободно и естественно ведущий себя ученик, не зажатый, не кривляющийся, а такой, какой он обычно, когда в классе фотографа нет. Это невозможно, пока дети не перестанут за мной следить и не забудут, что я здесь. Стать невидимым — это и есть условие успеха в школьной жанровой съемке. Исходя из моего опыта, достичь этого можно тремя путями. Первый, и самый надежный — это просто снимать на уроке у хорошего учителя. Собственно, только сильный, уверенный в себе учитель обычно допускает такое безобразие: съемку прямо на уроке. Своим невозмутимым видом он задает тон отношения к происходящему, а дальше — уводит, увлекает детей.
От учителя зависит все. Я могу поймать только те эмоции на лицах ребят, которые он вызовет своим уроком. Я же, со своей стороны, максимально деперсонифицируюсь, становлюсь лишь функцией, а не человеком. С некоторыми детьми я могу быть знаком, но никогда на уроке не отвечаю на их приветствия, вопросы даже мимикой — это все для перемены. Я перемещаюсь по проходам, лавируя между объемными ранцами, могу подойти прямо к доске, фотографировать из-за учительского стола, но никто на это не обращает внимания. Выбрав позицию с потенциально интересным радиусом охвата, начинаю караулить интересное выражение лица или ситуацию, не забывая сканировать общую ситуацию в классе. Работаю с колена, чтоб затеряться в проходах класса и не мозолить лишний раз всем глаза. А дальше — кто быстрей: я увидел, вскинул камеру — снял, либо ученик, боковым зрением засек мои движения и быстро сменил позу и выражение лица. Малышей в этом плане проще снимать, чем старшеклассников. Такая работа в тандеме с учителем возможна, конечно, только на условии взаимного доверия. Учитель может быть спокоен, что я приложу все усилия, чтобы не отвлекать детей.
Я, со своей стороны, могу быть уверен, что учитель, стараясь мне помочь, не задаст детям диктант, или что-то в этом роде. Многие учителя устраивают легкий опрос учеников — на каждый его вопрос лес рук — снимать нечего: все одно. Поэтому я прошу педагога вести урок по своему плану, без экспромтов. С некоторыми учителями, заинтересованными именно в живых, непосредственных фотографиях своих детей, мы сотрудничаем постоянно, их классы я снимаю из года в год. И это — второй способ добиться невидимости. У меня есть дети, которых я снимал с первого по одиннадцатый класс, дети, которые выпускаются из школы, так и не узнав, что их могли бы отводить в актовый зал и по одному сажать на стул перед фоном. Для них съемка на уроке — привычные школьные будни. "А, это опять дядя Вова пришел..." И я заскользил по классам и коридорам этаким домашним привидением.
А начиналось все в далеком перестроечном году, когда главный редактор нового, только что созданного журнала "Материнство" Екатерина Владимировна Лаврентьева решила, что не будет пользоваться западными фотобанками, а нуждается в живых, непосредственных, но и правдивых школьных фотографиях детей, живущих именно в России. Так я впервые появился в школах с заданием поснимать на уроках и переменах. Потом появилось русское издание "Улица Сезам". Помимо прочих редакционных заданий, я регулярно посещал школу. С уходом этой замечательной женщины, "Материнство" и "Улица Сезам" пришли в упадок и закрылись, но сама идея оказалась востребована и учителями, и родителями, и другими изданиями. И я остался в школах, постепенно распространившись через родителей и учителей, как некая бацилла, во все новые учебные заведения...
...Возвращаясь к "способам лова детей", то третий и последний путь совсем простой — посетить некое мероприятие, эмоционально важное для детей, когда им будет не до меня. Например, фотографировать их в ожидании экзамена, или во время школьного спектакля, причем не артистов, а зрителей. Особенный разговор про перемены и те золотые для фотографа моменты, когда учитель вышел или еще не пришел. Если я уже на правах привидения, а происходящее достаточно драматично или смешно, то дети меня не замечают, а воспринимают, как предмет интерьера, и потом очень удивляются, увидев фотографии. Так появляются самые забавные, самые правдивые хроники школьной жизни, столь ценимые как журналами, так и родителями. Фотографируя сразу для этих двух типов клиентов, приходится учитывать многие моменты. Для журналов интересны выразительность момента, выделение светом или резкостью смысловых деталей. Родителей редко интересуют художественные и технические аспекты фотографии. Для них важно в первую очередь хорошо ли видно их ребенка в хроникальных моментах из жизни чада, которые они порой с большим удивлением рассматривают: "Неужели мой ребенок так сидит на уроке?". Все это правда школьной жизни, которая была и у них, но которую тогда никто не фотографировал... Хотя, конечно, бывают и родители, желающие видеть своего ребенка только в правильных, официальных ракурсах.
Есть и еще одна заинтересованная сторона — это учителя, завучи и даже воспитатели группы продленного дня. Они часто вносят свои коррективы и даже цензуру. Например, в "Бритиш скул" классные дамы просят не отдавать родителям фотографии, где их дети в негативных эмоциях — злости, или не дай бог, в слезах. Это не соответствует западным стандартам, на которые ориентирован этот тип школ (именно по этой причине Лаврентьеву когда-то не устроили сверкающие улыбками дети из западных каталогов). В частных школах — другая история. Родители не должны видеть на снимках ни одной даже потенциально травмоопасной ситуации. Никакой возни, драк, карандашей в носу. Я, конечно, все равно снимаю, но исключительно из охотничьего рефлекса. Эта часть съемки отправляется в архив, иногда всплывая в детских газетах и журналах, редакторы которых, как раз напротив, совершенно не интересуются аккуратными детишками, сложившими ручки на парте. В разное время эти фотографии появлялись в журналах "Материнство" и "Улица Сезам", "Семейный доктор" и "Мой ребенок", "Смена" и "Итоги". В последнее время фотографии активно использует издание — "Первое сентября. Начальная школа".
Удовлетворить весь этот спектр запросов позволяет как раз репортажный подход. Я работаю без стационарных импульсных приборов. Моя мобильность — залог успеха. На камере стоит мощная молотковая вспышка, работающая через потолок или от стены. Лобовую подсветку не использую. Это позволят снять портрет на втором плане через плотно сидящих учеников на первой линии. По возможности, стараюсь использовать естественное освещение. Для портретной съемки применяю в основном EF 70-200мм/2.8. Съемка одного класса может занимать весь школьный день. За это время ребята полностью адаптируются к моему присутствию и живут своей школьной жизнью.
Статья предоставлена журналом "Фотодело"
