Однажды в субботу мы с Ромой встретились, погуляли у океана, пообедали в уютном испанском ресторанчике, а чай приехали пить ко мне домой. Я возилась на кухне. Рома пошел мыть руки в ванную, и вдруг на всю квартиру раздался жуткий душераздирающий вопль, и в кухню влетел Гришка, мой любимый кот, оставляя за собой на полу красный ручей. На мелко дрожащее кровавое месиво, минуту назад бывшее роскошным пушистым Гришкиным хвостом, страшно было смотреть.
В дверях кухни показалась виноватая Ромина физиономия. Войти он не решился, а лишь пугливо заглядывал.
— Что случилось? — закричала я, не зная за что вперед хвататься: за кота, за сердце или за голову.
— Я ему хвост дверью прищемил. Но я нечаянно! Я не хотел!
— Еще не хватало, чтобы ты хотел! Быстрее, Рома, что ты стоишь? Надо везти кота в больницу!
Я в панике хватала сумку, ключи, полотенце, чтобы завернуть бедного Гришку, натягивала сапоги, стаскивала с вешалки пальто... Рома стоял столбом, не двигаясь, и таращился на меня, как на сумасшедшую.
— Рома, очнись, одевайся, быстрее! — взревела я. Мне уже было не до китайских церемоний.
Рома сразу пришел в себя. Чувства вины, как не бывало.
— Ты с ума сошла? Какая больница в субботу вечером? Все закрыто! И вообще, это же кот, а не человек! У кошек, как известно, девять жизней. За ночь он залижет свой драгоценный хвост и утром будет, как новенький.
— Рома, я не буду ждать до утра. Я хочу ехать к врачу прямо сейчас!
Рома жалобно скорчился и застонал:
— Но я должен через час быть дома! Я обещал маме с ней поужинать. Ты же знаешь мою маму! Она из меня вытрясет душу, если я не приеду вовремя. Ну что сделается твоему коту хотя бы до завтрашнего утра?
Я поняла, что напрасно теряю время.
— Так, Рома, убирайся. Мне некогда с тобой торговаться. Я сама найду выход из положения. Бай, Рома, бай, иди отсюда!
Я буквально вытолкала Романа из квартиры, а он, признаться, не очень сопротивлялся. Как только за ним захлопнулась дверь, вся моя решимость мгновенно улетучилась, и я заревела, всхлипывая и причитая, чем испугала бедного кота еще больше. Он забился под диван и затих.
Я, размазывая слезы, металась по квартире, разворошила аптечку, нашла йод и бинт, беспомощно на них посмотрела и поняла, что сама не справлюсь. Мои руки сами набрали номер телефона Сережки. Хотя сквозь мои стенания и рыдания понять — что произошло — было непросто, Сергей быстро сообразил в чем дело, и через полчаса мы уже входили в дежурную ветлечебницу. Несчастного кота, завернутого в простыню, унесли в смотровую, а мы остались в приемной.
Когда я последний раз днем посещала с Гришкой ветлечебницу, приемная напоминала сумасшедший дом: собаки, лаяли, как ненормальные, их владельцы орали еще громче, пытаясь успокоить своих питомцев, больные попугаи сквернословили на всех языках мира, а кошки мяукали, будто за окном не снег падал, а звенела Мартовская капель.
А в этот субботний вечер, почти ночь, кроме нас в приемной никого не было. Пахло свежестью. Все дышало тишиной и покоем. Здоровые кошки и собаки сидели по своим домам и даже не подозревали — какие они счастливые...
Дверь скрипнула, и к нам вышел доктор, вылитый Айболит, толстяк с бородой и усами. По его лицу было ясно, что дело плохо.
— Нужен рентген, — посмотрел он на меня с такой жалостью, будто это мне, а не моему коту хвост прищемили.
Я поняла значение его взгляда. За каждый шаг в лечебнице надо будет платить, как говорится, не отходя от кассы, а рентген — это очень дорогое удовольствие.
— Если хвост сломан, — продолжал доктор свою скорбную речь, — кота оставим на пару дней, хвост придется ампутировать, если нет — ваше счастье, перевяжем и отпустим.
— Согласна,— всхлипнула я. — Бедный Гришка, как же он будет жить бесхвостый?
— Будем надеяться, — доктор поправил очки, печально покачал головой и пошел обратно, в смотровую.
— Да, а Маринка-то была права, Рома твой — тот еще козел! — подал голос Сережка.
— Ты сейчас и Мариночке своей думаешь? Больше не о чем? Она, между прочим, не только о Романе говорила!
— Ну, ладно, успокойся, может, обойдется все, не расстраивайся ты так!
Я захлебнулась в рыданьях.
— Сереж, прости меня, я сейчас ничего не соображаю. Бедный мой котик!
Так мы и сидели: я хлюпала носом, а Сережка меня утешал: Гришка сильный, он выкарабкается, все будет хорошо и прочие ничего не значащие слова, так необходимые в подобной ситуации...
Наконец дверь открылась, и на каталке вывезли моего бедного полумертвого от наркоза кота с забинтованным, но, слава Богу, целым хвостом, похожим на огромную белую колбасу. Чтобы кот не мог зализывать свои раны, на шею ему водрузили пластмассовый рупор, напоминающий стоячий воротник, и Гришка стал похож на герцога де Гиза. Сережка взял его на руки и бережно, как ребенка, понес в машину, а для меня наступил час расплаты в прямом смысле этого слова. Субботняя катавасия, а точнее, "котогришия", плюс три перевязки через каждые два дня, стоили $526.87. Хорошо еще, что не надо было делать операцию, а то счет бы пошел не на сотни, а на тысячи... Естественно, таких денег у меня с собой не оказалось и, мысленно попрощавшись с обновками к грядущим новогодним праздникам, я заплатила кредиткой. Узнав об этом, Сергей мрачно пообещал, что, если Роман мне этих денег не отдаст, то он ему тоже кое-что прищемит, а еще лучше отрежет. Я была счастлива, что мой кот не остался без хвоста, и ни о чем другом думать была не в состоянии.
Однако через пару дней я пришла в себя. В конце концов, конечно, кот только мой, но кто виноват в том, что случилось? Надо Роме намекнуть, чтобы он тоже раскошелился, пусть платит хотя бы половину. Потребовать у Романа всю сумму мне и в голову не пришло.
Вся следующая неделя прошла под знаком кота, которого надо было возить на перевязки, и окончательно замотала — и меня, и Сережку, который, несмотря на работу и учебу, возил меня с котом к врачу.
А Роман затаился и даже не звонил. Как говорится, "ушел в обидку" — за то, что его так грубо выставили. Я уже мысленно с ним попрощалась, однако, на носу был Новый год, и, видимо, Рома, рассудив, что кроме меня и мамы, праздновать ему не с кем, из двух зол выбрал меньшее, и, как ни в чем не бывало, позвонил мне. Минут десять он трепался о какой-то ерунде, пока я не потеряла остатки терпения.
— А ты не хочешь спросить, к примеру, как здоровье моего кота?
— А что? Какие-то проблемы?
— Проблемы? Какие-то? У меня просто нет слов! Не "какие-то", а ценой в $526.87.
— Ничего себе! За что?
— За все. За осмотр, за рентген, за перевязки, за лекарства, короче говоря, за лечение несчастного кота, которому ты прищемил хвост.
— И что? Какого хрена ты с ним в больницу потащилась? Тысячи кошек бегают по улицам и не подыхают!
— Роман, я с тобой уличных кошек обсуждать не собираюсь. Ты виноват и несешь за это ответственность.
— Да пошла ты со своим дурацким котом, знаешь куда?
И Роман, озвучив "куда", бросил трубку. Услышав подобное хамство, я озверела. Раз так, то теперь ты, голубчик, заплатишь мне все сполна. Судя по тому, что Рома распустил язык, говорил он не при своей мамочке, а, значит, не из дома, рассуждала я в ярости, а значит... И я смело набрала номер Роминого домашнего телефона. Как всегда, трубку сняла его мама. На это я и рассчитывала.
— Здравствуйте, Серафима Павловна! Это говорит знакомая вашего сына. Да-да, это у меня он пропадает по выходным уже почти полгода. Что же это вы, Серафима Павловна, так плохо своего мальчика воспитали? Мало того, что он моему коту хвост дверью прищемил, да так, что бедному коту чуть хвост не отрезали, мало того, что он теперь отказывается платить за лечение, так он еще, разговаривая с дамой, да-да, со мной, нецензурно выражается! Это что за манера? Неужели в вашем доме так принято? Какой позор!
На другом конце провода на минуту воцарилось молчание, а потом Серафима Павловна ледяным тоном спросила:
— Во что обошлось лечение?
— $526.87.
— Вы получите компенсацию. Надеюсь, Роман еще не забыл ваш адрес. Что-нибудь еще?
— Спасибо. Больше ничего. Всего вам доброго.
Поскольку звонок исходил от меня, то, не нарушив правила хорошего тона, я первая повесила трубку.
Через два дня по почте я получила от Романа чек на всю сумму.
Так не романтично закончился мой роман с Романом.
Через неделю наступил Новый год.
Праздновать в шумной компании настроения не было. Сережа предложил встретить Новый год у меня дома. Я тут же согласилась. Сережа принес елку, которую мы вместе нарядили. Я два дня не отходила от плиты, сочиняя необычное новогоднее меню. На закуску — салат "Мороз — красный нос", похожий на традиционный "Оливье", куда ж без него в новогоднюю ночь, но с добавлением свеклы, ветчины и специального соуса, по секретному рецепту нашей семьи. На горячее — мясо по-купечески, то есть с белыми грибами, запеченное в горшочке, а на десерт — мой коронный номер— торт "Айсберг", крем, безе и орехи, замороженный в морозилке, который нужно резать только горячим ножом.
Я накрыла стол белой скатертью, которую вышивала еще моя бабушка. Узоры на скатерти вырезались ножницами, и каждая дырочка обметывалась белыми нитками, стежок к стежку, плотно-плотно, такая вышивка называлась "Ришелье". Несмотря на свой почтенный возраст, накрахмаленная и отглаженная скатерть выглядела очень нарядно и в тоже время придавала столу неповторимый домашний уют. На тарелках был нарисован Дед Мороз, а на салфетках написано "С Новым годом!".
В Нью-Йорке, а тем более, на Брайтоне, можно купить все что угодно, а уж товары из России — предмет первой иммигрантской необходимости. Хрустальный бокалы, красные с золотом, витые свечи в серебряных подсвечниках, начищенные до блеска столовые приборы...
Ну, кажется, все... Можно садиться...
Пока я накрывала на стол, Сережка сел на диван и включил телевизор. На экране в центре Манхэттена под проливным дождем в ожидании, когда знаменитое новогоднее нью-йоркское яблоко улетит вверх, бесновалась разномастная толпа.
— Сереж, не хочу в Новый год дождь. Переключи, пожалуйста, на Москву. Хочу снег и куранты.
— Говорят, под Новый год, что не пожелается — все всегда произойдет, все всегда сбывается...
Сережа щелкнул пультом — и на экране, будто в окошечке, через которое видно весь мир, появилась настоящая зимушка-зима. Падал снег. Среди сугробов, под белым пушистым одеялом спрятались елки. Потом появилась знакомая с детства башня Кремля, которая надвигалась все ближе и ближе и, наконец, во весь экран высветился огромный циферблат с золотыми стрелками, одна из которых уже стояла на 12, а другая на 11. До Нового года оставалось заветных пять минут...
И тут в гостиной появился мой кот. Повязку ему уже сняли, и наголо обритый, с виду абсолютно крысиный Гришкин хвост плавно мотался из стороны в сторону, означая, что настроение у кота сонно-умиротворенное. Не обращая на меня никакого внимания, кот прыгнул на диван и нахально разлегся у Сережки на коленях. Надо же! Гришка никогда, ни с кем, даже со мной, этого не позволял.
Сережка нежно погладил кота по спине, почесал у него за ухом, потрепал по холке. Кот млел и урчал, а я дико ревновала не то кота к Сережке, не то Сережку к коту.
— Гришка, наглец! Знаешь, ты кто? Предатель ты бессовестный!
Кот продолжал валяться и даже ухом не повел в мою сторону.
— Дорогая, не начинай, пожалуйста, новый год со скандала!
Сергей обнял Гришку и, глядя мне в глаза, произнес:
— Кот, я тебя люблю. Давай жить вместе! И хозяйку твою заберем, не бросать же ее одну, а?
Вот так поворот! Это что, шутка?.. Уж не ослышалась ли я?
Гришка выгнул спину, мурлыкнул, спрыгнул с Сережкиных колен, подошел ко мне и стал тереться об мои ноги.
— Ну что, предатель, пришел подлизываться?
Я наклонилась, чтобы потрепать Гришку по спине и вдруг... На розовом, со свежими шрамами хвосте кота блестело золотое колечко с камушком, который переливался всеми цветами радуги...
— Сережа, — еле вымолвила я, — ты что, банк ограбил?
— Не-а, просто получил первую программистскую зарплату. Сюрприз!
Я бросилась к Сережке на шею.
— Поздравляю!
— А как тебе мое предложение?
Сережка прижал меня к себе, легонько дунул мне в ухо, и я окончательно сомлела.
— Ты же знаешь, Сереженька, куда кот — туда и я.
...Боя курантов мы не услышали...
Наступил Новый год, началась новая жизнь...
Ну, это уже другая история.
