В течение восьми веков на территории современной Испании существовала мусульманская... страна — не страна, государство — не государство — "сказочная" земля аль-Андалус. Она исчезла с географических карт более пятисот лет назад. В январе 1492 года испанцы разгромили последний оплот мусульман на Пиренейском полуострове. Трофейные богатства этой земли достались испанским королям, которые после победы снарядили на эти средства экспедицию Колумба. В октябре того же года мореплаватель, как известно, открыл Америку, и началась совсем другая история. В этой новой истории блеск и слава Кордовы — центра некогда мощной исламской империи — если не забылись, то затерлись. Впрочем, город и сейчас совершенно лишен провинциальной тоски бывших столиц. Даже руины здесь кажутся не осколками прошлого, а недостроенными дворцами будущего.
Удивительны и полны превратностей судьбы человеческих поселений. Когда-то (в X- XI веках) Кордова — центр единственного мусульманского халифата в Европе — была, вероятно, крупнейшим городом мира, с полумиллионным населением против нынешних трехсот тысяч. Пока в остальной части континента правили в основном неотесанные тираны, а народ пребывал в суеверии и невежестве, здесь процветали науки и искусства, имелось уличное освещение, работали общественные бани (с утра мылись мужчины, вечером — женщины). Использовались столовые приборы и стеклянные стаканы. Ко двору халифов стекались астрономы и врачи, философы и музыканты, историки и просто мудрецы. Ну и конечно, тут мирно сосуществовали три веры — исламская, иудейская и христианская, а также множество этносов, среди которых упоминаются обращенные в магометанство славяне "сакалибы". Так всегда бывает в просвещенных обществах.
Однако, как гласит арабская пословица, "все достигшее своего предела начинает убывать".
Ретроспекция 1. Римляне и вестготы
В некотором роде столицей Кордова стала еще при своих основателях — римлянах. Точнее, когда в III веке до н. э. римский претор Марк Клавдий Марцелл дошел до среднего течения полноводной реки Бетис ("по-нашему" — Гвадалквивир), где собирался заложить очередной город республиканской провинции Испания Дальняя (Hispania Ulterior), он уже нашел там большую деревню со смешанным населением. На плодородных равнинах проживали — и поочередно, и одновременно — кельты-иберы, левантийцы, греки, карфагеняне и прочие "законные дети Средиземноморья".
Не встретив особого сопротивления, римляне проложили по соседству свои классические магистрали "кардо" (с севера на юг) и "декуманос" (с запада на восток), которые, пересекаясь, образовали форумную площадь — получился город. Название ему пришельцы, вопреки своему обыкновению, выдумывать не стали, а оставили прежнее, иберийское — Кордуба. Клавдий Марцелл вряд ли мог предполагать, что маленькое колониальное укрепление вскоре станет процветающей столицей всей провинции с соответствующими привилегиями и даже правом чеканить собственную монету. Однако так случилось — и продолжалось до V века, когда германское племя вестготов, воспользовавшись дряхлостью Римской империи, в полном составе хлынуло в ее западные области.
Римскую Кордубу вестготы разрушили не сразу. Более того, сперва они, напротив, активно спасали ее латиноговорящих жителей от набегов еще более диких вандалов и свевов. Более ста лет не мешали германцы римско-испанским патрициям спокойно доживать в своих виллах. А поводом к распрям, все-таки приведшим бывшую провинциальную столицу к полному разорению, стало, как ни странно, массовое обращение ее жителей в католицизм. Сами завоеватели исповедовали арианство, христианскую ересь, осужденную на первом Никейском соборе — причем лично епископом Кордубским Оссием, который там председательствовал. Верное римским папам население города восстало, когда готский король Агила около 550 года устроил конюшню в базилике покровителя города — Святого Ацискла. Восстание даже имело успех, однако вовлекло несчастных кордубцев в вялотекущую войну. Времени на заботу о малой родине не осталось, частные и общественные здания пришли в упадок, и отчасти германизированный город погрузился в унылую дремоту на задворках истории вплоть до 711 года — года великого арабского нашествия, принесшего стране горе, а ему — славу.
Андалусийская сковорода
Гостиница, в которой мы остановились, находится на улице достославного Клавдия Марцелла. Там же помещается мэрия, к которой, словно ее естественное продолжение, примыкает колоннада старого римского храма Августа Цезаря. Коринфские колонны правильным прямоугольником взмывают в, увы, не голубое небо, хотя, вообще-то, Кордова "официально" носит титул "андалусийской сковороды" — самой жаркой точки Испании. Здесь больше всего солнечных дней в году, а все три летних месяца температура держится за плюс 40. Но, похоже, весь мизер дней пасмурных, отпущенных на год, выпал на нашу долю. Фотограф опечален — белесый купол над головой не позволяет красиво снять белоснежные развалины.
Кстати, о белом цвете — он в городской застройке традиционно доминирует. Всем испанцам известно, что Севилья — "желто-бурая", Гранада — "золотая", а Кордова — вот, известковая. Муниципальные службы строго следят за тем, чтобы "фирменная" облицовка не теряла яркости — на улице нам то и дело попадаются бригады маляров.
— Во-первых, известь дезинфицирует, — сообщил один из них, видя нашу заинтересованность, — во-вторых, отражает солнце — в таких домах всегда менее жарко. Удобно!
Случайный знакомый — как выяснилось, бригадир — сразу проявил словоохотливость, свойственную большинству андалусийцев, а узнав, что мы готовим репортаж, и вовсе вызвался сопровождать нас по старому городу.
Нашего нежданного компаньона зовут Диего Ромеро, и он знает о городе очень многое. За разговорами петляем мы по старой Кордове, где мгновенно забываешь о геометрически-рациональных римских формах. Пути здесь такие узкие, что в стенах некоторых из них выдолблены полукруглые углубления — для колесных осей. К тому же все эти улочки и проулки запутаны в лабиринт, и многие заканчиваются тупиком, что стратегически выгодно при обороне от любого врага (а вдобавок — создает дополнительную тень). Вообще, несмотря на преимущества извести, кордовцам пришлось придумать массу приемов для спасения от жары: на окнах вместо жалюзи плотные циновки из эспарто (род ковыля) — на ночь их смачивают водой, освежая тем самым помещение. Кое-где противостоящие дома на уровне второго этажа соединены балконами — так одновременно увеличивается жилплощадь, а пешеходы защищаются от палящих лучей.
...Пожалуй, самый узкий из всех узких переулков Кордовы носит имя Фигового дерева (Кальеха-де-Игера). Как и многие другие, прежде чем оборваться тупиком и стать для нескольких соседских семей внутренним двориком, знаменитым "патио", он делает несколько очень крутых поворотов. Тут действительно растет огромное фиговое дерево и шумит фонтан.
— Слушай, как поет вода, — романтически шепчет Диего, специально даже отведя меня назад, за угол. — Самое "правильное" — это когда ее не видишь, а просто слушаешь... Арабы воду любили, она для них символ жизни. С арабов и повелось — в каждом патио фонтан.
— А, кстати, сейчас в Кордове много арабов?
— Нет, не много... Но есть. Вот тут неподалеку живет мой приятель. У него три или четыре жены.
— И это признается испанским законодательством?!
— Вообще-то нет. Но у него четыре жены, и он с ними живет.
Ретроспекция 2. Арабы
Наместник южных земель вестготского королевства и граф Сеуты Дон Хулиан ненавидел своего сюзерена Родриго — по-видимому, за то, что тот, мягко говоря, нехорошо обошелся с его дочерью (обманом овладел ею). Он выступил посредником в переговорах между кордубскими противниками короля и эмиром всего Магриба Мусой ибн-Нусияром. Араба призывали на помощь против тирана.
Муса испросил разрешения у дамасского халифа аль-Валида, который затею не одобрил: "Остерегайся подвергать мусульман опасностям моря неистовых бурь". Однако искушение завладеть казной германцев пересилило. Ослушник решил действовать на свой страх и риск.
Весной 711 года отряды берберов и регулярные эмирские части под командой полководца Тарика бен-Зияда пересекли узкий пролив, отделяющий Африку от Иберии. 19 июля того же года в битве на реке Гуадалете войска Родриго потерпели полное поражение. За четыре с небольшим года воины пророка заняли всю территорию бывшего королевства вестготов. Уже в 716 году эта огромная территория со временной столицей в Севилье стала известна как аль-Андалус — такое именование значится на монете, отчеканенной тогда на юге полуострова (это слово напоминает нам о полузабытом уже к VIII столетию народе вандалов — они в самом деле некоторое время проживали тут до "переезда" в Северную Африку).
Назначенный из Дамаска андалусийский эмир аль-Хурр перенес центр новоиспеченного эмирата из Севильи в Кордову. "Младенческие годы" аль-Андалуса прошли в некоторых усобицах, но воцарившиеся вскоре (746 год) уже полностью независимые Омейяды в лице Абдаррахмана I навели порядок, и страна вышла на путь созидания...
...а мы — прямо к парадоксальной вывеске, грубо намалеванной на старинном фасаде: "Арабские Бани Святой Девы Марии". Сейчас это единственные в городе действующие "мавританские" бани, и, по словам Диего, там очень красивый патио ("Нет-нет, я здесь не моюсь, упаси Боже! Но крашу...").
А вот во времена халифата таких терм в Курубе (Кордове) насчитывалось до девятисот, не говоря уже о 600 или 3 000 (по разным данным) мечетей, 200 публичных библиотек и более чем 80 000 торговых лавок. Они грудились на крупных площадях, которых, в свою очередь, в мусульманской Кордове имелось не менее 21 — по числу районов. И почти в каждом скромно прятался маленький христианский храм для "мосарабов" (не пожелавших перейти в ислам)...
Арабское членение на районы ("аррабали" — термин закрепился в современном испанском языке) структурирует внутреннюю жизнь Кордовы до сих пор: это и минимальная, и основная урбанистическая и общественная единица. Кордовец на вопрос "Не подскажете, где находится..." выдает именно название аррабаля, а названия улицы чаще всего и не знает. Спросишь, например, где находится Музей тавромахии (то есть боя быков), а он в ответ — в Еврейском квартале. Вот и ищи.
Хорошо, что у нас есть Диего, для которого весь город — как собственная квартира. Налево — Медина, бывший район арабской знати, прямо — Ахаркия, где селились "мулади" (новообращенные мусульмане), левее — Худерия, "место" для евреев. Тут, кстати, всегда сутолока: лавочники продают сувениры, цыганки предлагают веточки розмарина, уличный музыкант перебирает струны расстроенной гитары, пытаясь изобразить что-то сефардское — хотя иудеи уже 500 лет как изгнаны из Испании... А в центре...
— Наша самая-самая главная достопримечательность, Большая Мечеть, — центр трех кварталов. Ее я тоже покрывал известью, — на однообразной ноте завершил свою экскурсию Диего и заспешил к оставленной без присмотра бригаде из пятнадцати маляров. А мы — куда-нибудь перекусить.
...Время обеда давно прошло, и в баре из еды остался только бычий хвост. Очень вкусная еда — тушеный бычий хвост с картошкой, мы даже заказали двойную порцию. Довольный хозяин крошечной забегаловки, исполняющий одновременно функции повара и официанта, но, тем не менее, охочий до болтовни, проявил между делом недюжинные познания в археологии и сообщил, что его заведение — очень древнее. В нем-де производились раскопки, и колонны, которые его украшают, — древнеримские. XV века!
С трудом удержавшись от улыбки (смертельное оскорбление!), вызванной этой несуразной датировкой, я подумала: такое вольное обращение кордовцев со своей историей вполне закономерно. Осевшие на берегу Гвадалквивира народы, а вместе с ними их верования, обычаи и слова, преобразовались в многослойный культурный миф, в котором реальное время и пространство, как водится, совершенно не важны. Так что "римские колонны XV века" — это нормально. Не стоит удивляться и тому, что свой кафедральный собор набожные, как все иберийцы, жители Кордовы без тени смущения называют "Ла Мескита" — мечеть.
"Крестники" Архангела Рафаила
Однако не лучше ли отложить знакомство с мечетью-собором на завтра и сходить на репетицию, куда нас пригласила моя старая кордовская знакомая Элоиса? По вечерам она (кстати, мать восьмерых детей) ходит петь в церковный хор "Ла Фуэнсанта". И естественно, прекрасно разбирается во всех нюансах религиозной жизни Кордовы: от первых покровителей, св. Ацискла и св. Виктории, до наших дней. Правда, по ее словам, в народе больше почитают двух других святых: Фуэнсанту (Деву Марию Святого Источника) и Архангела Рафаила. Именно его изваяние украшает высокие колонны, которые мы встречаем по всему городу — в тех местах, где он совершил то или иное чудо. В его же честь местных мальчиков доныне чаще всего называют Рафаэлями. Поведением андалузские подростки, завзятые футболисты и хулиганы, впрочем, мало походят на святых. Да и хор, хоть действует при церкви, в репертуар в основном включает светские народные песни. Получается по-любительски, но, что называется, с душой. Первым номером звучит старинный гимн города в сопровождении звонких кастаньет Элоисы: "Кордова, горнило нашей нации и факел, озаривший весь мир..." Нации. "Кстати, все-таки, какой же, из скольких "элементов" она составлена", — рассеянно размышляю я, проваливаясь в сон уже ночью, в гостиничном номере. Мне снятся колонны.
Полумесяц или крест?
На следующее утро колонны (они меня преследуют) материализуются — на сей раз в количестве восьмисот пятидесяти. Все они находятся в гигантском молитвенном зале кордовской мечети, второй по величине в мире. То есть, конечно, собора, прошу прощения. Для христианских богослужений он используется с XIII века, когда мусульманам просто запретили здесь молиться, ничего не изменив в архитектуре, и даже теперь, после того, как здание слегка, но многократно перекраивали для удобства литургии, оно менее всего походит на католический храм. Снаружи об этом новом предназначении свидетельствует лишь барочная башня-колокольня конца XVII века, увенчанная изваянием неизбежного архангела Рафаила — да и то ее стены скрывают внутри себя шестиугольный минарет. Внутри же в заблуждение вводит то, что церковь, встроенная в огромную мечеть, занимает лишь незначительную часть всего пространства.
На переднем плане — тот самый Апельсиновый двор при мечети, крупнейшее патио города (98 деревьев, 130х50 м). В этом таинственном месте даже туристы не мешают представить, как по призыву муэдзина заполняли сумрачные нефы мавры, собираясь на пятничную молитву. Последним появлялся халиф — он попадал на предназначенное для него специальное место, максуру, по отдельному переходу прямо из дворца. Тогда имам принимался читать из Корана, а слышно его было даже во дворе — благодаря хитрой акустической уловке, придуманной еще греками, — купол михраба выполнен в форме раковины. Она служит мощным резонатором. "Даже во дворе" я говорю потому, что шутка ли: вместе с ним молельный дом занимает два с лишком гектара (22 400 кв. м.). Сейчас, между прочим, до внешних ворот даже с микрофоном не докричишься, но это потому, что широкие арки, через которые люди проникали вовнутрь после омовения, давно замурованы. А когда-то ряды колонн просто продолжались рядами деревьев — но не апельсиновых, посаженных в XVI веке и давших двору его нынешнее название "Апельсиновый" (Патио-делос-Наранхос), а других.
Ретроспекция 3. Первые пальмы Европы
Первого из знаменитых кордовских эмиров Абдаррахмана I прозвали "ад-Дахиль" — "Пришельцем", что и неудивительно, ведь он укрылся в аль-Андалусе от преследований династии Аббасидов, свергнувших в 750 году дамасских Омейядов. Новые повелители методично вырезали всю семью своих предшественников — один Абдаррахман успел бежать. И вот, заручившись военной поддержкой мусульман полуострова, он объявил его независимым государством со столицей в Кордове. Но монарх-пришелец очень скучал по родной Сирии и двор возведенной им кордовской мечети засадил диковинными растениями из-за моря. Так в Европе появились первые пальмы.
Там, где Омейяд задумал построить главный молитвенный дом города, уже стояла раньше вестготская базилика Святого Винсента. В 785 году эмир выкупил (заметьте, не отнял) у германцев эту церковь вместе с землей и, используя старый фундамент, кстати, неплохо сохранившийся до наших дней (получается три "слоя" культов), в том же году возвел мечеть по всем правилам ислама. Вернее, почти по всем. Единственное отклонение было навязано как раз использованным фундаментом: готская базилика, понятное дело, не была ориентирована алтарем на Мекку, то есть на юго-восток от Кордовы. Так что и мечеть оказалась повернутой слегка "правее".
Я уже освоилась в этом густом пространстве и кроме колонн замечаю множество других деталей, относящихся к христианскому периоду: готические своды над часовнями, закрашенный библейскими сюжетами красно-желтый узор подковообразных арабских арок, типичные для католических церквей плиты надгробий в каменном полу (мусульмане в мечетях не хоронят). Наконец, сам "встроенный" собор — Вознесения Богоматери. Он кажется карманным, хотя если бы стоял отдельно, то являл бы собой сооружение внушительное. Внутри тоже все как полагается: крестово-купольная структура, алтарь, деревянные сиденья хоров с резными сюжетами из Библии. Только стен нет...
Назвать гармоничным этот курьезный интерьер сложно, а вот другая попытка архитектурного симбиоза — небольшая часовня против "входа" в церковь — лично мне кажется более удачной. Энкарна, наш гид, тем временем рокочет над ухом: "Королевский придел. Первое христианское сооружение в центре молитвенного зала мечети. Построено Альфонсом Х, сыном Фердинанда Святого, в 1260 году. Выполнено в стиле мудехар". Вот и любимое знакомое слово, которое меня всегда смешило. Сначала так называли мусульман, живших на христианской территории, — от арабского "муаджан", то есть "прирученный". И поскольку на большом католическом строительстве работали именно они — других мастеров на только что завоеванных землях было не найти, — термин метонимическим способом "переполз" на архитектурный стиль — уникальный, с яркими элементами мавританского декора на ясной испанской "идейной платформе". Мудехар так своеобычен, что угадать его можно с первого взгляда в Толедо ли, в Сарагосе ли, в Мадриде, в Кордове. Вот и здесь стены выложены от пола узорчатыми керамическими плитками, от середины и до потолка — резной растительный орнамент.
Ретроспекция 4. Нет Кордовы без мечети
Рыцари торжествующей Реконкисты — воины Фердинанда III Святого — домчались до Кордовы в 1236 году. Тогдашний правитель принц Абу Хасан вручил королю ключи от города практически без сопротивления в обмен на уговор — сохранить жизнь всем гражданам. Мавры собрали свое движимое имущество и побрели прочь из города, который за полтысячелетия стал единственной родиной для их семей. Место для кастильских колонистов освободилось практически мгновенно.
Фердинанд же оказался не только набожным человеком, но и большим ценителем красоты — формы исламского храма произвели на него такое впечатление, что он отказался от мысли его разрушить (а многие ведь громко этого требовали). Король распорядился устроить лишь небольшую часовню в боковом приделе.
Чары мечети безотказно действовали на христиан триста лет, но в конце XV века епископ Иньиго Манрике решил, наконец, покончить с безобразием — огромный "столп ислама" в центре города! И задумал преобразовать мечеть в собор. Кордовцы во главе со своими магистратами, как ни странно, встали как один на защиту здания — они к нему привыкли. Нет Кордовы без мечети! Спор зашел в тупик, дело было передано на рассмотрение императору Карлу V. Тот в городе не бывал, мечети не видел и, подивившись пустому спору, дал добро на преобразования. Но в 1526 году случай привел его сюда, и, увидев последствия своего решения, монарх запоздало о нем пожалел: "Вы построили то, что можно было построить где угодно, и разрушили то, что было единственным в мире". Правда, он преувеличивал: собор вписался в мечеть почти незаметно.
