У наших друзей есть дача под Каширой. В июле мы с папой ездили к ним в гости, и нам там очень понравилось. Это маленькая деревенька, из местных жителей там один Гурий Иванович с женой, их детьми и внуками, а все остальные — приезжие дачники. Деревня называется Подосинки, но я не видел там осин. Есть ольха, клёны, рябины, ели, вётлы, в садах — яблони, груши, сливы. Все эти деревья растут вокруг домов. Из окон открывается вид на пруды. Они протянулись один за другим через всю деревню. А если посмотреть на Подосинки издалека, с возвышенности, то кроме крыш и крон деревьев ничего не увидишь. Потому что деревня стоит в низине — от неё раскинулись во все стороны, до самого горизонта, ромашковые луга, разделяемые кое-где лесополосами. Деревья в них сажал Гурий Иванович, когда был молодым.
В июле было жарко. В первый же вечер мы вместе с нашими друзьями отправились на Оку. До реки километра четыре, не больше, мы проехали их на машине за двадцать минут. Самым трудным был участок спуска к реке, вся дорога была в корнях деревьев и ямах. Как вспомню, так до сих пор дух захватывает. Внизу, на берегу Оки, был песчаный пляж и... комары. Какая невидаль — комары, скажете вы. Где их только нет летними вечерами!
Последние солнечные лучи гладили Оку. Вода в реке показалась мне очень холодной, я не сразу разделся, а когда осмелел и вошёл в воду, то очень скоро почувствовал себя как бы в своей стихии. Жаль только, что на берегу после купания — как на Северном полюсе! И эти летучие кровососы. Досталось от комаров и мне, и папе, и нашим друзьям. И только парившему над нами планеристу было наплевать на комаров: так высоко они не залетают.
На даче у всех есть дело. В первые дни у меня глаза разбегались: хотелось заняться всем сразу. Дядя Серёжа решил оборудовать мастерскую, душевую и туалетную комнаты в пристройке к зимнему дому, собирался ехать за досками и соглашался взять меня с собой помощником. Но его опередила бабушка Лена. Она и мой папа договорились пойти с утра пораньше за грибами в лесополосы. Папа проспал, зато я встал в пять часов. Бабушка Лена только для своей внучки Даши бабушка. Для тёти Ани она мама, а для дяди Серёжи — тёща. Она моложе моего папы. Она такая сноровистая и ходкая, что я едва поспевал за ней на переходах между лесополосами.
В лесополосе тихо. Только птицы посвистывают высоко в деревьях, да мертвые веточки потрескивают под нашими ногами. Если бы не эти звуки природы, то, наверное, было бы слышно, как растут, тянутся из земли, неся на себе травинки и прошлогоднюю пожухшую листву, грибы: сыроежки, подосиновики и белые. И подберезовики. Другие грибы для меня пока ещё "не звучат". Дело в том, что грибы я собирал впервые в своей жизни. И первый найденный мной гриб был... ни за что не угадаете, какой! Подберёзовик. Бабушка Лена его так назвала. Потом попадались и другие съедобные грибы, даже несколько белых.
На дачу я возвращался вполне счастливым человеком. Правда, по пути мои сыроежки покрошились в сумке, но и они пошли в дело: все грибы папа почистил, а тетя Аня сварила, и теперь они — некоторые засоленные, некоторые замороженные — ждут-поджидают у нас дома, в холодильнике, своего часа. Вместе с грибами, прикупленными папой у Гурия Ивановича. Понятно, что грибы у него оказались сплошь белые. Ему ли не знать, где у него грибы растут!
А в прудах плавают карпы и бычки, запущенные туда Гурием Ивановичем. Я поймал на удочку одну рыбку, но потом пожалел об этом. Попробуйте снять рыбу с крючка и не поранить её. Не удастся. Вот я и решил, что отвезу свою покалеченную рыбу домой, в Москву, выпущу в аквариум — и вылечу. Но нет, уснула моя рыбка задолго до отъезда. Больше я не сидел на пруду с удочкой. Зато мой папа каждый день таскал по полтора-два десятка бычков и отдавал их кошке Пусе, собиравшейся рожать. Но для меня это была как бы другая рыба, вроде магазинной.
Тем временем мы с дядей Серёжей привезли свеженапиленные доски и оргалит, а потом появился в доме дедушка Витя, и я был приставлен к нему учеником. Дедушка Витя оказался профессиональным столяром, только на пенсии. Он жил со своей женой Ниной через дом от нас, и я мог наблюдать за его работой в пристройке хоть до самого вечера. Он всегда молчал. Я сам обратил его внимание на давно заживший обрубок одного из пальцев его руки, и он сказал мне, что от потерь никто не застрахован, в особенности тот, кто много работает руками. К сожалению, добавил он, человек сначала учится работать руками и только потом — головой.
Сначала дедушка Витя перестелил пол в пристройке, потом стал делать перегородки для помещений и навешивать двери в оставленные для них проёмы. Я был у него "на подхвате", как он сказал. А ещё он поручил мне выпрямлять гвозди. Это была несложная работа. Я умею держать в руках молоток, и гвозди вижу не впервые. Но когда он похвалил меня за выпрямленные гвозди, я очень обрадовался. Это была похвала мастера. Пока мы работали в пристройке, погода дважды поменялась: дожди пришли на смену солнцу. Мы дважды упрятывали под плёнку доски, а когда сливали с неё воду на землю, то в ручьях можно было пускать кораблики.
В один из дождливых дней объявился у нас перед домом Гурий Иванович в мокрых до колен штанах, с мокрыми седыми волосами, торчащими по бокам, с большой красной сумкой, полной белых грибов. Наверное, зимой, под Новый год, он приносит в той сумке подарки своим детям и внукам. Вместо настоящего Деда Мороза. И надо же было ему в дождь отправиться за грибами! На следующий день Гурий Иванович слёг с температурой.
Через несколько дней я полностью переключился на новые дела. Тётя Аня сказала, что пора идти в луга за клубникой. Она, наверное, уже поспела. Для нас с папой эти её слова были, как сигнал горна. Собственно говоря, мы и поехали-то к нашим друзьям на дачу за грибами да ягодами. Тётя Аня соблазнила нас своими рассказами о дикой клубнике, которая растёт у них в Подосинках на бывших совхозных полях. Мой папа удивился: это надо же, везде запустение и травостой, а у них — клубника, хотя и дикая! Он представлял себе облысевшие под солнцем луга и среди них заброшенные, забитые сорняками грядки с одичавшей ягодой, очень похожей на садовую клубнику. Ну, как её не оборвать — даровую, не наварить из неё варенья — настоящего! — сладкого и душистого.
И вот началась сладкая пора моих каникул на Оке. За клубникой мы ходили два раза. В первый раз принесли очень много недозрелых ягод и очень устали. В другой раз дядя Серёжа вывез нас к дальним лугам. Вот там мы сообща набрали, наверное, целое ведро красных ягод. Потом на даче сварили из тех ягод клубничное варенье. Луговая клубника была маленькая, да удаленькая. У неё были терпкий вкус и аромат.
Удивительно: ехали мы на дачу налегке, а возвращались в Москву с битком набитым багажником. Дорогу размыли дожди так, что на одном из поворотов наш джип развернуло чуть ли не на сто восемьдесят градусов. В разрывах туч появилась над Окой огромная луна. Она была похожа на страусиное яйцо гигантских размеров. Если бы не она, то мы затерялись бы в тумане и не скоро нашли бы выезд на шоссе. Москва встретила нас на Кольцевой дороге проливным дождём.
