Альберт Санчес Пиньоль: ''Я предпочитаю укусы вшей проповедям в пользу Ватикана!''

- Вы правы. Я действительно сталкивался с ситуацией, когда на протяжении длительного времени должен был делить свой кров с единственным человеком, который жил рядом - миссионером. Антропология и миссионерство - совершенно несовместимые вещи. Кроме того, это был абсолютно невыносимый человек, а я вынужден был терпеть его круглые сутки... Иногда я даже оставался в селениях пигмеев, чтобы не видеть его. (улыбается) Надо заметить, что пигмеи – кочевники, во многом, из-за вшей, живущих в сельве и ищущих человеческое тепло. Пигмеи стремятся удалиться от них, ведь там невозможно провести ночь, чтобы тебя не покусала целая тысяча этих насекомых!

Теперь вы можете представить, каким был этот миссионер, если я предпочитал укусы вшей его проповедям в пользу Ватикана и Римского Папы? (смеется)

Действительно, в замкнутой обстановке между людьми могут возникнуть сложные отношения. Еще один волнующий момент: тот священник был итальянцем. А я, будучи маленьким, учился в религиозной школе, которая принадлежала тому же ордену, что и миссионер. Поэтому он поставил перед собой задачу вернуть меня в лоно религии. Однако я не знаю, из этой ли жизненной ситуации возникла идея двух персонажей на одном маяке...

- Когда я выстраивал для себя сюжет романа, мои мысли не шли в этом направлении. Хотя я прекрасно понимаю ваш вопрос. Я хотел создать некое метафорической пространство на острове, в антропологии это называется "нигде", "не место". Поэтому в начале книги называются множество национальностей и появляются какие-то элементы, связанные с самыми разными странами. Я создал как бы некое пространство, общее для всех, но вместе с тем – ни для кого. В основном я хотел сконцентрироваться на этой идее.

Мне нужно было придумать для моих персонажей какое-то замкнутое пространство, которое создавало бы ощущение тревоги... Мне казалось, что для этой истории правильней будет поместить их в координаты холода, а не отправить, например, на остров в Карибском море, да еще и чтобы человек, с которым встречается главный герой, оказался каким-нибудь симпатичным итальянцем. Согласитесь, на холодном острове в компании австрийца создается атмосфера гораздо более удушающая. (улыбается)

Проблема возникает, когда мне приходится отправляться в Вену на презентацию книги на немецком языке. Потому что самый первый вопрос, который мне задают: "А почему такой плохой персонаж – австриец?" Мой ответ очень прост: когда я писал эту книгу, я не мог подумать, что ее переведут на немецкий язык. Для меня определяющим было то, что для нас, каталонцев и испанцев, немецкий язык звучит очень грубо и неприятно.

- Хочу заметить, что я начал писать эту книгу сразу после своего возвращения из Конго. Оттуда мне чудом удалось выбраться живым, ведь началась гражданская война. Это была не лучшая ситуация, чтобы написать какую-то оптимистическую историю... Кроме того, я испытывал некое давление, чтобы изменить конец этого романа и завершить его "хэппи эндом". На уровне самого сюжета такое, в общем, было возможно... Но мне показалось, что это снизило бы уровень романа.

Я думаю, что задача любого произведения - поставить вопросы, а не давать какие-то готовые решения. Это все же не проповедь. А те, кто хочет послушать проповедь, пусть посетят моего товарища-миссионера – там они даются бесплатно. (смеется)

Но я согласен, роман, может, и не пессимистический, но заканчивается на тревожной ноте. Какова его главная идея? Она состоит в том, что наш враг очень похож на нас самих. Но при этом я не говорю, что должен делать каждый человек в такой ситуации. Мне кажется, что здесь кончается роман, и начинается уже что-то другое...

- Я никогда не писал реалистических рассказов. В большинстве всех моих историй есть какой-то фантастический элемент. Но в этом и состоит прелесть литературы – перед тобой белая страница. Мы можем построить любой сюжет, который захотим. Когда у меня возникает какая-то мысль, я думаю о том, в каком жанре я мог бы ее рассказать. Поэтому я писал и короткие рассказы, и романы, и, кроме того, популяризаторские эссе.

Например, у меня есть эссе о восьми африканских диктаторах. Как раз там моим требованием к себе было не включать никакие выдуманные элементы. Чтобы объяснить, до каких бредовых масштабов может дойти власть, нужно передать события именно такими, какими они были на самом деле, ничего не добавляя.

Один из этих диктаторов дошел до того, что провозгласил себя императором, и своей церемонией коронации в точности повторил коронацию Наполеона... Как могу я придумать что-то, что превзойдет фантастичность этой ситуации? (улыбается) В истории человечества были тысячи сумасшедших, которые провозглашали себя Наполеонами. Зачем мне добавлять еще некую выдумку?

Но в "Пьянящей тишине", например, мне действительно нужен был фантастический элемент. Понаблюдайте, как конфликт между людьми выражается в речи, в языке... Так вот, в литературе нередко возникают попытки создать образ зверя по отношению к своему врагу. Чтобы объяснить, что противник – не зверь, надо создать некое параллельное человечество, и добавить туда элемент нашего сомнения. Потому что в конце романа мы сомневаемся, что это за существа: некое человекоподобное общество или нет. Если нам кажется абсурдной война героев этого романа с омохитхами, которые ТАК далеки от нас, как может не показаться абсурдной любая война между человеческими сообществами?

Ну, это долгий разговор... Хотя роман довольно короткий, все сцены и фрагменты очень хорошо продуманы. Для каждой цели нужно свое конкретное средство. Я могу только сказать, что все имена в романе что-то значат. Мы ведь уже говорили об этом пространстве, которое как бы "не место", нигде. И аналогично мне нравится имя Батис Кафф – оно не австрийское, но и ничье. Когда я говорил австрийцам об этом персонаже, я использовал такое объяснение как оправдание. (смеется)

- Я понимаю, что с точки зрения русских ситуации Каталонии и Ирландии весьма схожи. Но мы, каталонцы, представляем себя совершенно по-другому, чем ирландцы. Для меня самым главным было создать персонаж, который стремится уйти из своего мира. Это герой, который с одного острова попадает на другой. Он говорит, что бежит от неких человеческих противоречий. Но когда он прибывает на этот остров, то с самого начала занимается тем, что воспроизводит эти противоречия. Если в Ирландии герой боролся с захватчиками, то прибыв на остров, он надевает на себя английскую униформу, которую находит на маяке, и стреляет из ружей, находившихся там еще до его приезда.

Но потом начинается история о том, как этот герой пытается увидеть что-то другое... Поэтому я постарался придать книге форму приключенческого романа. Однако в ней есть вещи, которые мы можем наблюдать в нашей жизни каждый день.

- В Испании считается, что кризисный возраст - это сорокалетие. Мне уже скоро сорок один. Значит кризис я пережил. (смеется)

Но это было в прошлом году. А роман я написал в две тысячи первом... Поэтому для меня тогда кризис сорокалетия казался каким-то далеким моментом. Но, воспользовавшись вашим вопросом, скажу: в литературной критике есть мнение, что герои романа – это некая экстраполяция состояния автора.

Естественно, внутри этого романа и в любых моих произведениях есть мое видение мира, но я хотел бы вам напомнить, что антропология – это дисциплина, желающая "познать другого". Поэтому мир – это не только экстраполяция НАШЕГО существа. Так же, как в антропологии мы можем "изучать другого", в литературе мы вольны создавать персонажи, которые нами не являются. Потому что иначе литература стала бы довольно ограниченной.

- Да, уже куплены права на экранизацию этого произведения. Это испанская продюсерская компания, работающая в Соединенных Штатах...

Про тиражи точно сказать не могу. Но мне кажется, что на сегодняшний день самые большие тиражи – на испанском и немецком языках. Потому что в издательском отношении именно в этих странах самые крупные предприятия. Роман вышел в конце 2002 года в Каталонии и до сих пор продается. Всего выпущено более 135 тысяч экземпляров. Для Каталонии это очень много, учитывая, что там всего 5 тысяч жителей, включая грудных младенцев и лиц, которые по-каталонски не говорят... Все каталонцы мира уместятся в одном московском районе. Поэтому для нас это огромный уровень продаж. Издание книги на каталонском языке всегда соперничает с изданием этой же книги на испанском. Просто потому, что мы, каталонцы, говорим на двух языках.

- Сложнее было с миссионером. Когда я писал роман, то еще не знал, что это будет мировой бестселлер. И меня это абсолютно не занимало. Зато как только я приехал в Африку и познакомился с итальянцем-миссионером, он уже через пять минут меня достал. (смеется)

- Все мы в какой-то момент переживаем непонимание. И человек, который пишет на каталонском языке в обстановке других, более мощных языков, часто чувствует себя непонятым. Во время пресс-конференций во всех странах мне задали практически один и тот же вопрос: а почему вы пишете по-каталонски? И вот представьте, что дама-журналист задает мне это вопрос впервые, но я слышал его уже тысячу раз: "Если вы можете писать на другом языке, на котором быстрее получите признание – почему бы не заниматься этим?" В ответ я обычно шучу. Потому что гораздо лучше смеяться, чем плакать. Я отвечаю: "Я пишу по-каталонски, потому что не знаю китайского". (смеется)

Когда вышла эта книга, я хотел, чтобы нашелся критик, который бы сказал: посмотрите, здесь есть автор, который пишет что-то другое... Первое издание плохо продавалось. И когда мне позвонила моя издательница, очень грустная, и сказала об этом, я ей ответил: "А ты что думала?" Но я должен сказать, что она очень хорошая издательница и много работала над этой книгой. Именно она верила в то, что у романа большие перспективы. И, несмотря на все трудности, постепенно книга начала набирать обороты.

- Я отпраздновал... десятое издание. В Каталонии "изданиями" называется тираж. Десятый тираж я отметил большим праздником с друзьями. Но это также был и праздник отмщения. Потому что, пока книга была только на каталонском, ни один критик на меня никакого внимания не обращал. Зато когда вышло издание на испанском, мне сразу же дали премию. (улыбается)

- Перевод книги на испанский стал ее первым переводом на иностранный язык. Это был, кажется, 2003 год... Может, это покажется невероятным, но к тому моменту я очень устал от разговоров об этой книге. Поэтому ее перевел другой человек, а я просто просмотрел, что получилось. Поскольку я тоже знаю испанский, некоторые вещи я там изменил.

- Я могу рассказать о проекте, который меня сейчас очень занимает. Эта история имеет форму романа, хотя на все, что я там описываю, произошло на самом деле. Роман о пяти первых европейцах, которые вступили в контакт с пигмеями в Африке. Я, как антрополог, ездил непосредственно в места их жизни, поднимал архивы и все, что было написано об этом раньше. Я открыл для себя, что первые пять европейцев, которые вступили в контакт с пигмеями, были совершенно исключительными людьми.

Кстати, первый, кто оказывается в мире пигмеев и как бы официально открывает их, в 1859 году, возвращается в Соединенные Штаты и пишет об этом книгу. Но ему просто не верят. Ему говорят, что этот роман – выдумка. И он вошел в историю американской литературы как автор второй категории, писатель приключенческих романов. Хотя его книга – это реальная история.

А человек, который считается официальным открывателем пигмеев – это немец, который прибывает в Африку лишь 10 лет спустя. И как раз он рассказывает о них истории совершенно фантастические и невероятные. Например, он говорил, что нашел в центре Африки тех самых пигмеев, о которых писал Гомер в "Илиаде". Естественно, это полный абсурд. Но в 19 веке ситуация в мире была такая, что ему поверили. И даже само понятие "пигмеи" – это то самое название, которое появляется впервые еще в "Илиаде".

Вообще, вся эта комбинация различных историй, приключений и фантазий совершенна исключительна. Как видите, я не должен ничего придумывать, потому что есть документальная основа. Я понял, что исследовательская работа гораздо тяжелее работы писателя. Писать-то может каждый, а вот найти все необходимое в архивах - это гораздо сложнее.

Но я надеюсь, что эта работа будет иметь для меня смысл.