Психолог Екатерина Мурашова, чьими советами при подготовке ребенка к школе и при решении школьных проблем пользуются многие родители, считает, что требовать от учителя начальной школы особого внимания к конкретному ребенку — нереально. А вот психолог и педагог Кристель Манске, работающая со сложными детьми (правда, живет она в Германии), убеждена, что сегодняшним учителям надо уметь учитывать особенности восприятия современных детей. Вот две истории детей с СДВГ, принимающих популярное при этом диагнозе лекарство.
Марио: синдром четырех каналов
Марио ходил в пятый класс гимназии. Успеваемость была средней — четверки, тройки, иногда и двойки, но угрозы остаться на второй год не было. Он уже долго принимал риталин — лекарство, которое часто прописывают в Европе и США детям с СДВГ. Родители считали его особо одаренным и списывали его неважную успеваемость на синдром дефицита внимания.
Когда я спрашивала детей, которые принимали риталин: «Как ты себя чувствуешь, что изменилось? Тебе стало легче учиться?» — они отвечали: «Наверное, да. Я не знаю».
Марио сказал:
— Я не хочу принимать риталин. Он слишком многое у меня отнимает.
— Что ты имеешь в виду?
— Я хорошо себя чувствую, когда могу заниматься четырьмя делами одновременно.
— Как это?
— Например, в школе, на уроке, я лучше всего могу слушать учителя, если в это же время тайком играю в карты с соседом по парте и слушаю музыку.
— Как ты делаешь домашнее задание?
— Лучше всего при включенном телевизоре и слушая музыку.
— А как на тебя влияет риталин?
— Представьте себе это так. Мне кажется, что у меня есть четыре канала, каждый из которых выполняет свою программу. Если я принимаю риталин, три канала отключаются. Я могу выполнять только одну программу. Если мне нужно слушать учителя, я уже не могу ни играть в карты, ни слушать музыку. У меня даже не возникает никаких собственных мыслей.
— Но ведь это означает, что ты теперь можешь концентрироваться на том, что говорит учитель.
— Я чувствую себя обделенным от того, что многое проходит в этот момент мимо меня. Вместо четырех переживаний я испытываю лишь одно. Для меня это потерянное время. Мне редко интересно то, о чем рассказывает учитель, — ничего нового. Я не могу это изменить и стараюсь использовать это время для чего-нибудь другого. Я часто размышляю об изобретениях.
—Чему бы ты хотел научиться в школе? О каких изобретениях ты хотел бы поговорить со своим учителем?
— Я интересуюсь машиной времени.
— Ты можешь нарисовать свое изобретение?
Марио рисует и объясняет, как работает машина:
— Благодаря этому механизму и «спирали времени» внутри машины время течет гораздо медленнее, чем снаружи.
Затем он рисует планеты, которые окружают Землю.
— Видите, здесь, вблизи Земли, время течет быстро. Год очень короткий. А вот здесь, где Нептун, время течет медленнее всего. Год длится намного дольше.
— Это напоминает мне теорию вероятности Эйнштейна. Время относительно. Его можно растянуть или сжать. Ты это имеешь в виду?
— Я хочу не просто привести эту мысль в виде формулы. С помощью моей машины я хочу показать, что так оно и есть.
— Скажи, тебе не хватало телевизора, игры в карты и музыки, когда ты рисовал машину времени?
— Нет, конечно. Нисколько.
— А может быть так, что для решения столь сложных задач тебе обязательно требуются все твои четыре канала?
— Для разработки машины времени уж точно. В данное время я занимаюсь еще и другими изобретениями.
— Какими именно?
— Паровой машиной, которая работает по принципу пилы, секретным шифром, машиной, которая вырабатывает постоянную энергию, магнитной дорогой, ракетой.
Я объясняю родителям, что хочу лучше понять Марио и могу это сделать только в том случае, если он, несмотря на свои полеты в космос, попробует организовать свою повседневную жизнь без риталина. Мать скрывается от проблем на работе, безработный отец — у компьютера, а Марио приходится опять глотать риталин. Мы закончили терапию.
Благодаря случаю с Марио я пришла к убеждению: нельзя лечить «синдром четырех каналов» с помощью риталина. Возможно, это соответствует тем задачам, перед которыми наши дети окажутся в будущем, таким, например, как планирование жизни на других планетах. В эпоху Интернета нам нужно обращать больше внимания на перестройку структуры головного мозга у детей. Возможно, речь идет об эволюционно новой структуре.
Ники, учительница и жевательный мармелад
С момента встречи с Марио меня преследует мысль о том, что у многих учителей сегодня не хватает понимания, чтобы разделить с учениками их мысли. То, что многие учителя называют синдромом дефицита внимания и гиперактивности, часто оказывается результатом неприятия учителями непонятного им поведения детей.
Ники всегда отличался плохим поведением, в его характеристике было написано, что он часто мешает проведению урока. Весь третий класс должен был побросать медвежат из жевательного мармелада в стаканы с водой и следить за тем, как они медленно будут увеличиваться. Ники сорвал эксперимент, подговорив всех быстро съесть мармелад: «Потом они будут невкусными!».
Вышедшая из себя учительница говорила мне по телефону: «Госпожа Манске, он всегда такой, все время что-то придумывает, делает что хочет. Вы терапевт. Измените его, я не смогу этого сделать. Вы ведь этому обучены». Риталин, не мною прописанный, не смог удержать его от этой выходки с мармеладными медвежатами. Теперь мне предстояло нависнуть над ним в качестве суперлекарства.
Учительница была настолько растеряна, что я не стала говорить ей о том, что ей следовало бы порадоваться за детей, которым было вкусно, и что было бы вполне достаточно, если бы она одна растворила своего медвежонка в воде. Один медвежонок для детских глаз, остальные — для их ртов.
Но если учитель не достигает цели урока, он может считать, что провалился. Вместо того чтобы видеть в себе неудавшуюся учительницу с оставшимся в одиноком стакане медвежонком, который понемногу растворяется, она могла бы задать детям еще так много вопросов: «Ну как, было вкусно?», «Что вы знаете о жевательных медвежатах?», «Почему их рекламируют?», «Они полезные?», «Из чего они сделаны?».
Этот хорошо подготовленный урок мог бы доставить всем много радости. Во всяком случае, вступление удалось. Жевательные мишки обнаружили типичные тенденции поведения детей.
Я только сказала, что поговорю с Ники и что дети не хотели ее разозлить, а просто не удержались перед соблазном попробовать мармелад; что она хорошая учительница, которой небезразличен ее класс; что я благодарна ей за звонок; что я тоже была учительницей и редко достигала цели, проводя урок, и что со временем для меня это стало неважным; что все равно остается загадкой, как и когда дети учатся; что учителя — всего лишь люди и что мы никого не сможем изменить, только нас самих; что мы уже многого достигли, если детям нравится находиться на уроке, и что я уверена, что она как раз такая учительница.
Вдруг она перебивает мою проповедь и говорит: «Во всяком случае, детям понравился мармелад». Мы обе смеемся. Я рассчитывала на любую реакцию, но только не на такую. «Да-да, — запинаясь, говорю я, — так и есть: да-да, некоторые вещи случаются без нашего участия».
Основываясь на своем опыте, могу сказать, что СДВГ — это биопсихосоциальная проблема. Часто развитие детей с этой проблемой нарушается в результате неадекватного педагогического обращения.
