Путевка в местный профилакторий досталась Наталье неожиданно, но очень кстати. В течение последних месяцев на работе оставалось вакантным место руководителя. Это обстоятельство не давало покоя возможным претендентам и их группировкам. Сети интриг плелись быстро и высокохудожественно, после чего кресло власти занимал то один лидер, то другой. А некоторое время из-за путаницы в дате приказов даже царило двоевластие. Естественно, пользы от этого предприятию не было никакой. Сотрудники то и дело ждали подвохов, увольнений. Интриги и сплетни росли, раздувались, как мыльный пузырь. Внезапно закипали ссоры, грязные брызги которых доставали всех.
Наталья как начальник отдела получала часто меняющиеся указания то одного, то другого руководителя, порой противоречащие друг другу, и недоумевала, что же доносить до сведения подчиненных. Подчиненные же, в свою очередь, в течение рабочего дня нервно посматривали на часы, ожидая заветных цифр — 16:59, чтобы через минуту бежать домой, где среди кастрюль и проверки детских домашних заданий отвлечься от сумасшествия, царящего на работе.
Но даже такая перемена видов деятельности Наталье была недоступна. Дома ее ожидали лишь 34 квадратных метра жилплощади. Сын с семьей жил в другом городе, а муж... Наталья глубоко и судорожно вздохнула, вспомнив своего ненаглядного Сашеньку, ушедшего так нелепо десять лет назад...
А сейчас как никогда Наталья страдала от неудовлетворенной потребности в любви. Все чаще и чаще в ее мозгу всплывала мысль: «Ну почему я такая несчастливая?» Их последний разговор с Василием ни к чему не привел. И был скорее отчаянным монологом уставшей от неопределенности женщины. А оттого, что Наталья выступила его инициатором, на душе было еще противнее. Жалость к себе, такой несчастной, переполняла сердце и прижимала к стенке самолюбие.
Наталья понимала, что долго она в такой «теплой и дружеской» атмосфере не протянет. Поэтому отказ сотрудницы от путевки показался спасательным кругом в омуте безысходности.
У рябины вкус любви
Любимая Натальей осень уже воцарилась на троне времен года. Отпускница сделала необходимые для поездки покупки и наслаждалась прогулкой по шуршащему парку. Ярко-желтые деревья еще создавали ощущение праздника, но холодные оттенки пронзительно-синего неба предсказывали тоску долгих и унылых вечеров в одиночестве.
Натальины мысли вновь вернулись в такую же яркую осень, только много лет назад. Сына Никитку они с мужем отвели тогда в пятый класс, познакомились с новым классным руководителем, а потом вдруг решили сходить в лес за городом. Они бродили между деревьями, обнявшись, упиваясь свежим воздухом и счастьем чистых взаимоотношений. У прозрачного озера, решив отдохнуть, присели на бревнышко. Болтали о том, о сем. Саша зажал зубами маленькую веточку красной рябины. Глаза хитро смеялись:
— Хочешь ягодку?
Наталья потянулась к нему, приоткрыла губы. Саша наклонился к ней ближе и от его трепетного, взволнованного дыхания по венам разлилась сладострастная восхитительная благость. Через секунду они уже целовались. Взахлеб, с огромной жаждой близости, не в силах оторваться друг от друга. Их сердца, казалось, переполнились нахлынувшими чувствами, и они еще крепче обнялись. Как медленно сползли на ковер опавших листьев, они не заметили, а разомкнули объятья, лишь услышав приближение шагов. Грибники прошли мимо, делая вид, что ничего, кроме грибов, которых тут и в помине не было, не замечают.
Саша, не отпуская руку любимой, заглянул в глаза:
— Наталь, а если я умру, ты меня быстро забудешь?
— Дурачок, — Наталья даже не ужаснулась пришедшей ему в голову мысли, — давай лучше вместе на море съездим. С отпусками должно получиться — как раз успеем на бархатный сезон.
...А после моря Саша запил. Запил страшно и беспричинно. Никогда не видя в своей жизни алкоголиков, Наталья растерялась. Всю неделю Сашкиного запоя она ревела, не зная, как себя вести. Ругать его она не умела, да и не могла. Пыталась поговорить, но, наткнувшись на пустые, поменявшие цвет глаза, не смогла выдавить из себя ни слова. В наступившие следом несколько дней просветления Наталья обрадовалась: «Слава Богу, прошло. Теперь будет все, как раньше.»
Прерванный отдых
Профилакторий принял Наталью гомоном веселых людей, предвкушающих беззаботный отдых. Увидев нескольких знакомых, Наталья одновременно и обрадовалась, и расстроилась. Хотя и приятно обменяться новостями с давними приятелями, все же поймала себя на мысли, что сейчас ей больше хочется остаться наедине со своими проблемами, разобраться в своей собственной жизни, а не перемывать за глаза косточки сотрудникам и подружкам.
В соседки по комнате ей определили женщину, только что вышедшую на пенсию. Алевтина Петровна сразу заявила, что не приветствует долгие разговоры, потому что здесь, в тишине и покое, мечтает наконец-то одолеть роман «Войну и мир», который пыталась прочесть еще в школе. Наталья улыбнулась в ответ:
— А я хочу побольше гулять и дышать свежим воздухом.
— Ну вот и поладили, — соседка взбила повыше подушку и раскрыла толстенную книгу.
Утром Наталья проснулась в половине шестого. «Еще бы спать и спать, ведь в отпуске я, — раздосадовано подумала она, но увидев на стене солнечные зайчики, вскочила. — Да, ведь это отличная возможность подышать чистым воздухом. И никто в такую рань с разговорами приставать не будет».
Тропинка уходила далеко в лес. Солнце, приподнявшись над горизонтом, еще пряталось за спинами деревьев. Легкий утренний туман придавал Натальиной прогулке немного таинственности. Роса бодрила холодком. Плотные кисти рябин качались, приветствуя раннюю гостью. Наталья потянулась наломать веток и замерла, вспомнив такой же букет, но в другой жизни, где рядом еще был ее милый Саша.
...В один из дней редких просветов между запоями мужа Наталья решила предпринять еще один шаг. Накупила вкусностей, испекла любимый Сашин капустный пирог. Белая скатерть, красные салфетки и посреди стола краснющий букет рябины. Саша курил на балконе. Наталья, набрав в легкие побольше воздуха. подошла к двери, задержалась на пороге. Их разделял лишь тонкий тюль. Саша стоял, закрыв лицо руками, опасно перевесившись через перила над пропастью уходящих вниз восьми этажей. Помедлив, Наталья прикоснулась теплой ладошкой к мужу. Чуть погладила до боли знакомые выпуклости и впадинки похудевшей, но все еще сильной спины. Едва сдержалась, чтобы не заплакать.
— Саш, пойдем обедать...
Он, не отрывая рук от лица, кивнул. Сели. Наталья давно приготовила речь, полную слов любви и надежды, которые, на ее взгляд, должны были наконец-то в корне изменить их жизнь, удалить эту боль, которая занозой сидела в сердце. Саша ел, не поднимая глаз, не сказав даже словечка похвалы любимому блюду. А ведь раньше, бывало...
Наталья положила поверх его руки свою ладонь:
— Саша, я хочу тебе сказать... — начала Наталья.
Третьим лишним ворвался в ее монолог телефонный звонок:
— Натали, привет! — это Элка из канцелярии. — Ну, че, как дела?
Односложными ответами Наталья хотела по-быстрому закончить разговор, но Элка горела желанием рассказать Наталье о своем вчерашнем свидании. Совсем не замечая Натальиного равнодушия к развитию вечерних событий, таких важных для нее самой. Элка трещала без умолку, посвящая подругу в интимные подробности встречи.
Наталья слушала и тихо ревела, понимая, что все ее старания сведены на нет этим бестолковым звонком, никому не нужным разговором. Наконец Элка выговорилась:
— Ну все, пока. Привет мужу. — И понизив голос — Ну как он там, не пьет?
— Нет, все нормально. — Поспешила ответить Наталья, пытаясь ответом, нацеленным на позитив, утвердить его в жизни.
Саша достал сигарету и встал из-за стола. Наталья, каким-то особым чутьем сознавая, что этот разговор — последний шанс вернуть их безоблачное счастье, метнулась к мужу, страстно обняла, заглянула, как раньше, в любимые зеленые глаза. Заговорила сбивчиво и торопливо:
— Сашенька, любимый, помнишь, как мы с тобой славно жили? Помнишь наши прогулки в лес, лыжи, рыбалку? Я прошу тебя, заклинаю — брось эту проклятую водку! Я опять хочу, как раньше, быть счастливой! Сашенька, жизнь моя, любовь моя... Помнишь, как ездили на Дон, жили в палатке? Нам так хорошо было вместе... Давай забудем этот алкогольный кошмар. Я клянусь тебе... Я никогда в жизни не напомню тебе об этом! Никогда не упрекну, только стань таким, как раньше! Я прошу тебя, Саша-а-а... — Наталья уже сорвалась на крик. Слезы неудержимо лились по щекам. Но хуже всего было ощущение того, что вся эта истерика бесполезна, что она так и не достучалась до сердца мужа, некогда такого отзывчивого, такого заботливого.
Саша молча попытался отстранить от себя Наталью. Она обхватила его сзади двумя руками, пытаясь остановить, удержать, вернуть ускользающее счастье. Лицо его сделалось злым. Вырываясь, он приложил усилие и больно повернул Натальину ладонь. Она вскрикнула, но рук не убрала. Тогда Саша изо всех сил рванулся из объятий жены, по пути толкнув стол. Ваза с рябиновым букетом рухнула на скатерть. Разъяренный, он сгреб в кулак тонкие ветки и беспорядочно ломая их в руках, стал кричать в лицо жены:
— Да уясни ты, наконец, — конченый я алкаш! Понимаешь? Кон-че-ный! Я пил, пью и буду пить до конца дней своих! Все!
Дверь за его спиной хлопнула так, что задрожали стены. Очнулась Наталья от плача Никитки, который пришел со школы и до смерти перепугался, найдя мать на полу среди изломанных веток рябины, в луже воды. Приняв впопыхах красные гроздья рябины за пятна крови, он заревел в голос, чем и привел в чувство Наталью.
Похоронили Сашу весной. Бросая в могилу горсти земли, Наталья прощалась навсегда не только со своим мужем, но и с любовью, со своим счастьем и надеждами. Если бы не державшийся за руку Никитка, она без раздумий бросилась бы на этот малиновый гроб, чтобы уже никогда ни о чем не думать, не страдать, не волноваться, не пытаться лихорадочно найти выход из проблем.
***
Прокрутив в памяти трагические события, Наталья вытерла слезы. Затем, в отчаянии прижав руки к груди, долго смотрела в туманную даль. Под ладонями почувствовала не сильную, но настойчивую боль.
— Надо же, сколько лет прошло, а сердце болит, как будто вчера все произошло... Когда же ты зарастешь, рана моя?.. — Наталья пошла обратно к профилакторию.
После обеда она забралась с ногами на кровать и взялась за вышивку. Медвежата на вышитой копии знаменитой картины Шишкина резвились, не подозревая о том, что в жизни бывают разочарования, боль и страдания...
Боль в груди вновь напомнила о себе. В тишине комнаты Наталья попыталась разобраться в природе возникшего дискомфорта. Сосредоточившись на ощущениях, Наталья с удивлением обнаружила, что эта гнетущая боль — не из сердца! А откуда? Печень пошаливает? Неужели она расшалилась настолько, что отдает в правую грудь?
Вошла в комнату давняя мамина знакомая, также отдыхающая здесь, и немного отвлекла Наталью от наблюдений над болевыми ощущениями и развеселила смешными историями собственной молодости. Даже строгая Алевтина Петровна отвлеклась от Толстого и от души хохотала. Но вскоре боль снова настойчиво напомнила о себе.
На ужин Наталья не пошла. Чуть только за соседкой закрылась дверь, она вскочила, сбросила свитер и бюстгалтер и опасливо подошла к зеркалу.
— Свет мой, зеркальце, скажи, да всю правду доложи, — прошептала она, подняв кверху правую руку. Левой, как учила на профосмотре врач, стала ощупывать правую грудь. — Я-ль на свете всех милее, красивей и здоровее? — продолжала она перефразированным речетативом, смотря своему изображению прямо в глаза, как будто хотела запрограммировать себя только на хорошее.
От боли, усилившейся под пальцами, волосы зашевелились на голове. Наталья вмиг покрылась холодным потом: «Неужели онкология?» Следующая мысль промелькнула, как спасительная соломинка: «Нет, не может быть. Я, наверное, всего лишь простыла. Это напоминает о себе утренняя прогулка по холодной росе...» И следом снова волна отчаяния: «А вдруг это рак? Говорят, что ним, по статистике, страдает каждая пятая женщина. Неужели я как раз пятая? Господи, за что мне еще и эти страдания?»
Наталья опустила руки и внимательно осмотрела свое отражение. Несмотря на то, что ее возраст приближался к пятидесяти, фигура все еще оставалась стройной и подтянутой. Смуглая от природы кожа в экономном свете казенной комнаты отливала бронзой статуи. Ноги не потеряли формы, а особенно радовало Наталью, что на них не появилось ни одной выпуклой венки, как у некоторых женщин. Она всегда думала, если бы ее постигла участь иметь расширенные вены, ей было бы страшно стыдно раздеться перед Василием. Взгляд Натальи опять вернулся к груди. Округлые полушария, хотя и не такие упругие, как в молодости, но и не свисающие, смотрели на свое красивое отражение темно-розовыми сосками с небольшими ореолами. Никаких отклонений в форме или цвете Наталья не заметила, но твердо решила утром ехать в город, к врачу.
