Почему разводятся мужчины после 40? Часто вину за развод возлагают на женщину: мол, не смогла быть хранительницей домашнего очага, не смогла остаться интересной мужу. Но вот мужской взгляд на причины развода от писателя Александра Ткаченко. Можно ли сохранить семью и вернуть любовь, если ты женился в 1992-м, а через двадцать лет обнаружил себя у разбитого семейного корабля?
Сорокалетние мужики часто бросают своих жен. Еще лет пять назад я находил исчерпывающее объяснение этому факту: седина в бороду — бес в ребро. Теперь мне уже самому за сорок, совсем иначе я смотрю на разведенных своих ровесников и вижу совсем другие причины разводов и попыток создать новую семью на обломках первой.
Увлекшись карьерным ростом, творчеством, бизнесом, отдавая этому все силы и энергию, мужчины почему-то склонны считать, будто их семья — нечто статичное и незыблемое, созданное ими однажды и далее существующее независимо от прилагаемых усилий. Но это — страшное заблуждение, которое в итоге может разрушить любую семью.
В известном советском фильме герой Олега Янковского говорил, что любовь — это теорема, которую нужно доказывать каждый день. И если в семье эта теорема вдруг остается без ежедневного доказательства — горе такой семье. Наступит миг, когда истинная картина твоей семейной жизни вдруг обрушивается на тебя во всей своей неприглядности.
И ты видишь, что семейные дела и заботы, которые много лет откладывал "на потом", можно больше не откладывать. И уже никогда ты не начнешь читать детям книжки перед сном, не сможешь по утрам заниматься с ними зарядкой, не будешь ходить с ними в походы и еще много-много чего никогда не сможешь сделать. Потому что они выросли. И все дела любви, не сделанные для них, так и останутся несделанными навсегда...
А рядом с тобой — уставшая, нервная, склонная к скандалам по любому пустяку женщина. Ты взял ее в жены веселой, жизнерадостной девчонкой, глаза которой лучились счастьем при одном только взгляде на тебя. Только куда же оно ушло теперь, в какую дыру просыпалось? Прошла любовь, завяли помидоры...
Вот что вижу я, глядя на свою семейную жизнь. И уже не тороплюсь судить тех, кто попытался убежать от этого страшного зрелища — семьи, доведенной им до разрухи. Сейчас я понимаю, что уже на самых ранних этапах нашей совместной жизни закладывал под нее те мины, которые сегодня активировались и вот-вот взорвутся. А ведь все так славно начиналось...
Бог все устроит
На самой первой моей исповеди в Оптиной пустыни священник спросил, грешу ли я блудом? Я с гордостью заявил, что вот уже целый год встречаюсь только с одной девушкой. Батюшка посмотрел на меня с недоумением и сказал:
— Так это все равно — блуд. Ты уж извини, но причастить я тебя не могу.
— Ну и что же мне теперь делать? — оторопело спросил я.
— Не знаю. Или венчайтесь, или расставайтесь. Тебе решать.
Вот так впервые в жизни я всерьез задумался о создании семьи. Вдруг понял, что расставаться с моей девушкой мне совсем не хочется, что если уж и есть на свете человек, с которым я готов навсегда связать свою жизнь, то это именно она.
Александр с будущей женой
На очередную стипендию купил букет гладиолусов, два колечка самоварного золота в отделе бижутерии и пошел свататься. Без всяких предварительных договоренностей впервые за год нашего знакомства явился в дом родителей моей будущей жены и сделал предложение.
А уже на следующий день, ранним утром, мы бежали с ней на электричку, чтобы ехать в соседний райцентр, где в храме служили мои друзья. Там батюшка посмотрел паспорта и согласился нас венчать. Сегодня такое трудно представить, но мы действительно сначала обвенчались и лишь спустя четыре месяца зарегистрировали свой брак.
Денег у меня не было вообще, свадебное торжество устраивать было не на что. Венчаться я приехал в потертых джинсах и рваном свитере. Но что значат деньги, когда тебе двадцать четыре года, рядом любимая, а в душе горячая неофитская убежденность в том, что Бог все устроит, главное — не грешить.
Собственно, Бог все и устроил. Мама моего друга, увидев, в чем я собираюсь идти к венцу, вздохнула и вытащила из шкафа ненадеванный костюм:
— Держи. Лешке купила на свадьбу, ну да раз ты первый собрался — надевай, не позорься.
А после венчания друзья устроили нам сюрприз: настоящее свадебное пиршество! Нужно понимать, что это значило в 1992 году, когда прилавки магазинов были пусты, а зарплату уже выдавали с перебоями. Конечно, все обошлось без особого шика, просто каждый принес свои скромные запасы, и получился вполне приличный свадебный стол. Так мы стали мужем и женой.
Ученик каменщика с дипломом музыканта
С самого начала нашей семейной жизни я четко для себя определил, что главная задача мужчины в семье — принятие решений. Я — кормилец семьи, на мне вся ответственность за нее. Осознавать это было страшно, особенно в то смутное время, когда страна балансировала на грани гражданской войны, голода и хаоса.
А у меня — беременная жена, диплом руководителя оркестра русских народных инструментов и отсутствие малейшего представления о том, как себя вести в творящейся кругом неразберихе. Но я упрямо продолжал верить, что Господь все устроит, главное — самому жить правильно. И эта вера спасала в самые тяжкие времена.
Я устроился на стройку учеником каменщика. На практике такое "ученичество" сводилось к подноске кирпича и раствора бывалым рабочим. Вставать нужно было в полшестого утра, потому что найти работу удалось лишь в соседнем городе. Я поднимался, бежал на электричку, час ехал в промерзшем вагоне, потом пересаживался в промерзший автобус и все равно опаздывал минут на пятнадцать, за что неизменно получал втык от сурового бригадира.
Потом восемь часов укладывал на поддоны обледеневший кирпич, таскал ведрами раствор на пятый этаж и продолжал получать колоритные замечания от бригадира, теперь уже по поводу моей нерасторопности. Домой возвращался после восьми вечера, и одно только грело душу среди этой чехарды: я кормлю семью.
Спустя год я уже сам довольно лихо клал кирпичную кладку и начал зарабатывать вполне приличные по тем временам деньги. На еду и одежду хватало, вот только жилья своего у нас не было. Но по-прежнему я жил непоколебимой уверенностью в то, что Бог посылает нам все необходимое, придет время — пошлет и жилье. Так оно и получилось. Правда, сначала жизнь подтолкнула меня к принятию еще одного важного решения.
Если я их отсюда не вытащу...
Жили мы тогда у моей мамы. В тесноте, да не в обиде, как говорится. Однажды погожим летним вечером жена собрала детей погулять во дворе. А я вышел на балкон и вдруг увидел... Нет, ничего особенного там не происходило — двор как двор, каким я его помню с детства.
Представьте себе: квадрат 60 на 60 метров, образованный четырьмя типовыми пятиэтажками. Культурная жизнь сосредоточена вокруг трех столов. Центральный, под яблонькой, — самый кипучий и многолюдный. Его облюбовали местные алкаши. Человек двадцать пять весь вечер рубятся в "козла" на вылет. Игра сопровождается бурным словоизлиянием и потреблением дешевого портвейна. Тут же, под яблонькой, справляется малая нужда. Тут же самые нестойкие укладываются поспать на травку, а самые активные бьют друг другу физиономии.
За соседним столиком — молодняк, разновозрастная шпана, вяло задирающая проходящих мимо девушек под аккомпанемент раздолбанного кассетника.
Но самый оглушительный — третий стол, за которым собираются бабушки. Тут тоже идет карточная игра, только режутся старушки не в "козла", а в "дурака". И матерятся при этом, не уступая алкашам.
По всему двору носится десятка полтора разномастных псин, выпущенных хозяевами на вечернюю прогулку. Псины гоняются за кошками и жизнерадостно гадят в песочницу
Все как обычно, с одной только разницей: теперь посреди этого "великолепия" стоят мои дети. Совсем маленькие. С ведерком и с лопаточкой. И растерянно озираются вокруг, пытаясь найти уголок для своих детских занятий.
Я смотрел на них и ощущал себя такой сволочью... Ведь это я, а не кто-нибудь, выпускаю их каждый вечер погулять в этот двор — на ту же помойку, на которой вырос сам. И если я их отсюда не вытащу, за меня этого не сделает никто.
Через некоторое время я перевез свою семью в Жиздру — маленький одноэтажный городок, где строил в то время храм Покрова Пресвятой Богородицы. Первые четыре года мы снимали жилье, потом получилось купить свой дом. И вместо заплеванного, изгаженного двора мои дети теперь играли на травке под липами, а матерщину слышали ну разве только в школе.
Когда храм был построен, я отправился на заработки в Подмосковье. На дворе стоял 1998 год, очередной кризис. Опять обесценивание рубля, опять пустые прилавки. Снова мне до слез было страшно за жену и за детей. И я по-прежнему укреплял себя мыслью, что Бог все даст и что, если я сейчас обломаюсь и сбегу, жене и детям нечего будет есть.
В таких шабашках прошло лет семь. Ну, а потом началась история сотрудничества с журналом "Фома", благодаря которому я из пролетариев вдруг начал потихоньку дрейфовать в сторону творческой интеллигенции.
Такова внешняя канва моей жизни. И, глядя на нее, кто возьмется упрекнуть меня в том, что все эти годы я жил не ради семьи? Никто не возьмется? Тогда попробую сделать это самостоятельно, чтобы представить картину более объемной.
Кто в семье главный
Первое время мы с женой периодически спорили о том, кто в семье должен быть главным. И когда она в очередной раз возмущенно спрашивала: "Ну почему всегда именно ты решаешь — как и что нам делать?" — я с неизменным постоянством отвечал ей: "Потому что я — мужчина". Этот рецепт от Гоши из кинофильма "Москва слезам не верит" стал для меня главным аргументом в семейных перепалках.
И тогда казалось мне, бестолковому, что это ох как правильно! Сейчас-то я вижу, что герой Баталова — просто несчастный человек, ранимый и гордый, не сумевший нормально реализовать себя в социуме и мучительно это переживающий. Однако именно его парадоксальная логика стала для меня основой самоутверждения в семье.
Сопротивляться этому моя бедная жена пыталась года три. Потом смирилась. А если потом все же предпринимала какие-то робкие попытки выяснить отношения, я с "мужской непреклонностью" говорил ей:
— Не нравится такой муж, уходи. Никто тебя не держит.
И ведь знал же, совершенно точно знал, что никуда она не уйдет. Потому что дети на руках маленькие. Потому что уходить-то ей особо некуда. А самое главное — потому что любит она меня, дурака. Тогда — еще любила...
Усталый кормилец
А в жизни нашей дальше было вот что. Когда я перевез семью в Жиздру, мы за три года сменили семь съемных квартир, которые представляли собой обычные сельские дома без воды и газа, с печным отоплением и с удобствами во дворе.
Как же ей было страшно и неуютно в этих чужих домах... Все ее пугало — темнота и безлюдность на улице вечером, отсутствие телефона (мобильников в провинции еще не было), печка, которую никак не получалось растопить... На руках трое маленьких детей, и нет рядом ни мамы, ни друзей. Один лишь героический муж, который весь день кладет кирпичи, а вечером рушится на диван и требует "чего-нибудь пожрать".
И это бы еще ладно, а сколько раз было, что "усталый кормилец", перекусив и отдохнув, уметывался куда-нибудь допоздна в гости, предварительно спросив ласковым голосом: "Ниночек, ты меня отпустишь?". А чего еще бедному Ниночку оставалось, кроме как вымученно улыбнуться и сказать: "Да, конечно, иди, развейся".
И ведь видел же, видел, что улыбка вымученная. Понимал, что, в сущности, бросаю ее с детьми на этот вечер — одну, в чужом городе. Что будет она до моего возвращения сидеть и вздрагивать от каждого шороха, потому что страшно ей и за детей, и за себя.
Еще врезалась в память картина. Конец зимы, под ногами снежная каша, с крыши сосульки свисают. Прихожу с работы, открываю калитку и вижу: стоит моя жена посреди двора и стирает белье в корыте. На голове шапка-ушанка, на руках — оранжевые резиновые перчатки, под которые она варежки надела, чтобы руки не так мерзли. И стирает.
Через пару лет я сумел заработать денег на дом, в первую же неделю подключил его к водопроводу и сразу купил стиральную машину-автомат. Однако ж тогда-то рядом не стал и стирать на холоде не помог, прошел мимо, в дом. Ну как же — кормилец ведь! С работы ведь вернулся, усталый! И такого вот скотства с моей стороны за двадцать лет было — хоть ковшом хлебай.
Теперь обижаюсь, уехав на сессию: "И чего это жена мне не звонит неделями?". А ведь сам вот так — по капельке, по ниточке, по искорке — гасил, рвал и расплескивал все, что нас связывало. И кажется, порвал...
Как в тюрьме — без образования, без профессии
Много лет в глубине души я кичился тем, что жена моя действительно замужем, то есть за мужем. Как за каменной стеной! От всех житейских невзгод широкой спиной ее закрываю, все удары судьбы беру на себя!
Только с чем же я оставил ее там, за этой каменной стеной? Традиционный комплект: Kinder, Küche, Kirche? Ну и брал бы тогда себе кого попроще. А то женился на талантливой, яркой девушке с широким кругозором и пытливым умом, увез ее в деревню и поставил во дворе у корыта. И вот пришло время подводить итоги.
Пока дети были маленькие, на рефлексии у нее особо времени не было. А теперь, когда они подросли, что она имеет в активе? Посчитать не трудно: отсутствие профессии — раз, отсутствие образования — два, отсутствие социального статуса — три.
Пока рожала и растила детей, ровесницы учились, делали себе карьеру. Сейчас одна ее подруга — директор музыкальной школы, другая — завотделом культуры, третья — главбух в серьезной конторе.
А ей, когда она недавно попыталась устроиться на работу, предложили на выбор вакансии: уборщицей в "Сбербанке", санитаркой в психинтернате или диспетчером в такси. В сорок лет умная, симпатичная женщина оказалась перед таким вот незамысловатым выбором. Который я обеспечил ей своими "мужскими" решениями.
А теперь случайно увидал в ее ЖЖ запись: "Замужем. За мужем. Как за каменной стеной. Как в тюрьме".
Александр Ткаченко
Можно ли начать все сначала?
Когда-то я сказал: "В нашем доме все решения буду принимать я, потому что я — мужчина". Ну что же, мужчина, любуйся теперь на результаты своих решений. Ты — капитан этого корабля. Ты был на нем все эти годы "вторым после Бога". И ты же посадил его на мель.
Вот почему я уже не возьмусь строго судить мужчин после 40, бросающих свои семьи. Знаю теперь, от чего они пытаются убежать, что толкнуло их на вторую попытку.
Ведь и я тоже решил попробовать начать все сначала. Только другую женщину мне для этого искать нет никакой нужды. За всеми своими трудами и заботами во благо семьи я не заметил, как вместо любви стал руководствоваться исключительно чувством долга. А любовь-то и растерял... Что ж, попробую теперь собрать потерянное.
Двадцать лет назад Бог дал мне огромное богатство — женщину, которая любила меня так сильно, что готова была идти за мной на край света, переносить любые невзгоды, терпеть любые лишения. Я не сберег этого дара. Не научился любить даже самого близкого человека. И что же мне, просить у Бога еще одну жену? Мол, прости, Господи, с первого раза не получилось, можно я теперь с другой попробую? Смешно ведь, право слово...
Вот и попытаюсь начать все сначала с той самой девочкой, к которой когда-то пришел с букетом гладиолусов и копеечными кольцами. Как и прежде, верю, что Бог посылает человеку все необходимое, главное — самому не плошать.
