Фантаст Василий Головачев прогнозирует будущее

Василий Головачев: (В. Г.) Разрешите мне маленький экскурс. Ровно тридцать лет назад я написал повесть, которая потом стала основой цикла. Эпопея представляет собой восемь романов. Повесть называлась "Великаны косогорья". Отрывок из нее печатался в тогда еще газете "Студенческий меридиан". Это была космическая повесть о полете к центру Галактики.

До меня писатели путешествовали кто на Марс, кто на Венеру – те же Стругацкие написали роман о полете на Венеру... И ведь как классно написали! Интересно читается до сих пор. Причем, они очень близко подошли к тем параметрам, которые мы знаем сейчас о Венере. А я решил зайти подальше, чтобы кроме меня и ученых, которые этим занимаются, никто не смог бы сказать, что же там на самом деле происходит...

Однако в книге экспедиция до своей цели, к счастью, не долетела, а встретила реликтовую форму жизни, которая существовала миллиард лет назад. Отсюда и завертелась вся эпопея. Это в первую очередь был космический детектив – боевик, полный движения, агрессии, драйва.

Я как полюбил в детстве космос, так и люблю до сих пор. Правда, сам пока не слетал. Очень хочется посмотреть на Галактику со стороны, своими собственными глазами, а не через телескопы... Эта мечта так и осталась. Вряд ли она осуществится, но... кто знает. Может быть, в следующей жизни.

Каждая моя книга – это собрание новых знаний, например, о том, как родилась Вселенная, с какими параметрами. Опять же, встреча с космическими существами. Год назад вышла моя третья книга в цикле "Черный человек", где я уже описал процесс космологического расширения Вселенной. Вы уже наверно знаете, что Вселенная расширяется еще и с ускорением? Сейчас модно об этом говорить. Так вот, все это я уже описал в своих книгах...

А теперь предлагаю послушать Сергея Викторовича.

Сергей Залетин (С. З.): Спасибо, Василий Васильевич. Очень символично, что мы собрались в этом зале, потому что все прилетевшие экспедиции приглашаются сюда для технического разбора полетов. То есть, здесь присутствуют сотрудники, имеющие отношение к полету. Сами понимаете, полет в космос – очень сложное с технической точки зрения мероприятие. Не всегда все бывает так, как хотелось бы. А в этом зале происходит разбор всех негативных нюансов полета.

А сегодня мы собрались здесь по поводу выхода очередной книги Василия Васильевича. Это в какой-то степени символично, ведь любой писатель-фантаст в душе космонавт, и наоборот.

Я не случайно начал с этого зала... Любой космонавт родом из детства. Я буквально зачитывался книгами Беляева, Ефремова. Может быть, в те юные годы формирование меня, как будущего космонавта, происходило именно под воздействием этих книг. К сожалению, когда Василий Васильевич только шел к тому творческому пьедесталу, на котором он сейчас находится, я еще не мог читать его книги. Это был конец 60-х - начало 70-х, и первыми моими книгами были, конечно, сказки. Но потом я довольно быстро перешел к фантастике. Если вы поговорите с нашим действующим отрядом космонавтов, то все они согласятся со мной – для любого космонавта книги и, в частности, фантастика имеют большое значение.

В. Г.: То, о чем говорил Сергей Викторович, я думаю, касается не только космонавтов, а вообще всех людей думающих, творчески мыслящих и ищущих. Чтение, а особенно чтение фантастики, – это некая база знаний...

А теперь у меня есть вопрос к Сергею Викторовичу по поводу затопления станции "Мир". Сергей Викторович, а с какими чувствами вы это делали? Мы понимаем, что с закрытием "Мира" умерла некая эпоха. Есть политика государства: "Закрыть"... Но ведь это свое, это кусок жизни, а тут – взять и закрыть. Что чувствовали при этом вы?

С. З.: Для меня, честно говоря, это очень больной вопрос. Когда мы заканчивали нашу 28-ю экспедицию на станцию "Мир", было два варианта развития дальнейших событий. Первый основной путь: через полгода на "Мир" прилетит очередная, 29-я экспедиция, в составе которой были бы Павел Виноградов и Снежанна Шарипова. Уходя со станции, мы подготовили ее, законсервировали системы, которые должны были находиться в таком состоянии порядка восьми месяцев. Работы были довольно сложные. Это связано с тем, что, теоретически, станция не была приспособлена к консервациям, потому что она проектировалась, исходя из того, что там постоянно должен работать экипаж.

Мы догадывались, что, если будет хороший прогноз на развитие МКС, наши заокеанские товарищи просто подавят Российское правительство и станция будет затоплена. К сожалению, так и произошло. 23 марта 2001 года станция "Мир" прекратила свое существование.

Когда я видел кадры разрушения станции в верхних слоях атмосферы, у меня на глаза навернулись слезы... Потому что станция "Мир" в течение трех месяцев была моим родным домом, и я приложил максимум усилий для того, чтобы она летала. Это гордость российской науки, это гордость в целом всей России. Ведь было заключение о том, что станция еще вполне ремонтнопригодна и может летать 3-4 года, как минимум. А МКС еще тогда только строилась, то есть науки там никакой не было...

И вот у нас после затопления "Мира" был какой-то технический провал, когда эксперименты не проводились. Своего рода застой по вине политиков. К сожалению, так произошло. Я стараюсь мысленно обходить этот вопрос. Можете поставить себя на мое место: если вы живете в каком-то доме и этот дом вдруг разрушают – это ведь очень больно. Тем более, что за моей спиной, как за спиной любого космонавта, стоит не просто коллектив Центра управления полетами, а коллективы многих десятков, сотен научных учреждений, фабрик и заводов, которые строили станцию... Это больно ударило и по ним тоже. Поэтому все, что зависело от меня, до того как было принято решение о затоплении станции "Мир", я делал.

В. Г.: К сожалению, у нас в стране не все зависит от умных людей. Чаще всего наоборот.

В. Г.: Знаете, это как в анекдоте: "Где взял, где взял... Купил!" (смеется) Это же образ жизни такой... Я всю жизнь интересовался наукой. Это еще до школьных времен было. И по сей день объем получаемых мной знаний на тему науки и космоса все время увеличивается. Поэтому я могу почти на равных говорить с академиками о космологии: почему, например, Вселенная развивается и какой она будет потом...

Я много знаю о звездах. Информация накапливается и потом появляется в моих книгах. Я же не принуждаю себя этим заниматься! Мне это все действительно очень интересно. И конечно, кое-что из специальной терминологии попадает в книги – иначе нельзя, такова специфика научной фантастики с уклоном в космонавтику. И пусть кто-то не знает этих терминов – они пропускают их. Я редко делаю сноски, они объясняют лишь общие принципы. Это заставляет многих, кто так же относится к жизни, как и я, искать эту информацию где-то еще. Я считаю, что это правильно.

В. Г.: Я всегда на передовой новейших открытий астрономии, физики, астрофизики, и изучаю все, что попадается на глаза. У меня есть все необходимые каналы для поиска этой информации. Вот, например, спейсер – космический корабль – ходит по струне. Есть много физических теории, в том числе струнная теория, не говоря уже об объединении всех четырех теорий взаимодействия.

Струна – это некий символ, на самом деле. Я ведь тоже не объясняю, почему струна мгновенно пронизывает Вселенную. Для этого пришлось бы писать трактат. А в фантастическом произведении, где постоянно кто-то куда-то летит и за кем-то мчится, этого делать нельзя. Потому что читатель сразу спотыкается. Я лишь намеками даю понять, что существуют те измерения, о которых мы ничего не знаем, и те законы физики, которые мы только начинаем постигать.

То же самое касается солнцехода – моим героям надо было как-то пройти к центру Солнца. Для того чтобы описать, как это происходит, я должен быть изучить все те процессы, которые известны науке на данный момент: что такое Солнце вообще, какие у него существуют слои, какие там идут реакции и т. п. Надо было прочитать десятки книг... и я их прочитал. Честно. Еще никто из ученых, которых я знаю, не упрекнул меня в том, что я что-то описал неправильно. Единственное, еще существует теория, что никакой ядерной реакции на Солнце нет. Но об этом сейчас говорить не будем.

В. Г.: Будем, будем. Даже раньше будем.

С. З.: Военные космонавты и сейчас ходят по струне (смеется). Василий Васильевич сказал, что никто из ученых ни разу не упрекнул его, и мне в голову пришло вот что. Когда Хрущев начал "рубить" российскую космонавтику, был задан вопрос: "А когда же мы полетим на солнце?" Ответ: "На Солнце мы полетим ночью" (смеется).

Вот и Василий Васильевич тоже говорит, что можно выключить Солнце и на него полететь. Я, как человек технический, думаю: у нас на Земле перегрузка – единица, а Солнце в сотни раз больше по массе, нежели Земля. Даже если теоретически выключить Солнце, при приближении к нему мы просто-напросто погибнем от воздействия солнечного притяжения. Потому что перегрузку в 18G ничего живое на Земле, кроме, может, крыс и тараканов, выдержать не может.

Мы летаем в космос на перегрузке до 6-ти единиц – это очень тяжело. На обратном пути перегрузка та же самая, но она нам кажется в полтора раза тяжелее, потому что возвращаемся мы уже уставшими... А 18G... Я вам гарантирую, что здоровый организм может это выдержать в течении полсекунды, максимум – секунду.

Такая перегрузка за всю историю была только однажды, когда космонавты Лазарев и Макаров приземлились где-то на Алтае и чудом спаслись. Спускаемый аппарат имеет парашют, который зацепился за дерево, и так они и висели между жизнью и смертью. Так вот, когда они спускались, перегрузка на треть секунды достигла пика – где-то 19,5 единиц. И то, последствия были очень негативные. Оба этих космонавта ушли из жизни, не дожив до среднестатистического возраста мужчины в России. Хотя у нас и так эта планка находится ниже плинтуса.

В. Г.: Но я-то все предусмотрел! Я создал антигравитационный генератор. Но вы же сами понимаете, всякие случаи бывают – пробило генератор, и так далее...

С. З.: На самом деле, эти вопросы сочетаются со многими техническими моментами, которые надо будет преодолеть человечеству для полета на Марс. Хорошо Василию Васильевичу – он умный, пишет такие книги... А что же нам-то делать?

С. З.: В детстве у меня была фамилия Рабинович... Сами понимаете, да? Надо было отправляться в космос, и я стал Залетиным. Поэтому, все вполне закономерно и естественно.

С. З.: А насчет тараканов... Был такой случай, скажу вам по секрету, когда в космос попал какой-то залетный таракан. Каким образом он на Байконуре смог пробраться на груженый корабль? Если мне не изменяет память, это было у Гены Монакова: когда они разгружали корабль, таракан не смог зацепиться и полетел в невесомости. Гена его поймал и не поймет, в чем дело: со станции он или с грузового корабля...

Скорее всего, таракан был в единичном виде. К большой радости, он не смог размножиться – там такая среда, что все живое, развивающееся без мыслительной деятельности, а только на рефлексах, погибнет. Может быть, за исключением молекулярных форм развития жизни. Так что этот таракан на станции "Мир" был, но он случайно прилетел на станцию в грузовом корабле.

В. Г.: У меня даже целый цикл есть, называется "Запрещенная реальность". О том, что мы все – потомки тараканов. Кстати, и после нас тараканы останутся, потому что они более живучи, чем мы. Любопытный таракан пробрался на станцию "Мир"... Это же и есть реальная фантастика – вот она!

С. З.: Он мог попасть на грузовой корабль только лишь с теми вещами, которые туда проносятся. Где-то сам, по коридорам – это нереально просто-напросто, потому что там абсолютная стерильность. Помимо прочего, космонавтам передают кучи посылок, и эти посылки могу быть закамуфлированы под какие-то другие вещи. Не исключено, что таракан пробрался туда...

В. Г.: Все равно это разведчик.

С. З.: Были такие случаи, когда отдельно взятые индивидуумы настолько хотели полететь в космос, что тоже пытались пробраться на грузовой корабль. Такое действительно было. Человека 2-3 хотели пробраться на корабль, чтобы через пару дней стартовать в космос. По-моему, два русских и один казах...

В. Г.: Ну, это не важно, какой они были национальности. Потому что существует мечта, которой нужно добиваться всеми средствами. Это и есть некое средство. Кстати, у фантастов на эту тему написаны десятки романов, повестей и рассказов... Но я не писал!

В. Г.: Не буду. Потому что потом обвинят меня, что это я заставил того же казаха пробраться на корабль.

В. Г.: А разве наше общество счастливое? Мы никогда не выкарабкивались из войн и так все время в них и живем. Это – не критерий, так скажем, литературного процесса. Это оценка нашей жизни. Мы очень редко находим середину. Кстати, это не так уж плохо. Потому что середина – это серое.

Существует агрессивная тяга внутри самого человека – тяга к изменению обстановки, причем всегда в лучшую сторону. А ведь для того, чтобы что-то изменить в лучшую сторону, надо кого-то потеснить. Мы все время тесним друг друга. То слева, то справа, локтями толкаемся, лезем. Это в самом примитивном изображении. А дальше начинается только война. Мы так и живем. Я не знаю, сможет ли вообще человечество выйти из этого состояния. Я не верю, например.

С. З.: А разве, когда идет война, мы перестаем дышать, есть, любить, жить? Война – это есть продолжение политики иными средствами. Поэтому, наверно, не стоит делить жизнь на "когда война" и "когда мир"... Цивилизация развивается, но в какие-то моменты происходят военные действия, в ходе которых погибают люди. В принципе, война тоже является средством развития мира – своим, специфичным.

В. Г.: И не только развития, но и регулирования, кстати, неких отношений. Это правильно. Политика – это выражение экономики. Мы все это понимаем, но политика уже регулирует и культуру, что совсем плохо. Ведь культура – это не только книги, искусство и так далее... Это все, что мы создали сами, все, чего мы добились. И все это погружено в некую политическую атмосферу, которая и вызывает конфликты.

С. З.: Вполне возможно, мы будем летать если не на Солнце, то на ближайшие космические объекты, как сейчас ездить на метро в Москве. Это вполне естественно. Я думаю, это даже не прогноз, а реалия. За последние сто лет мы сделали такой скачок вперед, что через тысячу лет, вполне реально, будем летать и на Солнце... Не исключено даже, что сможем выключать гравитацию, но в своих измерениях.

Мы говорим, что нет контакта с неземными цивилизациями. Но мы, может, и живем с ними, только в разных плоскостях, материях и измерениях. Мы находимся вместе, но друг друга не замечаем. На самом деле, встреча с другими цивилизациями намного более сложный момент, чем это мы можно себе представить. Вполне возможно, что кто-то захочет полететь на Солнце, перейдет в другую плоскость измерения и посмотрит что там, внутри Солнца, что рядом, что на других планетах. Я двумя руками голосую за это и надеюсь, что все будет так, как Василий Васильевич описывает в своих произведениях.

В. Г.: Упаси вас Бог, чтоб так было!

В. Г.: А вы думаете, их ТУТ нет?

С. З.: Да вы за пределы Звездного выйдите! Знаете, сколько там гуманоидов!

Мы занимаемся здесь техническими проблемами, и таким вопросам просто не уделяем внимания. Однако я думал на эту тему. Дети часто задают подобные вопросы, журналисты... Но это все риторика.

В. Г.: Он вам не скажет – он ведь полковник. Он не имеет права отвечать на такие вопросы. Конечно, они готовятся к встрече с гуманоидами!

С. З.: У нас есть пистолет для этого!

В. Г.: А по поводу гуманоидов и будущего... Фантасты всегда идут вслед за ученым. Очень редко бывает, когда фантаст спрогнозировал то, что чего еще не было в науке.

Я, кстати, тоже исследую разные варианты. Если взять все мое творчество – а это где-то 50 книг – можно в каждом романе найти свой вариант будущего. Но это же не значит, что все будет именно так. Чтобы достичь того же Марса, нужны миллиарды долларов. Ни одна страна этого не осилит. Все упирается в деньги. Будут деньги - полетим.

Я, конечно, хочу, чтобы моя страна полетела на Марс, и на Венеру... И никакие американцы нам в этом будут не указ. У нас своих ресурсов достаточно, только этими ресурсами надо грамотно распорядиться. Прогнозы как писались, так и будут писаться, но вряд ли они когда-нибудь полностью оправдаются.