Китч! Китч! Китч!

Китч — так называют всё самое яркое, блестящее, кричащее, навязчивое и нарочито вульгарное. Китч (от нем. kitsch — "халтура", "дешёвка") вошёл в нашу жизнь не вчера и не позавчера. Во все времена были горе-художники, которые бойко торговали незатейливыми осенними пейзажами или сценками из жизни беззаботных пастушек и пышнотелых купальщиц, на задворках оперных театров пели и плясали скоморохи, бессовестные графоманы усердно снабжали читающую публику опусами под названиями "Кошмарная смерть" и "Роковая любовь".

Истинные ценители прекрасного ко всяким низкопробным поделкам относились пренебрежительно. Искусство для аристократов и развлечения для плебеев существовали порознь, почти не пересекаясь — разве что в России баре обожали приглашать к себе на именины цыганские ансамбли. Ситуация кардинально изменилась лишь в ХХ веке — в развитых странах установились демократические порядки, исчезло сословное неравенство, множился и процветал средний класс.

После того как Сальвадор Дали подрисовал Джоконде свои фирменные усы-завитушки, а Энди Уорхол представил цикл натюрмортов с консервными банками и фотопортреты Мэрилин Монро, раскрашенные всеми цветами радуги, китч стал полноправным жанром искусства — и одновременно его могильщиком. Появились понятия масскульта и поп-арта. Началась эпоха потребления и агрессивной рекламы, эпоха, в которой искусство окончательно и бесповоротно было поставлено на коммерческий поток, а любые авторские изыскания непримиримых гениев в самые кратчайшие сроки становились модным ширпотребом. Многие талантливые деятели культуры стали упрощать и подгонять свои произведения под вкус толпы — не только и не столько ради наживы, а чтобы просто расширить аудиторию.

Отрицание приличий и условностей, сочетаемость несочетаемого — вот основные принципы китча. Как самостоятельный стиль, китч быстро проник во все сферы культуры и искусства — в живопись (Одд Нердрум, Владимир Третчиков), дизайн (тот же Уорхол), литературу (Жорж Сименон, Франсуаза Саган), поэзию (Е. Евтушенко), музыку ("Иисус Христос — Суперзвезда" Э.-Л. Веббера), кинематограф ("Барбарелла" Роже Вадима). Кто-то вёл более тонкую игру — с помощью обманчиво грубых форм обличал и высмеивал бульварщину и безвкусицу (писатель Умберто Эко, кинорежиссёр Ежи Гофман). Мол, китч китчем вышибают. Китчевая эстетика 60-х остроумно обыграна и в недавней кинотрилогии об Остине Пауэрсе.

Отдельная песня — китч и фэшн-индустрия.

На рубеже 60-х и 70-х в мире стремительно набирало обороты движение хиппи. "Дети солнца" ратовали за смычку с природой и окрашивали свою одежду с помощью естественных, экологически чистых красителей, позаимствованных у латиноамериканских индейцев и жителей Китая, Индии и Юго-Восточной Азии. В результате их одеяния запестрили яркими, "кислотными" оттенками, сливающимися в причудливые узоры.

Впитав в себя хулиганствующий, провокационный и напрочь лишённый гендерных различий панк, китч плавно перетёк в 80-е — годы повальной феминизации мужчин, когда представители сильного пола стали не только носить девчачьи слаксы-бананы с огромными карманами и повязывать галстуки кроваво-красного цвета, но и начёсывать волосы и даже накладывать макияж.

Тогда же, в 80-е, расцвёл и женский китч. Рейтузы-лосины лимонного, салатового, лазоревого и малинового цветов под проклёпанными мини-юбками, карнавальные блёстки на губах и щеках, густо подведённые глаза и золотые крестики в ушах... Нынешний великосветский гламур с его дурацкими стразами и однообразными розовыми кофточками — просто блёклая унылость по сравнению с разудалой народной модой двадцати- и тридцатилетней давности.

В России по давней традиции чаще употреблялось слово "лубок" или "мещанские безделушки". Аляповатые матрёшки с отсутствующими выражениями лиц, копеечные "палехские" шкатулки и кондовая "гжель", деревянные медведи, обнимающие бутылку водки, — вся эта дребедень до сих пор пользуется неизменным успехом у иностранных туристов. Так же, как у россиян — западные садовые гномики, фоторамки а-ля рококо или гипсовые фигурки писающих мальчиков и молящихся ангелочков.

Был у нас и свой уникальный китч — сугубо для внутреннего пользования. В конце 50-х на улицу высыпали легендарные стиляги. В 60-х попугайские стиляжьи "прикиды" сменились суровыми хемингуэевскими свитерами с воротом до подбородка, зато воцарился культ кукурузы — о ней слагали песни, снимали фильмы, её даже вешали на ёлку в виде новогодней игрушки. А ещё на самые разнообразные предметы — от точилок и будильников до пылесосов и магнитофонов — наносили изображения космических ракет и небесных тел (прежде всего Сатурна, он с колечком, прикольный).

В 80-е младшие братья тех самых шалопаев облачились в собственноручно сваренные и безжалостно изорванные джинсы, футболки с черепушками и куртки-косухи. В 90-х они нацепили перстни-гайки и малиновые пиджаки, в нулевых запрыгнули в "Бентли" и "Майбахи" и укатили "учиться" в Англию или "поправлять здоровье" в Куршевель — на зависть простым смертным, мечтающим хоть мизинцем прикоснуться к миру богатых и знаменитых и урвать пусть маленький и пустяшный, но всё же атрибутик земного рая.

В XXI веке китч никуда не пропал, не стал лишь милой винтажной забавой. В литературе неприятное словцо заменили красивым и загадочно-бессмысленным термином "постмодернизм", и не каждый читатель догадывается, что "гламурная" Лена Ленина и "антигламурный" Сергей Минаев, "примитивная" Дарья Донцова и "интеллектуальный" Борис Акунин, "таинственный" Дэн Браун и "сумеречная" Стефани Майер — одного поля ягоды. Фильмы Квентина Тарантино, особенно "Криминальное чтиво" — чистой воды китч. Эпатажные перформансы "Человека-собаки" Олега Кулика и фрика Андрея Бартенева — самый что ни есть махровый китч, скрывающийся под личиной авангарда. Эстрадная певица Леди ГаГа — главная икона современного китча. Отрадно, когда поставщики китча к своему творчеству относятся с изрядной долей самоиронии — пожалуй, в этом кроется главное отличие китча от претендующей на серьёзность попсы.

Как бы ни ругали китч высоколобые эстеты, сколько бы ни рассуждали они о падении нравов и оболванивании масс — без буйства красок, без фальшивой, но общедоступной роскоши, без ощущения причастности к чему-то великому и шедевральному, без сладостных грёз о весёлом и безмятежном будущем наша жизнь, наверное, была бы пресной и скучной.