Как кризис освежает взгляд на вещи
Наступивший экономический спад вызвал тревожные настроения в среде работающих и заставил их по-новому посмотреть на перспективы карьерного роста.
Что же изменилось? Еще совсем недавно среднестатистический отечественный клерк был уверен в развитии своей карьеры, в том, что зарплата должна и будет повышаться, а работа была, есть и будет всегда. Воспитанныена "Экономиксе", управленцы были свято уверены в тождестве понятий "самореализация" и "карьерный рост"; соответственно, основная жизненная задача такого человека сводилась к повышению по службе и приобретению более высокого статуса.
Азбука капиталистических отношений требует такой убежденности — работника с учебной скамьи приучают высчитывать свою актуальную и потенциальную стоимость, не задумываясь о самой возможности говорить и думать о личном развитии в гуманитарных понятиях.
Рынок лежит в основе всего, значит, рынок и есть жизнь, считают они и с головой кидаются строить карьеру. Добиться успеха! А что потом? Этот вопрос откладывается до желанной точки, когда ты начальник, а не подчиненный и твои возможности хоть на время обогнали потребности.
При плавно развивающейся экономической системе этот момент в жизни человека наставал приблизительно к пенсионному возрасту. Однако наша цивилизация движется вперед со скоростью высоких технологий, и современный успешный человек стал значительно моложе своего предшественника. Очень часто можно встретить сверхуспешных тридцатипятилетних менеджеров и предпринимателей, "добившихся всего"... и оказавшихся в моральном тупике.
Привычка ставить задачи и во что бы то ни стало их решать дает победу в адреналиновом соревновании за место в иерархии, благодаря чему человек уже к середине жизни может обнаружить, что гармония и полнота при таком образе жизни утрачиваются.
Тогда вчерашний менеджер столь же активно бросается реализовывать эмоциональный потенциал и сбегает от достигнутого благополучия в так называемый дауншифтинг, увлечение йогой или роль инфан терибль.
Карьерный рост перестает возбуждать интерес к жизни и начинает восприниматься как неизбежная рутина. Работа — одно, а настоящая жизнь — другое, думает он. Это классический кризис целеполагания — или конфликт средств и целей, говоря социологическим языком. Признаться, что ты устал от карьеры и хочешь "просто пожить", в среднем возрасте стало хорошим тоном.
Но вот грянул кризис, и адреналин вернулся в карьеростроительство. Оказалось, что рутинное и скучное хождение в офис может кончиться в любой момент, привычное экономическое благосостояние оказалось под красным знаком вопроса, и люди, уже заимевшие обыкновение ругать идеалы среднего класса, массово потеряли работу и уселись писать резюме.
Ходить на работу, рискуя быть уволенным или пониженным, — это уже не рутина, а волнующее приключение. Понятие "карьера" перестало быть скучной данностью и вновь заиграло красками периода первоначального накопления капитала.
Все ощутили, что терять статус не по своей воле — неприятно. Но ведь в том-то и дело, что сама идея карьеры предполагает взлеты и падения, а также возможность проигрыша на пике, о чем "добившиеся всего" привыкли забывать. Западная модель общества, в котором личный рост (и падение) человека являются необходимым стимулом для развития, предполагают периодические выбросы уставших на обочину и их последующее вынужденное аутсайдерство. Оно может быть как чисто экономическим (потеря денег), так и духовным, когда сами деньги теряют смысл. Так что кризис финансовый лишь обнажает общекультурный, кризис ценностей и цикличность экономики. И напоминает, что, даже построив карьеру, человек не гарантирует себе тем самым статус в обществе и интерес к жизни на все времена и случаи. И теперь те, кто терял или боится потерять свое место, и те, кто сдал свои карьерные планы добровольно в обмен на жизнь рантье, сегодня снова с тревогой задумываются над смыслом карьеры.
В связи с этим необходимость заново пересмотреть понятие карьеры стала насущной, чтобы понять, в чем подвох. Почему платой за личный рост становится чувство опустошенности, превышение некоей неведомой цифры успешных карьер на тысячу населения приводит к кризису, а возможность потерять в статусе пугает людей независимо от его качества и котировки?
Начнем с определений. Понятие карьеры возникло в западной либеральной идеологии. Капитализм — питательная среда этой индивидуалистической идеологии, поэтому карьера в его мире предполагает поступательное социальное поощрение общественно востребованной деятельности.
В перестройку слово "карьера" пришлось нашему — совсем недавно советскому — сознанию явно впору. Все признали, что раз уж мы решили быть успешными и современными в мире капитализма, то и карьеру надо строить в западном, прагматическом смысле и ориентироваться на жизнь по принципу "Счастье — в успехе" с оглядкой на достижения экономической культуры Запада.
Действительно, карьера — понятие западное, но ведь явление, за ним стоящее, универсально, и нет такой культуры или нации, люди которой не стремились бы к исполнению своих представлений о жизненном успехе. Люди разных культурных ценностей — склонный к пассивной созерцательности индус, прагматичный американец и фаталист-русский — используют в своей жизни понятия успеха и карьеры.
Так что раз уж благодаря кризису мы склонны углубиться в эти понятия, давайте обратимся к опыту философии разных культур и рассмотрим варианты стратегий карьеры у разных народов и в разные эпохи.
Что знали древние греки?
Трасимах, софист
Представление о необходимости расти над собой и подтверждать свою значимость в глазах общества через занимаемое в нем место появилось весьма давно. По сути, вопрос об успехе — это трансформированный вопрос о возможности счастья и самореализации среди людей. Древние народы задавались им задолго до нашей быстрой и ориентированной на успех эпохи.
Начнем наш обзор вариантов стратегий традиционно — с древних греков.
Греческая цивилизация, вопреки расхожему представлению о прекрасной Элладе, была весьма проблематичной. Древние греки мучились вопросом о счастье, строили стратегии его достижения и спорили не меньше нас. Их очень волновала проблема первенства, а поскольку культура Древней Греции была в большой степени публичной, то публичный успех, особенно победа в споре для древнего грека, — синоним успеха вообще.
Популярные учителя мудрости — софисты5 — учили греков, что нет истины, а есть только мнение: ваше мнение о собственном месте под солнцем и мнение других о вас, которым надо уметь управлять. Истина — это выгода более сильного, а успех — единственный доступный нам, смертным, вид счастья. Добиться успеха можно, только управляя мнением аудитории, посему тот, кто умеет убеждать, прав (раз истины нет). А значит, карьеру надо строить общественную, точнее политическую, — и тогда признание общества не заставит себя ждать.
Странно, но факт — первая стратегия карьеростроительства на Западе относится к области политологии, а первым методом достижения успеха была риторика. Софистам было очевидно, что в политике желание добиться своего места и умение подать себя важнее практических профессиональных навыков человека. Это известно и современным рекрутерам: коммуникабельность, а не профессионализм оценивается в первую очередь, даже если соискатель делает акцент на опыте работы и профессиональных навыках. До квалификации очередь доходит во вторую очередь, скорее — уже в процессе реальной работы. Так что карьерный успех в профессии часто говорит больше об общем умении подать себя, а не об узкоспециальном профессионализме человека.
При софистическом представлении о карьере человек неизбежно впадает в цинизм и рассматривает других как ступень для личного роста. Однако эта стратегия оправдывает себя только на первых порах, поскольку циничный подход к карьере налагает ограничения на перспективы роста человека. Победив на собеседовании и оттеснив с намеченной должности конкурентов благодаря хватке и обаянию, в дальнейшем человек должен делом доказывать свое соответствие позиции в среде коллег и сотрудников. Если они тоже карьеристы, то он всегда должен быть готов к подвоху со стороны более изощренного противника, что отвлекает его от собственно профессиональной деятельности.
Другое ограничение софистического видения карьеры находится в области человеческих контактов: с этой точки зрения в партнерах вы рискуете не увидеть потенциал, который непосредственно сейчас не задействован, а в коллегах — готовность просто по-человечески помочь. Есть и проблема с мотивацией: достигнув одного уровня успеха (материального), человек не стремится попасть на следующий (духовный), так как у него отсутствует внутренняя иерархия ценностей и целей. В общем, скучно и бесперспективно быть софистом.
Как строили карьеру в Средние века
В дальнейшем западная христиански ориентированная цивилизация отмела софистический подход, выведя на первый план идею самовозрастания человека. Деятельность стали понимать как путь к одухотворению природы, в том числе и собственной. Сутью человека обозначили то, что получается в результате его жизни. И идея о том, что человеком не рождаются, а становятся, легла в основу картины западного мира. Профессия, класс, пристрастия, даже семейная жизнь стали оцениваться с точки зрения перспектив, а не сами по себе. Риторический момент отступил, но взамен человек получил другую сложность — его жизнь стали оценивать в соответствии с заданной шкалой, и несоответствие общепринятым нормам и ценностям автоматически ставило на нем клеймо аутсайдера.
С тех пор и до наступления Нового времени в XVI веке художник, не использующий канонические сюжеты, ремесленник, придумавший оригинальный инструмент, ученый, задумавшийся, а не Солнце ли находится в центре вселенной, очень рисковали не только успехом, но и судьбой. Догматизм свойствен любому религиозному мышлению, и средневековое отношение к своим возможностям, как к тому, что должно быть санкционировано, закрыло людям целый ряд возможностей развития. Ибо в итоге только принадлежность к цеху, гильдии или ордену гарантировала в то время карьерный рост.
Переход из одной группы в другую, перемена области деятельности и свобода в выборе профессии стали открытием западной культуры эпохи либерализации — в
"Протестантская" карьера
М. Вебер
Согласно доктрине кальвинизма, каждый человек рождается уже погибшим или спасенным, и какой бы путь он ни избрал — значения это не имеет. Праведников мало и больше не станет, труд дан человеку в наказание за первородный грех, жизнь есть поле тягот и страданий.
Причем Бог отмечает праведников особой чертой — экономическим успехом, легкой карьерой и преумножением богатства. Так возник культ удачливого дельца, отмеченного свыше.
На протестантской этике построена американская культура, в том числе и деловая. Надпись на долларе гласит: "Мы верим в Бога". Богатый человек угоден Богу — таков парадокс протестантской этики. Грешник же, сколько ни трудись, успеха не добьется, что отнюдь не отменяет необходимости добывать свой хлеб в поте лица.
Протестантский культ успеха имеет источником мечту о богоизбранности — так срабатывает религиозность, о которой в дальнейшем принято забывать. Этот довольно мрачный взгляд на вещи, как ни удивительно, создает предпосылки возникновения капитализма, то есть системы, в рамках которой труд становится ресурсом, а деньги — главным эквивалентом счастья.
Современное представление о карьере как о продвижении по ступенькам общественного одобрения принадлежит именно к капиталистической системе ценностей. Человек обязан трудиться в любом случае, но есть способы сделать свой труд более успешным и превратить его в базу для потенциального отдыха — так возникает прообраз "пенсии", идеал капиталистически мыслящего человека — жизнь рантье. Успешная карьера сводится к достижению необходимого для получения дивидендов статуса — работать много и тяжело, чтобы с какого-то момента не работать вообще.
Узнаваемо, не так ли? Но при таком отношении к собственному потенциалу человек рискует попасть в тот самый конфликт средств и целей, о котором шла речь вначале. Допустим, человек со школьной скамьи ориентирован на социальный успех, точнее, на его общезначимый эквивалент — экономическое благополучие. Последовательно ставя и решая карьерные задачи, он к тридцати пяти годам имеет должность, деньги и свободу не ходить на работу. Но радости жизни это не гарантирует.
Более того, стоит только ему перестать делать карьеру, как жизнь опустошается, если человек просто не умеет ничего другого. Тогда он пробует научиться отдыхать по той же схеме, по которой учился зарабатывать, — и... депрессия обеспечена. Пытаясь найти себя в увлечениях и отдыхе, он и от бизнеса не отходит, и свободы не обретает. Очень часто можно видеть, как успешные и полные сил люди с большой долей серьезности увлекаются восточными практиками, ездят в ашрамы, строят особняки по фэн-шую и медитируют у собственного озера, оставаясь при этом неудовлетворенными собой и жизнью.
Карьера сделана и надоела, отдыхать и просто жить, не стремясь к успеху, не получается. Думается, проблема здесь в самой постановке вопроса. Человек, работая и отдыхая механически, как бы пьет, чтоб напиться, и теряет удовольствие от самого процесса, а затем спрашивает — когда же будет хорошо? Творческое отношение к жизни, о котором столько говорится, откладывают до лучших времен, когда карьера будет сделана и успех достигнут. Затем поиск утерянного смысла начинают в других, неделовых областях жизни. Восточный человек спросит: а почему бы не строить творчески саму карьеру, почему не получать удовольствия от самого процесса? Действительно, согласится русский успешный и несчастливый человек, кинется обратно в омут экономического соревнования — и снова не получит желаемого.
Почему? Вопрос сложный, но можно предположить, что дело, в частности, в чуждости нашему менталитету самой идеи денежного эквивалента счастья. Все-таки российская культура отнюдь не протестантская, поэтому и западная деловая этика приживается у нас с трудом. Можно уверовать в капиталистические ценности и даже добиться успеха, большего, чем коренной их носитель, но удовлетвориться идеалом рантье не получается. И часто сделав карьеру стремительнее и уверенней, чем западный конкурент, российский специалист встречается с проблемой: для чего все это?
Оттолкнувшись от Запада, ответа на вопрос о смысле жизни часто ищут на Востоке. Что ж, посмотрим туда и мы.
Восток огромен, многолик, имеет свои системы ценностей и стратегии карьеростроительства многовековой выдержки. Не будем рассматривать мусульманский мир, ибо с точки зрения карьеры это совсем особая цивилизация, хоть и с развитой и древней деловой культурой. Посмотрим на более европеизированные модели.
Наши самые восточные соседи — китайцы, корейцы и японцы — это самые дисциплинированные работники в мире. Ошеломляющие темпы личного роста, врожденная приверженность корпоративному духу да много чего еще, вызывающего восхищение и прямо-таки зависть нашего человека.
В чем причина такого успеха азиатской деловой культуры? Дело в том, что западное капиталистическое понятие "карьера" органично осуществляется в восточном мире благодаря его традиционным ценностям и философским принципам. На Востоке есть множество разных концепций, способных стать фундаментом успешной карьеры — конфуцианский принцип сяо (почитания старших), японский принцип преданности Дому (клану и семейному делу), даосский идеал недеяния или индийская идея Закона-Дхармы, которая управляет и звездами, и торговлей горшками.
Статья предоставлена порталом www.znanie.info
